Читать книгу Логово снов - Либба Брэй - Страница 5

Холл «Грант-отеля» кипел праздничным хаосом. Тусовщики всех сортов – флапперши, степисты, золотокопатели, мальчики с Уолл-стрит, амбициозные кинозвездочки – обсели каждый свободный дюйм мебели, а изумленные постояльцы глазели на них, гадая, не угодили ли они по ошибке в бродячий цирк. В дальнем конце фойе разгневанный управляющий размахивал в воздухе растопыренной пятерней, чтобы привлечь внимание Эви.

– Конячьи перья! – прошипела Эви, решительно сворачивая в другую сторону и просачиваясь сквозь живую стену гуляк в Верхний Зал, где в углу заприметила Тэту и Генри.

В ритме шимми она зазмеилась сквозь толпу зевак, мимо печальноокого аккордеониста, певшего что-то жалостное на итальянском. Люди оборачивались на нее, глазели, напирали.

– Надо бы мне с тобой перекинуться словечком, душечка, – проворковал симпатичный паренек в ковбойской шляпе. – Есть у меня кое-какой интерес в нефтяных акциях Оклахомы – надобно знать, окупится или нет…

– Будущего я не вижу, только прошлое, – возразила Эви, пропихиваясь дальше.

– Эви, ДОРОГА-А-А-Я! – протянула манерно какая-то рыжая девица в длинном серебряном плаще, окаймленном павлиньими перьями (Эви ее никогда раньше не видела). – Нам просто НЕОБХОДИМО поговорить! Дело НЕ ТЕРПИТ ОТЛАГАТЕЛЬСТВ, голубка моя!

– О, тогда пойду надену мои «спешу и падаю» туфли, – на ходу отбрила Эви и тут же врезалась в кого-то на полном скаку. – Ох, простите, я… Сэм Ллойд!!

Глаза ее опасно сузились.

– Приве-ет, Бэби-Вамп! – воскликнул тот, автоматически расплываясь в профессиональной улыбке. – Никак скучала по мне?

Эви уперла руки в боки.

– И какое же преступление я совершила, раз имею счастье лицезреть тебя у себя на пороге?

– Тебе просто повезло, – ответствовал он, цапнув канапе у официанта с подноса и отправляя его в рот. – Боже! Икра! Обожаю икру! – закатил он в экстазе глаза.

Эви попыталась его обогнуть, но он ловко заступил ей дорогу.

– Ты не отойдешь? – светски осведомилась она.

– Ну, ку-у-уколка! Все еще дуешься, что я сказал «Дейли ньюс», будто это благодаря мне ты смогла поймать Пентаклевого Душегуба и будто ты носа не кажешь в Жуткие Страшилки, потому что без ума от меня и должна держаться подальше?

– Да, Сэм, я этим недовольна.

Тот развел руками, делая вид, что извиняется.

– Дорогая, это был акт милосердия!

Эви выгнула бровь.

– Музею нужна реклама, а эта историйка их хоть немного расшевелила. И к тому же принесла прибыль в виде свидания с одной хористочкой. Блондинка, кстати. Зовут Сильвией. Ты мне не поверишь, что эта девочка вытворяет своей…

– Пока, Сэм.

Эви попробовала двинуться сквозь толпу дальше, но, к несчастью, застряла. Сэм следовал за ней по пятам.

– Ну, ладно тебе, куколка. Давай уже оставим прошлое в прошлом. Разве я разозлился на тебя, когда ты сказала журналюгам, что я… как ты тогда выразилась?

– Врун, жулик и грязь подзаборная, от которой даже другая грязь – и та стремится отползти подальше!

– Точняк, именно так ты и сказала! – Сэм сделал очень большие глаза. – Рад видеть тебя снова, красотка. Может, найдем тут уголок поукромнее и наверстаем упущенное за бокалом сливовой наливки с шипучкой?

– Зашибись! Это же сам Бастер Китон! – вытаращив глаза, Эви ткнула пальцем через комнату.

– Где? – взвился Сэм.

Эви стремительным нырком бросилась в толчею.

– Ага, очень смешно! – донеслось ей вслед.

Наконец она плюхнулась в кресло подле Тэты, игравшей длиннющим мундштуком из черного дерева и пускавшей томные облака.

– Уж не сама ли это Провидица-Душечка к нам пожаловала, – протянула Тэта. – А там что, Сэм?

– Он. Всякий раз, как я на него налетаю, приходится напоминать себе, что за убийство у нас сажают.

– Ну, не знаю, не знаю, Эвил[8]. Он вообще-то хорошенький, – поддразнил Генри.

– Он настоящая зараза, – Эви бросила на него неласковый взгляд. – И все еще должен мне двадцатку.

– А скажи мне, – сменил тему Генри, – как та вечеринка в зале «Египетский дворец», куда ты ходила на прошлой неделе? На уровне? То есть там правда живые морские котики плавают в фонтане?

– Время от времени. Когда постояльцы не крадут их для собственных ванных. Ах, да-а-а-арагие, когда там опять будет вечеринка, вы просто обязаны прийти!

– Да-а-а-арагие, вы обя-я-я-я-заны прийти! – передразнила Тэта. – После этих уроков сценической речи ты станешь настоящей принцессой, Эвил.

– Ну не могу же я выступать на радио, разговаривая, как деревенщина из Огайо, – рассвирепела Эви.

– Не кипятись, Эвил. Ты мне все равно нравишься, звучи ты хоть как мешок стеклянных шариков. Просто не забывай, кто твои друзья.

Эви накрыла руку Тэты своей.

– Никогда.

Раздался ужасный грохот – мартышка, волоча за собой поводок, своротила со стола вазу, вскочила на лысину чрезвычайно удивленного гостя, оттуда на драпри, и теперь болталась там, скалясь и визжа. Девушка в пушистом боа из перьев о чем-то упрашивала обезьяну, но та не поддавалась и качалась высоко, стрекоча и шипя на толпу.

– Откуда они только берутся? – сказал Генри.

Эви завела очи горé, пытаясь припомнить.

– Кажется, эта приехала с цирком из Будапешта. Я их встретила на Таймс-сквер и пригласила сюда. Кстати, ты слыхал, что Сара Сноу сказала о пророках?

– Кто такая Сара Сноу? – Тэта выдохнула струю дыма.

– Вот и я о том же, – просияла Эви. – В общем, она сказала, что пророки – это не по-американски.

– Я бы на твоем месте выкинул это из головы, милая, – заметил Генри. – У тебя есть проблемы и поважнее.

– Это какие же?

Генри показал куда-то подбородком: сердитый управляющий на всех парах несся к их столику.

Эви быстро сунула фляжку за подвязку.

– А, ерунда. Вот и мистер Умрирадость, собственной персоной.

– Мисс О’Нил! – загремел он. – Что тут творится?

– Неужто вы не любите вечеринки? – Она одарила его ослепительной улыбкой; он в ответ лишь поджал губы.

– Мисс О’Нил, как управляющий «Грант-отеля» я был бы вам признателен… – нет, я прямо-таки требую! – чтобы этот ежевечерний бедлам прекратился. Вы выставляете уважаемое нью-йоркское заведение на посмешище, мисс О’Нил. Репортеры осаждают подъезд каждую ночь в ожидании, какое еще безумство случится на сей раз…

– Так разве же это не здоо-о-о-рово? – протянула Эви. – Вы только представьте себе, сколько рекламы в итоге получает отель – и совершенно бесплатно!

– Такая слава «Гранту» не нужна, мисс О’Нил. Подобное поведение недопустимо. Вечеринка в Верхнем Зале, равно как и та, что в настоящий момент оккупировала холл, на этом закончены. Я ясно выразился?

Озабоченно сдвинув бровки, Эви кивнула:

– Абсолютно.

Сунув два пальца между зубами, она пронзительно свистнула.

– Куколки мои, в лобби стало совсем отвратно. Боюсь, мы больше не можем тут оставаться.

Управляющий поблагодарил ее сдержанным кивком.

– …а потому айда все наверх, ко мне в номер! – завопила Эви.

И стал исход. Венгерская девица в махровом боа сунула обезьяний поводок в руки злополучному менеджеру, который стоял как парализованный, созерцая волну бражников, штурмующих лифты и лестницы.

– А ты, я смотрю, снова напрашиваешься на выселение, Эвил? – заметила Тэта, восходя вместе с нею по сверкающей деревянной лестнице. – Это который отель по счету – второй?

– Третий, но кто станет считать? Тем более меня не выселят. Они меня тут любят.

Тэта многозначительно обернулась: в опустевшем холле управляющий орал на швейцара, который пытался согнать визжащую тварь со шторы шваброй, пока телефонистка лихорадочно тыкала кабелями в панель в поисках кого-нибудь… да хоть кого угодно, способного эвакуировать бешеную обезьяну из «Грант-отеля».

Тэта покачала головой.

– Такой взгляд я уже видела раньше, милая. И, поверь мне, не любовь в нем светит.

Комната Эви была так набита народом, что толпы поневоле выплескивались в элегантные, обитые дамастом коридоры третьего этажа. Эви, Тэта и Генри нашли приют в водруженной на когтистые чугунные лапы ванне, удобно откинувшись на один борт и перекинув ноги через другой. В комнате аккордеонист в третий раз затянул все тот же страдальческий опус.

– О, только не это! – взревела Эви и хорошенько хлебнула из фляжки. – Надо его заставить сыграть одну из твоих песенок, Генри. Тебе вообще хорошо бы писать для аккордеона – представляешь: целое ревю и все на одних аккордеонах. Это будет настоящая сенсация!

– И чего я раньше об этом не подумал? Аккордеон-кабаре Анри Дюбуа, «Все хитрости любви». – Он вздохнул. – Звучит достаточно скверно, чтобы оказаться песней Герберта Аллена.

– Герберт Аллен! Я слышала его по радио! – подхватила Эви. – Мне вот эта нравится:

«Люблю твои волосы /и нос люблю, /люблю тебя всю сверху донизу, /моя дорога-а-а-ая малышка!» И вот эта тоже: «Мила-а-а-ая, ты лучший банан, /ты мой персик со сливками, /стань моим шербетом, апельсинчик…»

– Ради всего святого, заткнись, а? – простонал Генри, падая лицом в руки.

Тэта плеснула остаток своего напитка ему в бокал.

– Герберт все время обставляет Генри на радио, просто потому что публикуется, – объяснила она. – А песня у него всего одна – одна и та же долбаная песня, на все случаи жизни.

– Вообще, если подумать, они и правда все на одно лицо, – глубокомысленно заметила Эви. – Теперь, когда ты об этом сказала.

– Всякий раз как я что-нибудь играю для Уолли, чертов Герберт занимается вредительством – как-то находит способ, – пожаловался Генри, снова берясь за бокал. – Говорю тебе, если Герби Аллен завтра откинет копыта, лично я плакать не буду.

– Значит, решено: ненавидим Герби Аллена, – подытожила Эви. – Уверна, все, что ты пишешь, – сущий рай, Ген. И скоро все мы будем петь твои песенки в дýше.

Тэта окинула ее прохладно-оценивающим взглядом сквозь табачную завесу.

– Кстати, тебя Джерико искал.

– Да ну? И как там наш милый, старый Джерико? – Эви постаралась сказать это ровным голосом, хотя сердце у нее припустило ощутимо быстрее.

– Длинный. Белобрысый. Серьезный, – Тэта пожала плечами. – Если бы я не знала наверняка, то решила бы, что этот телок к тебе неровно дышит. А ты – к нему.

– Ни на какое наверняка ты не знаешь, – пробормотала Эви. – Ты вообще ничего не знаешь.

– Ты не сможешь всегда шарахаться от Беннингтона, Эвил.

– Еще как смогу! Разреши тебе напомнить: дядя Уилл требовал, чтобы я держала свой дар в строгом секрете! И послушай я его, всего вот этого у меня бы не было! – воскликнула она, широко разведя руки и едва не выбив у бедняги Генри его напиток.

– Мы вообще-то в ванне, Эвил, – кротко заметила Тэта.

– Да, и в чертовски хорошей! – Эви опрокинула еще джина.

Теплое пойло начало наконец брать верх над мигренью после сеанса ясновидения, и ее это вполне устраивало.

– Я решительно отказываюсь впадать в уныние. У меня вечеринка, в конце концов! Быстро расскажите мне что-нибудь веселое.

– Фло на следующей неделе дает пресс-конференцию: будет рекламировать нашу новую пьесу. Мне можно будет дать первое интервью под именем «Тэта Санкт-Петербургская»: верные слуги тайком вывезли меня сюда после революции, – сообщила Тэта с карикатурным русским акцентом и презрительно усмехнулась. – Какая чушь, ей-богу. А мне это еще продавать таблоидным шавкам.

– Ну, обратного-то никто не докажет. Из тебя вполне выйдет недурная русская аристократка. Скажи, Генри!

– Скажу, – отозвался Генри, глядя в глубины стакана.

Эви прищурилась на него: такая серьезность совсем не в духе Генри.

– Ты какой-то слишком тихий сегодня, – она придвинулась буквально нос к носу. – Это все твои художественные замашки? Все артисты такие? Сидят по ванным, печальные и тихие?

– В ваннах мы, как правило, принимаем ванну.

– Но ты и правда какой-то грустный. Все из-за этого Герберта-Шмерберта?

Генри выдавил улыбку:

– Проехали.

Тут в ванную ввалилась какая-то молодая особа со своим хахалем.

– Когда это помещение изволит освободиться? – несколько невнятно осведомилась она. Джентльмен помог ей сохранить вертикальное положение. – Я бы желала зуре… зару… зарезервировать!

– Боюсь, эта ванна была арендована на неопределенный срок, – сообщил им Генри с вежливым поклоном.

– Ч-чего? – девица уставилась на него смутным взором.

– Вон! – рявкнула Тэта.

Гостья поправила бретельку платья с максимальным доступным ей в настоящий момент достоинством.

– Я буду жаловаться администрации! – заявила она и хлопнула за собой дверью.

– Ну, думаю, и мне пора, – c этими словами Генри выдрался из ванны. – Спасибо за шикарную вечеринку, Эви!

– О, Генри! Ты же не хочешь уйти прямо сейчас!

– Прости, любимая. У меня неотложная встреча – c кроватью.

– Генри, – в голосе Тэты послышалась тень угрозы. – Только смотри, не слишком долго.

– Не волнуйся.

– Не волнуйся о чем? – вмешалась Эви, переводя пытливый взгляд с одного на другую и обратно.

– Ни о чем, – резюмировал Генри, отвешивая им изысканный поклон. – Леди, встретимся в моих снах.

– Это он про что? – накинулась она на Тэту, как только за ним закрылась дверь.

– Ни про что, – отмахнула та.

– Ой-ой, знаю я это лицо. И оно называется отнюдь не «Тэта счастлива».

Эви выпрямилась так резко, что выплеснула содержимое фляжки прямо себе на платье. Тэта отобрала у нее посуду.

– Это нечестно! – возроптала Эви. – Я тебя сдам копам, скажу, что ты преступила закон – сперла мой джин!

– Получишь назад через минуту. Мне нужно с тобой поговорить.

Эви послушно перекатила голову по бортику налево, в сторону Тэты.

– Ладно, давай.

– А поговорить мне нужно о том, что с нами случилось. О Пентаклевом Душегубе.

Эви надула губки.

– Это уж точно о-че-лют-но последнее, что я хочу обсуждать.

– Ты это говоришь всякий раз, стоит мне только поднять тему. Я знаю, что ты сказала газетчикам, будто Джон Хоббс был спятивший маньяк. Но мы-то с тобой знаем, что это неправда. Той ночью, когда мы с Хоббсом оказались заперты в театре, я почувствовала такое, c чем еще никогда не сталкивалась.

– Это что же?

Тэта набрала воздуху, потом выдохнула.

– Зло.

– Чего тебе?

– Да я не про тебя. Я ощутила присутствие зла.

– Ну, теперь-то все позади, – Эви понадеялась, что такой намек Тэта поймет.

– Правда?

– Ну да. Его больше нет, – сказала Эви немного запальчиво. – Отныне у нас все будет хорошо. Сплошное синее небо над головой. Прямо как в песне.

– Не знаю, не знаю, – Тэта откинула голову назад, на прохладный кафель. – Тебе все еще снится тот глаз?

– Нет. Не снится. И сны у меня о-че-лют-но пухлые, – заявила Эви, но на Тэту она при этом почему-то не глядела.

– Как будто что-то где-то начинает выкипать… Что-то очень скверное.

Эви обвила плечи подруги рукой.

– Дорогая моя Тэта. Беспокоиться совершенно не о чем, – задушевно сказала она, ловко изымая у той фляжку. – А знаешь, из такси по дороге сюда я видела билборд «Марлоу Индастриз». На нем было написано «Будущее Америки». Так вот, будущее – уже сейчас, и мы с тобой сидим на самой что ни на есть верхушечной верхушке мира. Самое лучшее в жизни поджидает нас за ближайшим углом – только руку протяни. Забудь ты про свои кошмары – это просто сны. Давай лучше выпьем за будущее Америки. За наше будущее. Долгих лет царствования нам обеим.

Она чокнулась фляжкой со стаканом Тэты. Ванная кругом слегка размазалась и приятно, тепло замерцала. В таком виде она нравилась Эви гораздо больше.

– Мне нужно еще кое о чем тебя спросить, – тихо сказала Тэта. – Это про вас, пророков, и все такое…

– Большинство из них – просто фокусники, – предостерегающе подняла пальчик Эви.

– Я хочу знать, слышала ли ты когда-нибудь о ком-то, чья сила была бы опасной?

– Ч-чего? Ты о чем? – не поняла Эви. – В чем опасной?

Однако договорить им не дали. Беседу прервал решительный стук в дверь номера, за которым последовал неприветливый голос, возвестивший:

– Откройте! Полиция!

– Конячьи перья! – Эви одним прыжком вылетела из ванны, опорожнила фляжку в ополаскиватель для рта и одурело заметалась по комнате, призывая всех срочно прятать бухло. По дороге ей мимоходом попался на глаза Сэм, целовавший в углу венгерскую циркачку.

– Вот никакого шика в человеке! – проворчала она.

Добравшись через человеческие завалы до двери, она ее распахнула: на пороге двое полицейских обрамляли разъяренного управляющего. Несмотря на жуткую головную боль, Эви изобразила радушную улыбку.

– О, привет! Вы лед принесли? У нас, кажется, весь вышел.

Менеджер протолкался вперед.

– Вечеринка окончена, мисс О’Нил, – процедил он, едва сдерживая праведный гнев. – Все вон отсюда! Быстро! А не то засажу всю компанию!

Алкогольное дуновение сорвалось с губ Эви, приподняв тут же капризно упавший назад локон.

– Все слышали папочку? Лучше выматывайтесь, подобру-поздорову.

Нетрезвые гости сгребли утратившие весь форс шляпы, непарные туфли, чулки и галстуки-бабочки и вслед за полицией просеялись через двери. Сэм удалился с венгерской циркачкой на хвосте.

– Она для тебя слишком высокая, – прошипела вслед Эви.

– Уверен, она и нагибаться умеет, – парировал с ухмылкой Сэм.

Эви отвесила ему пинок пониже спины.

Управляющий подал ей сложенный листок.

– И что это? – осведомилась она.

– Распоряжение о выселении, мисс О’Нил. До одиннадцати часов завтрашнего утра вам надлежит освободить это помещение – навсегда.

– До одиннадцати. Черт! Это ведь до полудня!

– Скорблю вместе с вами, – менеджер развернулся и пошел прочь. – Сладких снов, мисс О’Нил.

Тэта подцепила палантин и направилась к двери.

– Не дрейфь, малыш, если уж она начала заливать за воротник, ее так просто не остановишь, – покачала она головой.

На пороге Эви ухватила ее за руку.

– Тэта, что такое ты мне говорила, когда ввалились копы?

На мгновение в Тэтиных большущих карих глазах промелькнула тревога, но она тут же приладила покосившуюся было маску крутой девчонки на место.

– Забей, Эвил. Так, сотрясение воздуха. Поспи лучше. Я скажу Джерико, что ты передавала привет.

Когда последний гость вымелся вон, Эви проковыляла к окну и распахнула ставни, вдохнув полной грудью холодный ночной воздух. Она устремила взгляд на аккуратные квадратики света внизу и задумалась о спрятанных за ними жизнях – сотнях жизней.

Зачем Тэте понадобилось упоминать Джерико?

Эви терлась с кучами мальчиков – ей нравилась такая жизнь: она вертелась, мелькала, как колесо рулетки. Мальчики – это весело; мальчики – это игра. Мальчики хорошо отвлекают… А Джерико – он не мальчик.

Сейчас, когда комната опустела, лишившись последнего гуляки, и впереди замаячила перспектива долгой, зияющей пустотой ночи, Эви почувствовала, что ей отчаянно не хватает другого человеческого существа рядом. Не будет вреда просто с ним поговорить, правда же? – уговаривала она себя, извлекая из гнездышка отельный телефон.

– Добрый ве-е-е-чер, – прочирикала она в воронку телефонистке; от алкоголя язык внезапно заплелся, так что пришлось с усилием вытрезвить речь. – Я бы хоте-е-ела набрать Брэдфорд… во-о-осемь – но-о-оль – пять – де-е-евять, пожалста…

Пока девушка соединяла, Эви успела намотать шнур на палец. Возможно, Джерико там спит… а возможно, его и дома-то нет – гуляет с какой-нибудь девицей и шикар-р-рно проводит время, вовсе даже о ней не думая. А вдруг на звонок ответит дядя Уилл?

Да о чем она вообще думает!

– А ну его, оператор. Отмените звонок, пожалуйста, – пролепетала она в трубку и быстро повесила ее на рычаг.

Кровать покрывали пустые и початые бутылки нелегального пойла, пролитые чашки и изрыгающие содержимое пепельницы. Наводить порядок Эви не собиралась – она для этого слишком устала. Вместо этого она стянула с кушетки шелковое покрывало и свернулась прямо на полу, как дитя. Она соврала Тэте про сны: они все еще снились ей, запутанные, в липких пятнах ужаса. Солдаты… Взрывы… Странный глаз… А в самые худшие ночи ей виделось, что она все еще заперта в том кошмарном доме с Джоном Хоббсом… и чертова песенка спускается впереди него по лестнице, а сквозь стены сочатся призраки Братства.

– Призраки… ненавижу призраков. Ужасные… ужасные люди, – сонно пролепетала Эви.

Ее покоящаяся на ковре голова кружилась. Рука на мгновение порхнула к шее в поисках утешения, которого больше там не было, – а потом упала.