Читать книгу Осколки зеркала моей взрослой жизни - Леонид Оливсон - Страница 3

Не может просто весь народ забыть о нем.

Он был значительной фигурой.

Он вызывал любовь, а у кого-то гнев…

Был с юмором, из рода гурий.

Не в осужденье, может быть, за все ему

В уме родились эти строки.

История нам объясняет – почему

Он стал в правлении жестокий.

Но надо знать, когда он только начинал

Он с Лениным был не согласен.

На социализм всемирный вождь уповал.

Для Сталина он был мечтатель.

Искал вначале с людьми он компромиссы,

Он даже против был расстрелов.

Тех лет архивы развенчивают мифы,

И домыслы все устарели.

Он сделать конституцию для всех хотел:

Альтернативный выбор людей.

Но кто у власти был сказали, чтоб не смел:

Они боялись его идей.

Кто делал революцию и был властью,

И дружно устроили террор,

И совершали это с такою страстью!..

И от народа скрыт их позор.

Вначале верил он в количество врагов.

Жалел потом, позволив тройки…

А те старались с разных берегов:

В своих рапортах были бойки.

В годах тридцатых он погибнуть даже мог:

Два раза были покушенья.

Врагов-троцкистов было множество, как блох:

Он в их глазах и был мишенью.

От этого у Сталина явилась злость,

Его на них чесались руки.

И стал карать врагов он: ленинскую кость,

А перестарались все же други.[1]

Убийство Кирова его расстроило,

Теперь не верил он никому.

В нем только партии он видел воина,

За друга вел пять судов от смут.

Он чистку в армии провел перед войной,

Сняв головы у троцкистских групп.

Борьбу возглавил во всем: в быте, с «левизной»…

Как мог, во всем прославлял он труд.

Он года первого войны признал вину,

В победе – главную роль русских.

Четыре года ждали мы эту весну,

И были люди и в кутузках.

Его заслуги и ошибки говорят:

Неординарный был человек!

Страну оставил мощной, а его клеймят.

Как мысли уходят в его век.

Как хорошо всегда лишь вспоминать

В душе плохие времена опять,

Когда сейчас ты знаешь, – не случиться это.

Но в нашем будущем, боюсь, что нет ответа…

Давайте ж мы исследуем хотя бы год 52-ой

Мы в клети Сталинского времени –

Обычный беспросветный, как и любой другой,

В совке пропагандистской темени.

Ходила девочка в десятый класс

И почему-то теряла волосы свои.

С косами – правила времен в том бытии,

Что были приняты для школьных масс.

И в ситуации такой подстриглась в «жатку»

И, постучав, вошла несмело в класс.

Учитель посчитала, это – блажь;

Узнав, директорша будто тряслась в припадке.

И повелела позвать смутьянку

И, строго девочке в глаза глядя, спросила:

– С каноном шутишь ты, вольтерьянка?

Загонишь ты нас всех в могилу!

Скажи, Эсфирь, – ведь так тебя зовут! –

Откуда родом ты с фамилией «Игельник»?

Ответь мне: соблюдаешь ты кашрут?

Быть может, ты уж всегда должна носить парик?

Ответь мне: почему постриглась ты?

– Я волосы теряла! Прошу простить меня!..

– А может, жениха твоей мечты

Тебе уж мама подыскала, – не рано ли?

Что можешь ты на это мне сказать?

Тебя обсудим мы на нашем педсовете!

Неужто важна тебе эта прядь?

И почему ты не такая, как все дети!

Подумай – на каком стоишь пути?

И помни, дорогая, все, что я сказала!

Ты хочешь дух другой страны внести,

Ты виновата – довела все до скандала.

Вернулась девочка сразу на занятия,

В надежде, что все грозное прошло.

Но здесь ее ждало придирок зло:

«Училки» действий, девчонки неприятие…

Она не знала, что директорша сказала,

Но в глубине души бессовестно мечтала

Девчонку эту как-то оскорбить,

Чтоб было ей совсем не сладко жить.

А на девчонке волосы вились…

– Ты может с бигуди прическу уложила?

Пойди-ка, волосы смочи! Молись,

Чтоб я не рассердилась! Это ты мудрила?

Она вернулась в класс и голову склонила.

Учительница посмотрела и спросила:

– Ты клала бигуди? Нет? Врешь! Клянись!

А волосы ее чрез час вились.

Вот в школе прозвенел уже звонок,

Закончился ужасный тот урок.

И девочки гурьбой домой бегом помчались,

Не посмеялись с ней, не просто попрощались.

То было в средней полосе зимой.

С расстройства девочка пошла домой,

Кружа в густом снегу путем совсем не близким…

И мир ей показался мерзким, злобным, низким.

И от обид на эту зануду

В сугроб зарылась, поймав простуду.

Родители нашли ее не поленились

И над ее здоровьем крепко потрудились.

Такого рода разных гнусных издевательств,

Когда режим сатрапа глянцевел,

Учительниц-антисемиток измывательств –

Девчонок юных в школах был удел.