Читать книгу Страна Семи Трав - Леонид Платов - Страница 17

Из Нарьян-Мара мы вылетели затемно. Теперь наш курс лежал не на север, как раньше, а на северо-восток. Когда пилот поднял самолет на две тысячи метров над землей, стало видно солнце. Огромный красный диск медленно выплывал навстречу из-за гор.

В полном молчании, сидя каждый у своего окна, мы наблюдали торжественный восход солнца.

Сомнения, высказанные моим спутником по поводу предполагаемого спасения Ветлугина, вызвали небольшую размолвку между нами. Во время завтрака, при шумной поддержке Жоры, принявшего судьбу Петра Ариановича близко к сердцу, я назвал Савчука архивным деятелем, бумажным человеком, лишенным воображения. Последнее как будто особенно уязвило его, и он надулся. Он дулся на меня почти всю дорогу от Нарьян-Мара до Дудинки.

Может быть, я проявил неумеренную горячность? Изложенный мною вариант спасения Ветлугина и впрямь был фантастическим, я сам понимал это.

Совесть мучила меня. То и дело я косился на громоздкую фигуру в меховом пальто, угнетенно сутулившуюся у окна.

Угрюмые хребты полезли под крыло. Это был Пай-Хой – горная страна, северное продолжение Урала.

Мы пролетели над Югорским полуостровом. Влево остались Амдерма и Хабарово, вправо – Воркута, новый индустриальный город, дальний заполярный родич уральских индустриальных городов.

Перешагнули Пай-Хой. А дальше уже Азия, Сибирь!

Под крылом засияла широченная полоса – залив, скованный льдом.

– Обская губа, – сказал я, глядя в окно.

Савчук кивнул.

– Вернулись из марта в январь, – продолжал я.

– В январь?.. Почему?

Я поспешил пояснить свою мысль. В Москве снег стаял, туман низко висит над домами, иногда моросит дождь. Здесь же зима еще в полной своей красе и силе. И обский лед тверд, прочен на вид, не то что лед Рыбинского моря, который уже пошел полосами – предвестие ледохода.

На самолете двигаемся встречь времени, как бы перебрасывая назад листки календаря.

– Что ж, мысль справедливая, но имеет и другой, более глубокий смысл, – сказал Савчук, поворачиваясь ко мне всем корпусом. (Честная душа, он не заподозрил маленькой хитрости, подвоха с моей стороны. Ведь я просто искал повода для примиряющего разговора.)

Этнограф развернул свиток, лежавший перед ним на тюках. Я ожидал увидеть обычную карту Сибири, нечто вроде зеркала, в котором отражается все, что проносится внизу. Но это была историческая карта. Цветные полосы пересекали ее во всех направлениях.

– Семнадцатый век, – сказал мой спутник. – Сибирь к нашему приходу, то есть к приходу русских.

– Итак, перед нами карта не настоящего, а прошлого Сибири? Проникаем в волшебную замочную скважину?

Савчук с недоумением посмотрел на меня.

– Виньетка в книге, помните?

– Ах да! Ну конечно. Скитальцы во времени!

– На самолете – в семнадцатый век!

– Как знать, как знать… – сказал задумчиво мой спутник. – А может быть, еще дальше…

Я с любопытством, уже неподдельным, нагнулся над картой.

– Оранжевый цвет – юкагиры, древнейшие жители Cеверной Сибири, – пояснил Савчук. – Синий показывает расселение ненецких племен. С юга наползает желтизна, надвигаются эвенки…

– Северная часть Таймыра, я вижу, не закрашена.

– Не зря же мы летим туда.

– Белое пятно в этнографии?

– Именно.

– А что обозначают красные стрелки?

– Пути продвижения русских первооткрывателей Сибири.

– Стрелки обрываются на полдороге к белому пятну.

– В семнадцатом веке не проникли в горы Бырранга.

– Не проникли, насколько я понимаю, и в восемнадцатом, и в девятнадцатом, и в двадцатом. Почему? Горы Бырранга очень высоки, являются неодолимой преградой?

– Нет, горы не очень высокие. Просто считалось (и до сих пор считается), что идти туда незачем.

Савчук вытащил из кармана небольшую книжку, перелистал ее, нашел нужное место.

– «Северная часть полуострова, начиная с хребта Бырранга, – прочел он, – совершенно необитаема для человека». Это новинка, – добавил он, – последнее по времени исследование о Таймыре, очень ценное. Автор – Александр Попов. Издание Академии наук. Называется «Тавгийцы».

– Кто это – тавгийцы?

– Их именуют еще нганасанами, народом ня. Старое название – самоеды…

Он быстро перебросил несколько страниц.

– «Тавгийцы – наиболее богатые оленеводы среди народов Крайнего Севера…» Нет, не то! «Тундра – родная стихия тавгийца, как знойные пески для бедуина…» Тоже не то! Ага, вот: «Тавгийцы – самая северная этническая группа Старого Света». Имеются в виду Европа и Азия.

Савчук опустил книгу на колени. Глаза его блестели.

– Вы видите, нужна поправка к этому утверждению, – заключил он. – Самым северным народом в Советском Союзе, а значит, и во всей Евразии являются не нганасаны (или тавгийцы), но «дети солнца».

– Которых обнаружил в горах Бырранга Петр Арианович Ветлугин, бежавший из царской ссылки, – сказал я тоном, не терпящим возражений.

Савчук поколебался с минуту.

– Да. Которых обнаружил в горах Петр Арианович Ветлугин, – согласился он добродушно.

«Перемирие» было заключено между нами на этих условиях.

Ночевка в Дудинке, на берегу Енисея, прошла очень спокойно, к удивлению, а может быть, и огорчению пилота Жоры. Ему, видимо, нравилось присутствовать при споре двух ученых, сохраняя при этом глубокомысленный вид третейского судьи.

Рассвет следующего дня был холодным, синим. Меня и Савчука он застал уже в кабине самолета.

Когда мы поднялись над Дудинкой, я не увидел ее прощальных огней. Мороз на совесть выбелил окна кабины. Пока я дышал на стекло и торопливо скреб его ногтями, как делают в трамвае, когда хотят проверить, не проехали ли остановку, город остался позади. Только оранжевое зарево, охватившее добрую четверть неба, напоминало о Дудинке. Вскоре исчезло и оно.

Наш пилот, боясь обледенения, поднимал самолет все выше и выше. Под крыльями запенились облака. Сидевший на тюках Савчук зевнул (в который уже раз!) и зябко поежился.

– Брр! – сказал он, поймав мой взгляд.

– Прохватывает?

– Еще как!

Разговор на таком холоде, понятно, не мог быть более содержательным.

По курсу самолета – один из самых юных наших заполярных городов, Новотундринск, раскинувшийся на самой границе леса и тундры. Там придется попрощаться с Жорой и пересесть с самолета на санки, запряженные оленями. Что ж, повернемся спиной к цивилизации, к двадцатому веку, и углубимся в каменный, стремясь на поиски сказочных «детей солнца»!

Воображаю, как холодно будет на санках!..

Солнце появилось в положенный час. Оно появилось даже раньше положенного часа, так как мы летели на очень большой высоте. Огромный шар выкатился на край горизонта, и колышущиеся, как океан, облака бережно приняли его. Тотчас же длинные алые пятна, будто следы брызг, протянулись по облакам с востока на запад.

Я засмотрелся на игру солнечных лучей. Наверное, впереди от вращения пропеллера образовался пестрый вихрь, радужные концентрические круги.

«Дети солнца»… Странное название – «дети солнца»!..

К ним шли (но не дошли) первооткрыватели Таймыра, лихие стрельцы Мангазейского острога. К «детям солнца» шел (и пришел!) с северо-востока, со стороны моря Лаптевых, беглый ссыльнопоселенец Ветлугин. К ним стремились и мы теперь.

В горы Бырранга, на Таймыр, на Таймыр!..

Пригревшись на солнышке у окна, я незаметно задремал.

Меня разбудила тишина. Рев моторов прекратился. Рядом стоял улыбающийся Савчук.

– Как? Уже Новотундринск? – спросил я, вскакивая.

– Видите, как хорошо, – сказал мой спутник. – И не заметили, как долетели. А сколько лет пришлось добираться до Таймыра землепроходцам, первооткрывателям!..

– Так ведь то было три века назад, – пробормотал я, протирая глаза и стряхивая дремоту.