Читать книгу Логово снов - Либба Брэй - Страница 16
Часть первая
День седьмой
«Алая река»
Оглавление– Лин? Где ты? Лин! – звал Генри, и голос его тонул в тумане.
Он-то думал, что она прямо позади, но потом обернулся, а кругом только безликие деревья – все одинаковые, и непонятно, откуда ты пришел.
Теплый ветерок принес своевольный запах гардении, а с ним и другие – мох и речную воду, запахи дома. Где-то далеко, совсем слабо, смычок упорно пиликал «Алую реку».
– Луи? – позвал Генри; в горле его набух ком.
Впереди древесные тени слегка расступились, открывая бегущую сквозь чащобу едва освещенную тропку. Скрипка ударила сильнее.
– Лин! – попробовал Генри еще один, последний раз.
Он совсем не хотел ее здесь бросать, но боялся оборвать эту ниточку к Луи, важную, как сама жизнь. Быть может, где бы она сейчас ни была, Лин тоже услышала музыку и пошла на звук. Надеясь, что так оно и есть, Генри устремился за скрипкой в глубину леса.
Солнце засияло ярче, туман истончился. Плоские, как бумага, деревья округлились, нарастили кору, превратились в громадные вековые дубы в колышащихся бородах испанского мха. Стрекозы чертили мимо его лица и ныряли к зеркалу пронизанной солнцем реки, где синяя лодочка покачивалась у берега – совсем такая же, как та, на которой они рыбачили с Луи. На самом берегу на деревянных сваях возносилась грубо сколоченная хижина; из горбатой трубы вился дым. Музыка неслась изнутри. Ноги у Генри превратились в желе. Вдруг это еще одна жестокая шутка, что так любят шутить сны? Кулак налился свинцом, но Генри набрал побольше воздуха, c усилием поднял руку и постучал. Мелодия оборвалась. Генри оплел руками живот, чтобы унять дрожь… дверь, скрипя, отворилась.
На пороге стоял Луи, прекрасный, как всегда. Он заморгал – сперва на влажный, туманный свет, потом на Генри.
– Анри?
Тот сумел лишь кивнуть. Интересно, во сне можно упасть в обморок? Еще секунда, и он, кажется, это узнает. Мгновение растянулось в вечность… А потом на лице Луи расцвела широкая улыбка.
– Mon cher![20] Где же ты был?
Лин шла через серый лес, зовя Генри по имени, не получая ответа и постепенно перетапливая ужас в ярость. У них была совершенно четкая договоренность: Лин должна помочь ему отыскать в мире снов Луи. В сделку не входило лазить в странные здания, бродить по старым станциям и плутать в жутких, нарисованных кое-как лесах. Никогда не надо помогать людям не из Чайнатауна, хоть за десять долларов, хоть за сколько!
– Генри! – сердито позвала она.
– Ты что, заблудилась? – ответил нежный девчоночий голос.
Лин обернулась.
– К-кто тут?
– Ты ходишь по снам, но сама не спишь.
Лин резко повернулась в другую сторону, но снова не увидела говорившей.
– Если будешь так вертеться, у тебя закружится голова, – сказал голос и хихикнул.
– А ну, покажись! – приказала Лин.
Из-за дерева выступила девушка в длинной юбке и тунике с широкими рукавами. Возраста примерно такого же, что и Лин, невысокая, но крепкая, c широким, открытым лицом и очень прямыми бровями. Заплетенные в косу волосы держали на затылке две скрещенные шпильки.
– Я тоже умею ходить по снам. Как и ты.
Сначала Генри, потом еще эта девица? Да тут скоро светофоров придется понатыкать – шляется кто попало по миру снов! Лин рассердилась. Злость – это хорошо, Лин однозначно предпочитала ее страху.
– Кто ты такая? – сурово вопросила она.
– Я – Вай-Мэй, – отвечала девушка с легким поклоном. – А как тебя зовут?
– Лин, – сказала Лин.
Просто поразительно, что в мире снов никогда не бывает никаких языковых барьеров, будто во сне все говорят на одном языке.
Вай-Мэй нахмурилась.
– Просто Лин и все? Забавное какое имя.
– Где мы? Что это за место? – все так же требовательно осведомилась Лин.
– Красиво, правда? Совсем не похоже на обычные сны!
– Но что это такое? – Лин разговаривала скорее с собой, чем с этой девчонкой. – Как ты сюда попала? Тоже приехала на поезде?
– На поезде? – От глаз Вай-Мэй разбежались веселые морщинки. – Ах да! Поезд! Ты тоже приехала на нем?
– Да. Но я приехала с мальчиком – он еще один сновидец, его зовут Генри.
– С еще одним? – в восторге ахнула Вай-Мэй. – Но где же он?
– Я не знаю, в том-то и проблема, – ровным голосом сказала Лин.
Кажется, эта Вай-Мэй не особо блещет умом.
– Когда мы сошли с поезда, он убежал в лес и я его потеряла.
– Ты потеряла другого сновидца? – Вай-Мэй покачала головой. – Это очень безрассудно, Лин.
Лин метнула в нее свирепый взгляд, но Вай-Мэй подобное молчаливое презрение как-то не впечатлило.
– Ты могла бы, по крайней мере, помочь мне его найти?
Та округлила глаза.
– Так этот другой сновидец – твой муж?
– Мой – кто? Нет! Нет. Никакой он не муж, – возмущенно затараторила Лин. – Он… а, ладно, забудь.
– Не уверена, что это правильно – вот так гулять по снам в сопровождении мальчика, который тебе не муж, Лин, – Вай-Мэй с сомнением поцокала языком. – Ну да ладно. Я тебе помогу. Но тебе и правда стоит быть поосторожнее с друзьями в будущем, Маленький Воин. Идем. Нам сюда.
Лин гадала, кого ей больше хочется убить за испорченную ночь: Генри или эту возмутительную девицу. Она открыла рот, чтобы что-нибудь сказать на эту тему, потом передумала и с тяжким вздохом ограничилась тем, что пошла за Вай-Мэй через лес.
Дайте ей только отыскать Генри, уж ей найдется, что ему сказать.
От голоса Луи – живого, теплого и совсем не воображаемого – эмоции у Генри сорвались с привязи. Он хотел кинуться любимому на шею, но испугался, что если сделает это, тот растает и оставит по себе лишь струйку дыма.
– Луи, это правда ты?
– А ты знаешь еще одного Луи, похожего на меня? – сказал он так, словно они стояли себе как ни в чем не бывало на палубе «Элизиума» и пароход шел по реке знойным летним днем… словно не прошла с тех пор целая вечность.
– Где мы? Что это за место? Похоже на наши болота, да только не совсем.
– Это сон. Мы с тобой внутри сна, – объяснил Генри, вытирая глаза тыльной стороной руки.
Он как-то умудрялся смеяться и плакать одновременно.
Луи даже присвистнул.
– Ну, что ж, отлично. Видать, это мой лучший сон за всю жизнь.
Генри не мог ждать более ни секунды: ему нужно было поцеловать Луи, сжать в объятиях. Никогда раньше он не мог такого проделывать во сне – но никогда раньше он и не бывал в таких снах. Он осторожно протянул руку, чтобы коснуться рукава – и сердце у него упало: контакта не вышло. Словно бы тонкое стекло отделяло их друг от друга. Как же так… он чувствовал запах гардении, ощущал шершавость древесины, а возлюбленного потрогать не мог! Воистину непознаваема и жестока логика снов.
От реки раздался лай, а через мгновение пестрый пес вынырнул из травы, обнюхал Генри, яростно замахал хвостом.
– Гаспар? – изумленно вскричал Генри.
Собака заложила два круга и кинулась за горлицей.
– Тут все так реально, – проговорил Генри; восторг уже неотвратимо теснила тревога. – Луи, где же ты был?
– Какое еще «где ты был»? За исключением нескольких вояжей по реке, я был где всегда. Это ты сбежал, а не я, – сказал он, и Генри расслышал у него в голосе упрек.
– Я был вынужден. Это все из-за отца, – начал оправдываться он и рассказал, что случилось в тот проклятый день, когда у него нашли письмо. – Я пытался с тобой связаться, поверь. Я везде тебя искал, даже в снах!
– А я думал, что ты бросил меня и забыл, – слова прозвучали легкомысленно, но слишком хорошо Генри его знал.
Луи был уязвлен. Возможно, даже разгневан.
– Никогда! Я бы никогда тебя не забыл, Луи! – воскликнул Генри, мечтая только о том, чтобы это вдруг стал не сон, чтобы Луи можно было обнять.
– Я ходил к твоему дому, искал тебя. Думал, может, Флосси что-то знает.
У Генри заколотилось сердце.
– И что случилось?
– Нашел твою маман – она сидела на кладбище и болтала с ангелами. Ничего, конечно же, не знала. Тут как раз вышел твой папа и застал нас вместе. Он, конечно, тут же понял, кто я. Сказал, чтобы духу моего тут больше не было, а не то он меня пристрелит за незаконное вторжение. Не то чтобы меня это удержало… – улыбка Луи расцвела слишком ненадолго. – Еще он сказал, что ты уехал из города и больше не желаешь иметь со мной ничего общего – даже попрощаться не захотел. Он сказал, что ты меня ненавидишь.
Голос его вспорхнул и задохнулся.
– Вот сволочь, – Генри почти выплюнул это слово. – Но я же послал тебе кучу писем! И две телеграммы – одну, когда добрался до Сент-Луиса, и вторую из Нью-Йорка! Когда ты не ответил, я решил…
Луи покачал головой.
– Не было никаких писем. И телеграмм тоже.
– Опять отец…
Генри не хотелось думать, что кто угодно в «Селесте» мог их продать со всеми потрохами, но деньги есть деньги, а их у отца было предостаточно. Очень в его духе – заплатить кому-нибудь за перехват писем… чтобы их уничтожали, даже не доставив. Но если так, значит, у отца есть нью-йоркский обратный адрес Генри – и он до сих пор ничего не сделал, чтобы его отыскать. Какое облегчение знать, что за ним не придут и не поволокут силой в военную школу… но и боль. Выходит, отцу проще совсем стереть сына из памяти, чем вынести разочарование от того, кем он оказался.
– Но теперь-то ты здесь, cher,[21] – сказал Луи. – Теперь мы здесь.
Он поднял ладонь, Генри повторил жест, и их пальцы… почти соприкоснулись.
Всю дорогу через лес Вай-Мэй трещала не переставая.
– Ты ведь знаешь историю Му Гуйин? Она у меня самая любимая из всех Дао Ма Дань. Ну, когда она сражается с Яном Цзунбао и влюбляется в него, и спасает ему жизнь? Это самая потрясающая история любви на свете, – щебетала она, взволнованным щенком подпрыгивая рядом с Лин.
Генри до сих пор нигде не было видно.
– Вообще эта история у меня самая любимая. Ну, за исключением той, что про куртизанку Юй Тан Чунь. Или еще о Пьяной Красавице. Или Роман Трех Царств.
– Генри! – закричала уже более отчаянно Лин. – Ге-е-енри-и-и-и!
– Прости, Лин, дядюшка говорит, что я слишком много болтаю и что я глупая девушка с головой, набитой романтическими историями, вот от этого-то и глупая, – радостно сообщила Вай-Мэй. – А хочешь, я тебе секрет расскажу?
– Да как-то не особенно…
– Я скоро выхожу замуж! – объявила Вай-Мэй. – Мы с моим нареченным никогда не встречались, но я слышала, что он очень красивый, у него добрые глаза и высокий лоб. Он богатый купец из Америки, из города Нью-Йорк, и когда я туда приеду, я буду очень богатая, c кучей слуг и кучей денег, чтобы посылать родным, в Китай. Я сейчас плыву в Сан-Франциско на «Госпоже Свободе». Терпеть не могу этот корабль, я себя на нем так скверно чувствую, – добавила она, прикладывая ладошку к желудку.
– Китайским женщинам очень трудно иммигрировать в Америку. Как тебе это удалось? – спросила Лин.
– Дядя все устроил через брачную контору, «О’Баннион и Ли». Мистер О’Баннион встретит меня на иммиграционном посту в Сан-Франциско и отвезет к мужу в Нью-Йорк. Мой будущий супруг там очень уважаемый и успешный человек. Но я слышала, на улицах нужно вести себя осторожно, – тараторила Вай-Мэй, едва останавливаясь, чтобы перевести дух. – Там царят порок, продажность и убийство – сплошные опиумные притоны и дома терпимости на каждом шагу! – и леди нужно глядеть в оба, а не то ужасные опасности будут поджидать ее в Воровском Логове и на Улице Убийц, и на Бандитском Насесте, и на Загибе Малберри, и…
– На улице Малберри, – поправила ее Лин.
– Нет, на Загибе, – c нажимом повторила Вай-Мэй. – Мне все о них рассказали, Лин.
Ну, да, а я всего лишь прожила там всю жизнь, – подумала Лин.
– Нет, у меня, конечно, будет муж, чтобы меня защищать, но…
Рот у Вай-Мэй, видимо, не закрывался никогда. Лин шла вперед под ее нескончаемый монолог и думала одну-единственную мысль: вот найду Генри и убью.
– …но больше всего я люблю истории про любовь, которые со счастливым концом. Если бы я могла, я бы прямо жила в опере…
Хотя нет. Генри ей понадобится живым. Сначала капитальный разнос – я ему все скажу! – а потом уже убийство.
– …я знаю, что женщинам на сцену нельзя, но если бы было можно, я бы играла все самые лучшие романтические роли, царских любовниц, и движения у меня были бы такие отточенные и изящные. А ты была бы отважный Дань. Я тебе уже говорила, что в тебе виден воинский дух?
– Ты не могла бы помолчать немного, а? Я думать пытаюсь, – оборвала ее Лин.
– Я весьма сожалею. – Вай-Мэй смущенно поклонилась; у Лин было такое чувство, будто она только что пнула котенка. – Я просто на корабле уже так долго, а все остальные женщины тут сильно старше и не из моей деревни. Они со мной не хотят разговаривать. Так здорово поболтать с кем-то еще. C кем-то молодым… У кого все зубы на месте.
– Тебе сколько лет? – поинтересовалась Лин.
– Семнадцать. А тебе?
– Столько же.
– Вот видишь! Мы уже прямо как сестры! – Вай-Мэй в надежде прикусила нижнюю губу. – А оперу ты любишь?
– Опера – для стариков, – отрезала Лин.
Ротик Вай-Мэй округлился от изумления и ужаса.
– О, Лин! Как ты можешь такое говорить! Опера же такая чудесная! Эти красивые истории, они как сны…
– Терпеть не могу сказки. Я люблю факты. Науку.
Вай-Мэй скорчила рожицу.
– Звучит ужасно скучно.
– Ну, если ты так любишь оперу, считай, что тебе повезло. Мой дядя работает в оперном театре, – созналась Лин. – В Нью-Йорке. Потому что я там живу.
Вай-Мэй издала такой писк, что у Лин ушло несколько секунд на осознание того научного факта, что это восторг, а не ужас.
– Ты самая счастливая девочка на земле, раз у тебя такой дядя! Ты все время ходишь в оперу? Сидишь на балконе и грызешь тыквенные семечки и воображаешь, что все эти чудные истории происходят с тобой? Когда я приеду в Нью-Йорк, мы пойдем с тобой в оперу вместе, и ты увидишь, какая она прекрасная! Это судьба свела нас! Мы точно станем лучшими на свете подругами. А тем временем, пока я на корабле, мы можем каждую ночь встречаться тут, в этом прекрасном мире снов!
Деревья внезапно кончились.
Впереди были только какие-то серые и коричневые квадраты – набросок, все еще ждущий деталей.
– Судя по всему, дальше мы не пройдем, – сказала Лин.
– А ты хочешь дальше?
– Дальше все равно не выйдет, – раздраженно повторила та.
Мысль о том, что Вай-Мэй слабоумная, быстро обретала весомость факта.
– Тогда мы это поменяем и сделаем, как нам надо. И пойдем, куда захотим.
– Сон нельзя изменить.
– Конечно же, можно.
– Я уже достаточно давно хожу по снам, – начала Лин тоном школьной училки, объясняющей тему первокласснику, – и оно так просто не работает. Можно войти в дом, можно подняться по лестнице, которая и так уже существует. Но нельзя по собственной воле превратить этот дом в школу или, скажем, в автомобиль.
– А что такое автомобиль? – озадаченно спросила Вай-Мэй.
Лин закрыла глаза и глубоко вздохнула.
– Ладно, забудь.
И c этими словами она пошла обратно, к лесу, крича:
– Генри! Генри!
– Но мы здесь можем менять все по своему желанию, – сообщила, снова поравнявшись с нею, Вай-Мэй. – Это не как в других снах. Смотри, я тебе покажу.
Лин остановилась и демонстративно сложила руки на груди.
– Придумай что-нибудь, чего тебе очень хочется, – распорядилась Вай-Мэй. – Что-нибудь маленькое.
Я хочу назад мои ноги, подумала Лин. Хочу ходить без этих чертовых скоб и чтобы люди на меня не глазели с жалостью или страхом. И хочу просыпаться без боли.
Она проглотила ком в горле.
– Отлично. Туфли. Хочу пару красивых туфель.
– Очень хорошо, – сказала довольная Вай-Мэй.
Она наклонилась и подобрала камень… и рука ее с ним опустилась, как будто камень был и вправду тяжелый.
– Но как…
– Тс-с-с. Смотри.
Девочка закрыла глаза, губы сжались в линию от сосредоточенности. Она повела над камнем руками, уверенно, будто фокусник, делающий давно отработанный трюк, и на глазах у пораженной Лин камень поплыл, потек, уже больше не твердый, но словно раздумывающий, чем ему стать дальше – и каким… У Вай-Мэй контуры тоже размылись, будто они с камнем сейчас объединились, стали одним целым в этой алхимии. Камень подернулся рябью, подождал еще мгновение, а потом пропал. Там, где только что был он, стояла пара изящных, расшитых китайских туфелек без пяток.
Лин провела пальцем по швам на острых носках и почувствовала словно бы остаточный заряд, совсем чуть-чуть статического электричества.
– Как… как ты это сделала?
Вай-Мэй вытерла пот со лба.
– Этот мир так устроен. Энергия сновидца – она тут как магия.
– Только не магия, – пробормотала Лин; в голове у нее неистово закрутились колесики.
Она знала, что мир снов – это вам не реальный мир, но каким бы фантастическим он ни был, ей никогда не удавалось что-нибудь в нем изменить, не говоря уже о том, чтобы создать. Происходящее представлялось ей совершенно невероятным, будто Вай-Мэй каким-то образом умудрилась изменить саму атомную структуру сонного ландшафта.
– В этом месте все, что ты сновидишь, становится явью. Правда, от этого очень устаешь, – Вай-Мэй мелко дрожала и дышала тяжело; в первый раз со времени знакомства ее болтовня немного сбавила обороты. – Приходи опять завтра ночью, и я покажу тебе, как это делается.
– Но как я сюда вернусь?
– На поезде, со старой станции, конечно. В точности как сегодня, – улыбаясь, заверила ее Вай-Мэй. – Мы с тобой станем подругами. А ты взамен… – она задумалась, поглядела на деревья, – ты будешь рассказывать мне про Нью-Йорк, чтобы я все там узнала, когда приеду. И не чувствовала себя чужой.
Лин не могла оторвать взгляд от туфелек.
– Хорошо. Завтра ночью, – сказала она.
Первый звонок будильника прогремел над миром снов. Тело у Лин сразу отяжелело – сигнал, что она уже начала восхождение обратно, в неспящий мир.
– До завтра, Маленький Воин! – воскликнула Вай-Мэй.
До завтра, подумала Лин, и будто встрепенувшиеся крылья голубки, ночь вздрогнула, и побелела, и размылась в бескрайнее ватное ничто.
Когда зазвонил будильник, Гаспар неистово разлаялся.
– Нет! Слишком рано! – закричал Генри.
Он протянул к Луи руку, словно мог схватить своего любимого, не дать ему исчезнуть – но тщетно. Генри рывком вынырнул на поверхность, хватая ртом воздух, у себя в кресле, за крошечным столиком, в Беннингтоне. Будильник надрывался и трясся на полу, куда свалился с подоконника.
Юноша лежал в кресле парализованный, не в силах вытереть слезы. Из другой комнаты донесся возмущенный вопль Тэты. Через секунду она ворвется и наорет на него, но это Генри было уже все равно: он видел Луи, он говорил с ним.
Но вспомнит ли Луи их встречу? Люди далеко не всегда запоминают сны, и даже если у него получится, если сон зацепится, надолго его не хватит. Подробности быстро стираются, и сон улетучивается из головы, вытесненный дневными делами. И телефона у Луи нет, а если отец Генри как-то умудряется перехватывать все письма, нет смысла связываться с ним через «Селесту».
Однако он сумел найти Луи во сне, а, значит, это можно будет сделать еще раз. Надо будет только вернуться к Луи и внушить ему – как тогда, c Тэтой, когда у нее случился кошмар. Да! Через мир снов он, Генри, сумеет заманить Луи к себе. Но это значит, что ему еще раз понадобится помощь Лин. Все работает, когда они вместе! Надо будет завтра попросить Лин пойти с ним еще раз, и плевать, чего это будет стоить.
– Генри Бартоломью Дюбуа чертов Четвертый!!! – Тэта ворвалась в комнату в сдвинутой на лоб маске для сна, похожая из-за этого на пьяного пирата.
Она прихлопнула будильник и, разъяренная, повернулась к Генри.
– Мы о чем договаривались, Ген?
– Тэта, я…
– Никаких «Тэта, я»! О чем мы с тобой договаривались?
– Не больше, чем…
– …раз в неделю, – докончила она за него.
– Тэта…
– Уже вторую ночь кряду! И это после того, как ты мне сегодня обещал…
– Тэта…
– Если ты думаешь, что я пожертвую ранним сном, чтобы ты…
– Тэта! – Генри каркнул ее имя, вложив в него все остатки сил.
Тэта запнулась на полуслове и упала на колени рядом с креслом.
– Что такое, Ген? Дьявол, ты вообще жив?
Генри улыбнулся, все еще клацая зубами.
– С-со мной вс-се пухло, Тэта. Я н-нашел его. Я н-нашел Луи, – только и сумел выдавить он, прежде чем провалился, вконец изможденный, в лишенный видений сон.
20
Мой дорогой! (фр.)
21
Дорогой (фр.).