Читать книгу Дикий цветок - Лейла Мичем - Страница 20

Джереми Уорик пустил своего коня легким галопом, когда тот свернул на обсаженную мшистыми деревьями дорогу, ведущую к особняку его семьи, издалека похожему на Парфенон[16]. Господский дом хозяев плантации Мэдоулендс был возведен из покрытого белой штукатуркой кирпича. Роскошное строение прямоугольной формы высотою в три этажа, если считать цокольный. Его окружали два ряда массивных колонн, которые поднимались до самой крыши. Подобно сверкающему драгоценному камню, даже в наступающих сумерках дом выделялся на фоне пышных садов и огромных лужаек, которые спускались вниз и терялись среди полей, откуда уже сняли урожай хлопка. Поля эти исчезали за горизонтом. Рожденный среди раздолья и роскошных строений Мэдоулендса, Джереми никогда прежде не обращал особого внимания на тот факт, насколько величественным кажется отчий дом, как обширны принадлежащие семье земли. Плантация Квинскраун была куда скромнее. Теперь он взирал на все эти земли и величавый особняк совсем другими глазами. На что пойдет человек, чем рискнет, чем пожертвует ради того, чтобы все это стало его?

Именно всего этого Сайлас желал всей душой. Именно для этого, по его мнению, он появился на свет. Именно это необходимо любому уважающему себя мужчине. Если Моррис завтра умрет, оставив Квинскраун своему брату, Сайлас будет самым счастливым, самым довольным своей судьбой человеком. Если отец и братья Джереми, не приведи Господь, скончаются, а он, Джереми, унаследует все их состояние, то ничего, за исключением горя и отчаяния, в его душе не останется. Причины его желания переселиться в Техас были иными, нежели у Сайласа. Он тоже был не прочь стать хозяином на своей собственной земле, но окружение – и это главное – должно быть новым, свежим, полным жизни. Все, о чем Джереми имел хоть какое-то представление, было связано с сельским хозяйством, но он не отказался бы и от других возможностей разбогатеть на земле больших надежд, которую являл собою Техас. Джереми втайне считал плантаторскую систему Южной Каролины с ее обычаями, традициями, нравами и предрассудками закостенелой и малоэффективной. Придет день, и она станет бесплодной, как постепенно теряет свое плодородие земля вокруг. Джессика Виндхем, должно быть, придерживается того же мнения.

Но Джереми вполне мог понять источники одержимости всем этим друга. Сайлас был человеком земли, земли, дающей богатые урожаи хлопка, если уж быть точным, а еще он был мужчиной из рода Толиверов, которого с самого рождения учили владеть, хозяйничать, распоряжаться, но никак не подчиняться чужим приказам. В жилах Сайласа текла кровь его предков. Он не мог изменить заложенного в нем с рождения характера или пойти с самим собой на компромисс, как не способен был изменить цвета собственных глаз.

Джереми было жаль друга. Ни одному моряку на свете не перепадало бороться с такими всеразрушающими девятыми валами, с какими приходилось теперь иметь дело Сайласу. Он оказался в ловушке между тигром и львом. В любом случае его легко могли растерзать живьем. Если он останется на плантации брата и женится на любимой девушке, то, без сомнения, угаснет от тоски. Если он выберет Техас, то вся земля и весь хлопок в мире не смогут унять его душевных терзаний по поводу того, что он женился на другой.

Сможет ли Сайлас пожертвовать той, кого любит, ради того, чтобы спасти самого себя? Сможет ли он бросить Летти опустошенной и униженной? Джошуа будет безутешен. Маленький мальчик уже считает Летти своей мамой, а Елизавета любит ее словно родную дочь. Если Сайлас бросит Летти и женится на Джессике, то покинет Южную Каролину с репутацией бесчестного человека и уже не сможет вернуться домой.

А как быть с Джессикой Виндхем? На фоне красоты Летти Седжвик у этой девочки нет никаких шансов завоевать сердце Сайласа. Конечно, если она вообще этого захочет… Учитывая вздорный характер Джессики, который Джереми имел удовольствие наблюдать, зная ее отношение к рабству, можно было бы предположить, что девушке будет неприятно даже поцеловать его друга.

Джереми покачал головой, жалея Сайласа, и пустил коня в галоп. Плохо, что Карсон Виндхем приехал не к нему. Когда ему исполнился двадцать один год, Джереми повстречал и полюбил девушку, которая вскоре умерла от тифа. И с тех пор ни одна особа женского пола не производила на него такого впечатления, как Джессика Виндхем. Если бы ее отец попросил его жениться на Джессике, он бы долго не раздумывал.

Джессика встретила тетку на лестнице.

– Тетя Эльфи! – бросаясь к ней в объятия, воскликнула девушка.

– О, моя милая девочка! Как же я перед тобой виновата! – порывисто заговорила тетя. – Если бы я больше времени уделяла тому, с кем ты общаешься в Бостоне…

Джессика отстранилась и заглянула тете в глаза.

– Ты ни в чем не виновата, тетя Эльфи. Я уехала отсюда уже с твердыми убеждениями. В пансионе они просто оформились окончательно. Ты знаешь… что мне уготовили?

– Нет, дорогая, – твой отец мне не доверяет. Но моя сестра очень расстроена.

Лулу остановилась на нижней ступени лестницы.

– Хозяин ждет, мисс, – бросив на девушку колючий взгляд, произнесла негритянка.

– Ждет, но не тебя, – вызверилась на нее Джессика. – Иди лучше по своим делам.

– Я должна сопроводить вас к нему.

– Я знаю, где расположен кабинет отца! Убирайся!

Джессика подождала, пока служанка скроется с глаз.

– Тетя Эльфи, ты видела Типпи? Что они с ней сделали?

– С ней все в порядке. Она живет со своей матерью и работает белошвейкой. По-моему, она шьет подвенечное платье. Пожалуйста, пожалуйста, Джессика! Веди себя осторожно, когда будешь разговаривать с отцом.

– Постараюсь, тетя Эльфи.

Джессика поцеловала женщину в щеку и поспешила вниз. Подол юбки развевался следом.

Не умея самостоятельно причесываться, Джессика четыре дня своего домашнего ареста ходила с распущенными волосами. Ничего удивительного не было в том, что без проворных рук Типпи ее непокорные локоны свалялись. Сегодня ей пришлось стянуть рыжие вихры, падающие на лоб, заколкой-пряжкой. Одевалась Джессика в спешке, поэтому слишком поздно обнаружила пятно у себя на груди. Сама зашнуровать себе корсет она тоже не умела. Ее талия, впрочем, и так была не толще осиной, поскольку во время заточения девушка почти ничего не ела. Как бы там ни было, а от внимания отца, вполне возможно, не ускользнут подобного рода вещи. Разозлится ли папа при виде того, во что превратилась его дочь, или, наоборот, пожалеет ее?

Карсон Виндхем стоял у большого, выложенного природным камнем камина. Он курил трубку с длинным мундштуком и смотрел на пламя, словно оно могло подсказать ему, как следует поступить с дочерью. Мать сидела в кресле у огня. Выглядела она несчастной и потерянной. Сердце Джессики скрутило от жалости к ней. Сколько же огорчений и душевной боли она ей причинила! При виде дочери та хотела встать с кресла, но Карсон мягким движением остановил ее. Женщина безвольно опустилась в шелковую пену складок подола своего платья.

Карсон подошел к письменному столу и положил пенковую трубку на особую подставку. Джессика восприняла это как дурной знак. Обычно, когда ее отец курил, он был дружелюбно расположен к окружающим.

– Джессика! – произнес Карсон Виндхем. – Ты стала позором нашей семьи. Ты предала не только нас, твою плоть и кровь, но и всех людей одного с нами круга, всех тех, кто держится наших традиций и равняется на пример для подражания, коим обязаны служить твои родители и твой брат. Ты явно не желаешь жить нашей жизнью, следовать традициям дома Виндхемов, поэтому я предлагаю тебе на выбор два пути, по коим ты сможешь пойти и в полной мере проявить свои аболиционистские наклонности, если, конечно, тебе это позволят.

– Карсон! – с горечью обратилась к мужу Юнис. – Может, не надо? Давай дадим ей еще один шанс.

– Нет, мать. Мы уже все обсудили, – уже без стали в голосе, вполне миролюбиво произнес Карсон. – Наша дочь не имеет права жить среди нас. Она предательница. Она предала не только нашу семью, но и наших предков, и всех тех южан, которые разделяют и поддерживают наш образ жизни. – Потом, обращаясь к жене, но не отрывая взгляда от дочери, он продолжил: – Прощена она может быть только в том случае, если извинится перед семьей и признает всю тяжесть нанесенной нам обиды. Я уверен, что мы простим и поймем, что наша дочь была сбита с верного пути мисс Конклин.

– Я что, должна извиниться перед Майклом и его ночными всадниками? – спросила Джессика.

Ее страх сменился негодованием.

– Вот именно.

– Ни за что, – заявила Джессика.

Мать прижала пальцы ко лбу.

– О, Джессика, дорогая…

Девушка ответила твердым взглядом на хмурый взгляд отца.

– Каково будет мое наказание, папа? Меня сожгут живьем у позорного столба или сдерут кожу?

Карсон отвернулся от дочери. Этим он давал ей понять, что с него довольно. Джессика видела, как напряглись его плечи. Отец выдвинул стул из промежутка между тумбами письменного стола, бросил взгляд на разложенные на столешнице бумаги, словно перестал ее замечать. Вполне возможно, он никогда на нее больше не посмотрит. Для отца она стала навеки проклятой.

– Помнишь, какое наказание наложили на старшую сестру твоей матери, когда она опозорила свою семью в Бостоне? – не глядя на дочь, произнес Карсон Виндхем.

Ужас, холодный, как лезвие ножа, коснулся ее сердца. Эта история успела превратиться в легенду в семье ее матери. Старшая дочь вступила в предосудительную связь с молодым человеком, которого ее отец не считал достойной партией для дочери. В наказание ее отправили в Великобританию, где заставили постричься в монахини в один из монастырей кармелиток, славящихся строгостью устава во всем католическом мире. Джессика знала, как ее мать и тетя Эльфи сожалеют о тяжелой доле, постигшей их сестру. Оказывается, «страдалицам», как иногда называют монахинь, разрешается разговаривать друг с другом только два часа в день, а общаться с кем-либо вне стен монастыря и вовсе запрещено. Приняв обет бедности и трудолюбия, они живут в пустых, холодных кельях, постоянно молятся, едят почти одни только овощи, а с праздника Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня в сентябре до самой Пасхи соблюдают строгий пост. После того как старшую сестру увезли из дома, они больше никогда не виделись.

– Нет!

Джессика перевела взгляд на мать, ища подтверждения угрозам отца. Юнис, смахнув слезы с ресниц, слегка кивнула головой.

– Да, – сказал Карсон. – Как только я договорюсь с ними.

Взяв в руку перо, мужчина поставил на документе свою подпись.

– В Дарлингтоне, торговом городе на северо-востоке Англии, есть монастырь кармелиток. Вполне возможно, там ты сможешь свести знакомство со своей тетей. Ей сейчас лет шестьдесят или около того, если я не ошибаюсь.

Он отложил в сторону лист бумаги и подписал другой документ.

– Или же ты выйдешь замуж за Сайласа Толивера и уедешь с ним в Техас. Тебе решать.

У Джессики внезапно закружилась голова. Ее папа что, с ума сошел? Сайлас Толивер обручен с Летти. Они поженятся через шесть недель, даже раньше. Отец, видимо, позабыл, что его дочь будет подружкой невесты, а Типпи шьет сейчас подвенечное платье.

Джессика глянула на мать. Та зажмурилась и прикусила губу. Казалось, что она молится. Потом девушка перевела взгляд на бесстрастное лицо отца, склоненное над лежащими на столе бумагами.

– Сайлас Толивер обручен, – произнесла она. – Ты забыл? Как он может на мне жениться?

– Он разорвет свою помолвку. За это я ему щедро заплачу, – заявил Карсон Виндхем. – Поверь мне, он пойдет на эту сделку. До конца назначенного мною срока ответа осталось десять дней, но у меня нет ни малейшего сомнения в том, что он согласится.

– Боже правый, папа! Что ты замыслил?

Послышался шелест шелковой ткани – встала Юнис.

– Сайлас хороший человек, Джесси, – с нотками мольбы в голосе сказала она. – Он о тебе позаботится. Твой отец распорядится так, что вы ни в чем не будете нуждаться. Если же тебя отправят в то ужасное место в Англии, мы никогда больше не увидимся.

– Но Сайлас обручен!

– Это легко исправить, – повторил Карсон.

Весь ужас отцовского замысла только сейчас начал в полной мере обрисовываться в ее сознании.

– А что будет с Летти? Если Сайлас на ней не женится, она придет в отчаяние.

– Такова уж цена твоей глупости и одержимости Сайласа своими навязчивыми идеями. Думаю, впрочем, она со временем смирится и найдет утешение.

– Я не хочу ничего из того, что ты мне предлагаешь, папа. Я лучше сбегу… и буду жить у тети Эльфи в Бостоне.

– Нет, моя дражайшая доченька, никуда ты не сбежишь, а если попробуешь, то я продам Типпи и ее мать… по отдельности. Поверь мне хоть на этот раз. Я не хочу, чтобы в Бостоне ты продолжала вредить интересам своей семьи.

Юнис испустила легкий стон и прикрыла уши ладонями. Ей явно было стыдно.

– А я думала, что ты меня любишь, папа, – тихо произнесла девушка.

Он глянул ей в лицо. Возможно, в последний раз в жизни.

– Я любил тебя, дорогая, больше, чем ты можешь себе представить. В этом-то и трагедия. Ладно, ступай наверх в свою комнату и хорошенько обо всем подумай. Твоя мать пришлет к тебе Типпи. Надо будет привести твой внешний вид в порядок. Ты выглядишь просто ужасно. Во время последнего своего Рождества в семейном кругу ты не должна выглядеть такой замарашкой.