Читать книгу Как живые. Образы «Площади революции» знакомые и забытые - Лев Симкин - Страница 6

Идея строительства метрополитена в Москве появилась еще в 70-е годы XIX столетия. Тогда некий инженер Титов предложил проложить в городе подземную железную дорогу. Центром предполагаемой сети «сабвэя» должен был стать Кремль и его окрестности, те места, где потом советскими строителями была возведена «Площадь Революции». Тогда идея не нашла поддержки, в казне не хватило средств. К тому же против выступили представители церкви, возражавшие против того, чтобы человек, созданный по образу и подобию Божию, спускался в преисподнюю.

В начале нового века группой инженеров по инициативе российского предпринимателя, «железнодорожного короля» Николая фон Мекка был разработан проект московского метрополитена. В 1902 году Московская дума его отвергла. Не последнюю роль в этом сыграл Сергей Нилус, известный как публикатор «Протоколов Сионских мудрецов», полагавший, что метрополитен – это происки «слуг антихристовых, вредное и греховное сооружение».

В 1920-е годы москвичи в основном передвигались на трамвае, всегда переполненном. Ни в одной столице мира трамвай не перевозил столько пассажиров – только в 1930 году их число составило один миллиард. Ну а те, кто побогаче, нанимали извозчика – с лихача на метро собирался пересесть падкий на все новое Маяковский.

Жаль, не успел. Возглавивший Москву в год смерти поэта Лазарь Каганович занялся строительством метро вплотную. «Метростроевцы часто спрашивали себя, когда же отдыхает Лазарь Моисеевич, – написано в книге „Метро“, изданной в 1937 году „Детгизом“ для детей старшего возраста. – Они видели товарища Кагановича у себя под землей и в 9 часов утра, и в 3 часа дня, и в 4 часа ночи».

Понятно, имя Николая фон Мекка никто не вспоминал, хотя и на этом этапе во всем этом участвовал коллектив фонмекковских инженеров-проектировщиков, уже без него, расстрелянного без суда в 1929 году.

Стройке был присвоен статус ударной, она получила право на приоритетное обеспечение ресурсами. Тринадцать первых станций метро и перегонов между ними построили всего за четыре года. 15 мая 1935 года, в день открытия регулярного пассажирского движения, по всему городу шли массовые гулянья, сравнимые по размаху с революционными торжествами. Накануне на всех фабриках и заводах не стихали митинги. Над Москвой кружил агитационный самолет «Максим Горький», самый большой самолет того времени, с громкоговорящей радиоустановкой «Голос с неба» на борту. Через несколько дней после открытия метро он упадет во время демонстрационного полета.

Долго не смолкавшими «ура» и возгласами «Да здравствует наш Сталин!» встретили вождя участники торжественного заседания в Колонном зале. Первым, понятно, выступил он сам (впервые под кинопленку), затем – передовики, после чего председательствовавший Николай Булганин объявил о закрытии заседания. Объявил, как писали в советских романах, «с доброй улыбкой», намекая, что это он не всерьез. Потому что публика ждала выступления «лучшего метростроевца товарища Кагановича» и стала скандировать его имя, в чем, разумеется, не было никакой самодеятельности. И тот вышел на трибуну.

С этого дня московское метро стало носить имя Кагановича. В 1955 году Никита Хрущёв, в 1930-е годы бывший правой рукой Кагановича, переименовал метро в честь «великого Ленина». Это случилось после открытия ленинградского метро, которому сразу присвоили имя вождя революции. Кагановичу подсластили пилюлю станцией «Охотный ряд», переименованной в «Имени Кагановича». Через два года «дорогой Никита Сергеевич» расправился с «антипартийной группой в составе Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова», пожелавших сместить Хрущёва с должности, и имя Кагановича навсегда ушло из топонимики метрополитена.

«Метрополитен Парижа. Здесь все подчинено интересам капиталистической наживы. Пассажиров мутит от спертого воздуха… Оформление парижского метро неряшливо и убого, освещение очень тусклое» («Архитектура московского метро имени Л.М.Кагановича»). И, правда, разработчики метро в Нью-Йорке, Париже, Лондоне и Берлине относились к нему лишь как к одному из видов транспорта. На Западе подземки не украшали, это было чисто советское изобретение. При строительстве московской подземки возобладал иной, идеологический подход: метро должно было поражать воображение пассажиров картиной будущего – коммунизма. Как сказал Каганович, выступая в Колонном зале, «что ни станция, то дворец, что ни дворец, то по-особому оформленный!»

Много позже Маргарет Тэтчер на вопрос, как ей понравилось московское метро, ответит: «У нас дворцы принято строить над землей, а не под землей». За полвека до ее визита в Москву тот же вопрос был задан Сталину.

На сей счет есть одна журналистская байка. Перед самым открытием метрополитена главный редактор «Вечерней Москвы» Абрам Романовский сообщил редакции, что следующий номер будет посвящен откликам трудящихся на это событие. В кабинете редактора задержался репортер Трофим Юдин и, когда тот вышел, подошел к вертушке и сделал вызов. Ответил сам Сталин, накануне совершивший ознакомительную поездку. – «Понравилось ли вам метро?» – «Записывайте: метро понравилось. Московское метро – лучшее в мире. Сталин».

Когда об этом узнал главный, с ним случилась истерика. «Печатать интервью с вождем? А если Юдин все выдумал? Не печатать? А вдруг правда! Добудь мне подтверждение, не то – уволю!» Юдин вновь позвонил Сталину: «Товарищ Сталин, меня увольняют – не верят». – «Скажите, что я не велел вас увольнять». Юдина не уволили, он пересидел в газете шестерых редакторов.