Читать книгу Дело – табак. Полвека фабрики «Ява» глазами ее руководителя - Леонид Синельников - Страница 6

Пожалуй, стоит чуть вернуться назад и рассказать о самых ранних моих впечатлениях от страны, в которой я родился и вырос. После смерти И. Сталина произошли фактически революционные изменения, которые отразились на всех аспектах жизни государства. Советский Союз избавлялся от последствий этой жесточайшей формы тоталитаризма. Жизнь в стране менялась. Люди в значительной степени освобождались от идеологического плена, появилась возможность обустраиваться по-человечески, удовлетворять нормальные человеческие потребности. При Сталине все жили в ужасных условиях, одинаково убого, и даже не возникало мысли о материальном благополучии. Надо было работать на благо государства, восстанавливать страну после разрушительной войны. Наша семья проживала в двухэтажном доме рядом с Рижским (тогда Ржевским) вокзалом, в районе Мещанских улиц. Комнаты выходили в общий коридор. В нашем коридоре жило восемь семей. Удобств никаких не было. Для обогрева топили печки. Даже общей кухни не было. Каждая хозяйка готовила на керосинке или керогазе на своем столике, рядом с дверью в квартиру. Туалет и раковина для умывания находились в конце коридора, рядом с выходом на холодную лестничную клетку. По утрам, когда все спешили на работу, выстраивалась очередь в так называемые места общего пользования. Несмотря на такие условия, люди жили дружно, помогали друг другу. Все пережили войну и знали цену жизни. Я до сих пор удивляюсь, как мои родители смогли выстоять в это немыслимое время. Уходили на работу рано утром, приходили около восьми вечера. Квартира была холодной. Мама начинала готовить, отец надевал телогрейку, шел в сарай за дровами и углем и начинал растапливать печку. Было сыро, и тепло долго не сохранялось. Когда я приходил из школы, дома было уже холодно. Помню, что больше всего мечтал, чтобы было тепло и уютно. Рабочая неделя длилась шесть дней. В единственный выходной – воскресенье – мы с отцом ходили за продуктами на Крестовский (теперь Рижский) рынок, а потом всей семьей в баню в Банном переулке. Чтобы попасть в баню, выстраивалась очередь на несколько часов. Так проходила неделя за неделей. Подобным образом жило большинство москвичей. Не лучшее положение было и в многонаселенных коммуналках. Как ни странно, наличие общей кухни было причиной раздоров: хозяйки не могли поделить газовую плиту или раковину и происходили еже дневные скандалы и выяснение отношений. В так называемых сталинских домах[29] жило крупное начальство. Но за это надо было платить: среди указанной категории граждан был особо высоким риск оказаться репрессированными. Такие жилищные условия соответствовали сталинской идеологии распространения принципов коллективизма даже на личную жизнь. Чтобы люди оставались наедине или в кругу семьи как можно меньше времени и у них было меньше возможности поговорить «по душам».

Заработная плата лишь позволяла сводить концы с концами. Рядом с нашим домом находился Рижский гастроном. Прилавки ломились от разного вида деликатесов. Но люди в своей массе не могли воспользоваться этим великолепием и стояли в длинных очередях за дешевыми продуктами. Помню, что сам, стараясь помочь родителям, отстаивал по нескольку часов за дешевым творогом. Чтобы не потерять очередь, номера писали на ладони фиолетовым, так называемым химическим карандашом[30]. Быт был настолько не налажен, что некоторые наши соседи ходили с бидонами за бесплатным кипятком на вокзал. Зато государственная пропаганда постоянно восхваляла И. Сталина в связи с очередным снижением цен на продукты питания. Люди верили Сталину. Обожествляли за его заботу. Круглые сутки он, конечно же, работает в Кремле, заботится о благополучии страны и советских граждан. Дисциплина в стране держалась на страхе: страхе потерять работу, быть репрессированным за неосторожные высказывания или осужденным за мелкое хищение. Моя мама работала в Министерстве сельского хозяйства СССР. По ее рассказам, когда заканчивалось рабочее время, никто из сотрудников не решался покинуть свое рабочее место. Боялись, что начальник или секретарь партийной организации скажут: «Раз вы уходите “по звонку”, значит – недостаточно загружены, и вас можно сократить». Реорганизации и сокращение штатов в министерствах происходили регулярно, это держало людей в страхе. В стране поддерживалась регулируемая безработица. Люди боялись потерять работу. Переходы с одного места на другое не поощрялись властями. Такие «неустойчивые» и «неблагонадежные» сразу попадали под надзор властей. Если человек терял работу, он мог быть осужден за тунеядство.

Поступив на предприятие или в организацию, люди психологически были готовы проработать там всю свою жизнь. Даже при необходимости укомплектовать новое производство или расширить существующее перемещение кадров осуществлялось организованно, по выделенным «сверху» разнарядкам, так называемым партийным и комсомольским путевкам. Таким образом, люди с первых самостоятельных шагов и до выхода на пенсию были фактически «приписаны» к одному месту работы. Так осуществлять контроль за человеком было намного легче. По месту жительства за поведением в быту следил участковый милиционер[31]. Он обстоятельно опрашивал соседей о поведении попавшего под подозрение. На работе эту роль выполнял отдел кадров, который был своеобразным фильтром при приеме на работу и играл важную роль в ходе дальнейшего продвижения по службе. Кадровиков не любили и боялись, так как знали, что они работают в контакте со спецслужбами и должны постоянно информировать их о положении на предприятиях или в организациях. Отдел кадров тесно сотрудничал с так называемыми особыми отделами, которые фактически были представителями органов НКВД. На секретных и режимных предприятиях они составляли большие подразделения. На предприятиях пищевой промышленности это был один сотрудник – начальник «спецчасти». Как правило, на подобных должностях работали бывшие сотрудники органов безопасности, очень закрытые люди, мысли которых было трудно прочитать.

Население безропотно принимало такие условия. Главное – закончилась война, и жизнь, конечно же, будет улучшаться! Постоянное снижение цен вселяло в народные массы надежду и укрепляло веру в Сталина[32]. Советская пропаганда работала достаточно эффективно. С утра до вечера по Всесоюзному радио звучали песни, прославляющие вождя. Помню, будучи учеником начальных классов, искренне считал Сталина вождем и учителем, представлял его как сверхчеловека, наделенного неземными качествами. Сталин редко появлялся на публике, каждое его слово было на вес золота. Увидеть Сталина, даже издали, можно было только на демонстрациях трудящихся в дни государственных праздников. Колонны демонстрантов состояли из представителей разных учреждений, сформированных по районному признаку. Участие в демонстрации было необходимым условием подтверждения преданности власти. Мама часто брала меня с собой, и мы проходили в колонне Министерства сельского хозяйства СССР. Демонстрация длилась 8–10 часов. Это было утомительно, но люди шли с энтузиазмом, пели патриотические песни, плясали. До Красной площади от расположения министерства, где формировалась колонна, было близко, но сценарий был составлен так, что колонна двигалась по длинному маршруту. Народ должен был испытывать трудности даже на праздниках. Когда усталые люди достигали Красной площади, всех интересовал только один вопрос: «Товарищ Сталин на Мавзолее?» Правда, разглядеть и понять что-либо было очень трудно, так как Красную площадь колонны, окруженные цепью из сотрудников спецслужб, преодолевали почти бегом. Но все равно все были воодушевлены и счастливы, если считалось, что Сталин стоял на трибуне! Таким образом, даже демонстрации были построены на пренебрежении к человеку, унижали его достоинство.

Апогея истерия по отношению к вождю достигла, конечно же, в дни его похорон[33]. Было раннее утро, когда под аккомпанемент траурной музыки советскому народу сообщили о смерти Сталина. По всей стране проходили траурные митинги. Скорбь простых людей была неподдельной. Гроб с телом вождя, согласно заведенному порядку, был установлен для прощания в Колонном зале Дома Союзов[34]. Ведомый какой-то непреодолимой силой, в общем-то послушный сын и прилежный ученик, я оставил уроки в школе и решил во что бы то ни стало проститься со Сталиным. Был очень морозный день. Центр, улица Горького сразу после площади Пушкина были перекрыты военными. Очередь в Колонный зал начиналась от памятника Пушкину и шла в сторону Пушкинской улицы, в конце которой находилось здание Дома Союзов. Расстояние небольшое. Люди в очереди были в основном степенными, терпеливо и очень медленно продвигались вперед. Как говорили, движение очереди регулировали сотрудники НКВД, которые контролировали проход в Дом Союзов. После здания Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко очередь надолго остановилась. Говорили, что прощались с вождем официальные делегации. Но после пяти часов вечера, когда закончился рабочий день, обстановка резко изменилась. Обезумевшие толпы прорывали заграждения военных, через арки жилых домов вливались на Пушкинскую улицу и сминали людей, стоявших в очереди. Некоторые даже спускались с крыш домов. В течение нескольких минут мирная очередь превратилась в обезумевшую толпу и стихийно понеслась вперед. Было очень страшно. Кто-то из взрослых пытался мне помочь, чтобы я не оказался прижатым к стенам домов, а еще хуже к витринам, расположенным вдоль Пушкинской улицы. Смутно помню, каким образом мне удалось выскочить из этого смертельного потока…

Я шел домой по бульварам через Трубную, Самотечную и Колхозную[35] площади в сторону Ржевского вокзала. То, что я видел, было ужасно. Сплошной, гигантский поток обезумевших людей двигался мне навстречу в сторону Дома Союзов. Запомнились встречавшиеся по дороге горы калош, как свидетельство неуправляемых, возможно, трагических событий. Домой я пришел после часа ночи. Родители догадались, где я был, знали о том, что происходит в городе, и были готовы ко всему. Меня не ругали, ни о чем не спрашивали. Обогрели, накормили, и я лег спать. Говорили, что в эту ночь в Москве погибло и пострадало много народу. Как всегда в таких случаях, распространяли слухи о преднамеренном вредительстве при организации прощания со Сталиным, которое привело к таким тяжелым последствиям. Официальные источники информации, как всегда, хранили полное молчание по этому поводу.

На XX съезде партии[36] пришедший к власти Никита Хрущев выступил с докладом, разоблачающим культ личности Сталина. Страна узнала о массовых репрессиях и других нарушениях законности. При этом авторитет Коммунистической партии, правящей силы в стране, оставался нерушимым[37]. Этот доклад послужил началом новых процессов в советском обществе. Началась реабилитация жертв сталинских репрессий. Происходили глубокие изменения в сознании советских людей. Движущей силой этих изменений стала интеллигенция. В «толстых» журналах[38] публиковалось множество материалов, правдиво отражавших все, что происходило со страной. Люди узнали правду о приходе Сталина к власти, о репрессиях 1937 года, неподготовленности к войне, истинном героизме советского народа, неоправданных жертвах и сталинской послевоенной реакции. Появились художественные произведения, правдиво отражающие жизнь и то, что происходило со страной и людьми. После жесточайшей цензуры эти публикации были необходимы, как глоток свежего воздуха, они буквально переворачивали сознание людей. Люди поверили в возможность перемен. Особенно сильное влияние эти процессы оказали на учащуюся молодежь. Росло новое поколение, более свободное от партийного догматизма. Это важнейшее для страны время впоследствии назвали хрущевской оттепелью[39], а поколение интеллигенции – шестидесятниками.

Начал давать трещины выстроенный при Сталине железный занавес[40]. Ведь только таким образом, в полной изоляции от реальной жизни окружающего мира, можно было держать в повиновении народ огромной страны. По сравнению со своим предшественником Хрущев был общественно открытым политиком. Он много ездил по миру с государственными визитами. Такие поездки широко освещались в прессе. Благодаря этому страна стала ощущать себя частью большого мира, что также меняло психологию людей.

Ничто не сближает больше, чем культура. После долгой изоляции в Советский Союз стали приезжать ведущие деятели зарубежной культуры. Можно вспомнить, например, победу в 1958 году замечательного американского пианиста Ван Клиберна на первом Международном конкурсе им. Чайковского. Своими выступлениями он покорил московскую публику и завоевал колоссальную популярность в стране. В 1957 году в Москве проходил Международный фестиваль молодежи и студентов. Для СССР это было грандиозное событие. В столицу приехали гости – представители молодежи со всего мира. И хотя советская молодежь еще оставалась идеологически «зашоренной», возможность подобного рода открытых контактов с зарубежными сверстниками ранее было невозможно себе представить.

Начала меняться партийная политика. Люди больше не хотели быть «винтиками», и в партии началась некоторая демократизация. Требования повернуться лицом к человеку, сфокусироваться на потребностях людей стали все чаще декларироваться в партийных документах. Впервые в СССР началось масштабное жилищное строительство. При Сталине строились элитные дома для избранных, высотные здания в Москве должны были символизировать мощь коммунистического режима. Народ же жил в ужасающих условиях – в подвалах, бараках, перенаселенных коммуналках. При Хрущеве люди стали в массовом порядке переселяться в новые квартиры. Качество жилья было низким: панельные пятиэтажки без лифта. Квартиры малогабаритные: низкие потолки, упрощенная планировка, совмещенные санузлы, но это были отдельные квартиры! Хотя впоследствии Хрущева обвиняли в строительстве жилых домов такого низкого качества, а дома называли «хрущевками», прогресс в жизни людей был очевиден. При существующем тогда уровне жилищного строительства другим способом эту поистине катастрофическую ситуацию разрешить было невозможно. Жильцы нашего дома, не соответствующего элементарным жилищным условиям, тоже постепенно переезжали в новые квартиры.

Другим важным фактором, перевернувшим сознание населения, была реформа пенсионной системы. В сталинское время размер пенсий был очень низким, буквально нищенским. При Хрущеве пенсии были значительно повышены, максимальный размер теперь мог составить 120 рублей[41]. По тем временам это были хорошие деньги. Люди перестали бояться выхода на пенсию, просто начиналась новая жизнь. В народе даже шутили, что одинокий пенсионер с такой пенсией может «представлять интерес» для сравнительно молодой женщины. Многое изменилось в лучшую сторону в повседневной бытовой жизни на селения. Открылись химчистки и комбинаты бытового обслуживания. В магазинах появились более качественные продовольственные товары по доступным ценам для населения. В булочной в нашем доме продавалось много новых видов выпечки. Буквально был поражен, когда свежий хлеб и булочки стали разносить в корзинах по квартирам. Внимание к людям стало проявляться во многом. Особенно оно ощущалось после полного бесправия и пренебрежения к проблемам граждан в сталинское время. Стали открываться кафе, пивные бары, пельменные. Для любителей выпить появились «рюмочные». Вниманием руководства стали пользоваться обычные жизненные вопросы, а не только крупные стратегические проблемы. Например, Хрущев очень много внимания уделял сельскому хозяйству. Особенно его заинтересовала такая сельскохозяйственная культура, как кукуруза. А это хороший корм для скота и, следовательно, улучшение снабжения населения продуктами. Конечно, Никита Сергеевич в этом, как и во многом другом, перебарщивал, требуя, чтобы кукурузу выращивали даже там, где не позволяли условия. В народе над этим пристрастием подшучивали, называли Хрущева «кукурузником». Но это же указывало и на принципиальные изменения в политике государства. Появились предпосылки к развитию пищевой промышленности.

Проводя серьезные преобразования, Хрущев не сумел добиться поддержки со стороны высшего партийного аппарата. Как я уже сказал, переход от жесткой партийно-хозяйственной вертикали к совнархозам ослаблял роль ЦК КПСС в управлении страной. Это не могло не вызвать беспокойства среди партийной верхушки. В свою очередь Хрущев и сам был противоречивой фигурой, сформировавшейся как руководитель в период культа личности Сталина. Проводя политику децентрализации управления экономикой, он не спешил реформировать политическую систему в стране, делиться находящейся в его руках неограниченной властью. В результате стали создаваться предпосылки для формирования культа личности самого Никиты Сергеевича. Этим воспользовались партийные аппаратчики во главе с Леонидом Брежневым. Его обвинили в волюнтаризме, в том что он стал принимать важные государственные решения, не считаясь с законами «системы». На специально созванном Пленуме ЦК КПСС Хрущева отстранили от власти[42]. Целью Брежнева и приведшей его к власти группировки было восстановление централизованного управления экономикой, роли ЦК КПСС в управлении страной и постепенная реабилитация сталинизма. Были распущены совнархозы и вновь образованы госкомитеты, министерства, а также Госплан как единый орган планирования в экономике. Но заложенные Хрущевым перемены уже изменили облик страны и тенденции в ее развитии.