Читать книгу Где дали безбрежные… Роман - Лидия Бормотова - Страница 14

Огненный шар, прокатившийся по сияющим пикам снежных вершин, оставил на них пылающую радугу, которая долго плавилась, переливаясь оттенками малинового, нежно-розового и сизого, постепенно стекая за зубчатый край и утягивая с собой тонкий шлейф нагретого воздуха. Ледниковая прохлада оседала в долину белёсым туманом, и костры сквозь него виделись мерцающими светляками, колеблющимися и пугливыми.

Баюр сидел на каменном уступе, высоко поднимавшемся над Эльканой и седловиной соединённом с горным хребтом, похожим на обнявшихся снежных исполинов, бессмертной поступью уходящих в бесконечность и теряющихся за облаками. С тех самых пор, как он увидел Мёртвое озеро, его не покидали мучительные раздумья о Жизни и Смерти. Две кровные сестры, рождённые как противоположности, принимали друг у друга вечную эстафету. Младенец, появившийся на свет, получал жизненный дар, чтобы на закате дней поклониться другой сестре, уводящей его в сумеречное нечто, и отдать ей своё сокровище, которое ей-то как раз без надобности. Свет и тьма, ласковое тепло и леденящий холод… они так далеки, как могут быть только непримиримые враги. И тем не менее они всегда рядом, неразделимой поступью идут рука об руку. И продолжение жизни немыслимо без смертной дани. Вот и вокруг Мёртвого озера волхв обнаружил залежи животворной породы, спасшей племя от неминуемой смерти. Смерть и жизнь. Яд и противоядие. Вечный сон и бессмертие… И только начала нет и конца, ибо один родник питает их силой и смыслом и рождает бесконечную реку жизни, мирового согласия.

Закрывшись в своей каморке, Баюр пристально изучал живой камень: подвергал огню, растирал в порошок и смешивал с разными составами и снадобьями. Искатель решил дознаться тайны живительных свойств камня: если он способен вернуть затухающий свет жизни, то, может быть, в силах и продлить эту жизнь? Как долго будет пульсировать в каменном осколке животворная сила? Может, запас её ограничен и иссякнет через какое-то время, а сам камень станет бессмысленным булыжником или рассыплется в бесполезный прах? Самые первые куски живого камня, когда-то спасшие племя от мора, до сего дня хранились в каморке волхва, который вот уже две вехи прислушивался к биению каменного пульса и не находил изменений, ущерба исцеляющей мощи красноватых сколов ни от времени, ни от частоты пользования. Вечный, как сама жизнь. Свои опыты и опасения Баюр хранил в глубоком секрете: возможность приобрести бессмертие – страшная по своему непотребию и разрушительности сила, с которою совладать способен только крепкий духом и мудрый человек. Да и результат пока едва ли перевешивал каплю утренней росы на ребристом листе медуницы: Остроух слизнёт и не напьётся. Целебное действие камня, казалось, не знало границ: на третьей рассветной заре срастались кости, и как рукой снимало сердечные, головные боли, опухоли, простудные хвори, кровоточащие раны затягивались прежде, чем успевала трава просохнуть после дождя. Заметил волхв, что каменный порошок почти теряет силу, а цельный кусок, большой или малый скол – всё равно, одинаковую силу имеет и безотказную. И совсем уж чудо явил камень, когда старейшина племени Драгонах, почти слепой, занемог воспалением глаз, а Баюр возьми да наложи ему на веки по каменной пластинке. Не удивился волхв, что воспаление прошло, но был потрясён вернувшимся к старику зрением. Вот когда он испугался. Однако старейшина и не подумал, что чудо явлено от камня. Воздев руки к Солнцу, он благодарил древних Богов-заступников, даровавших ему возможность узреть свою смерть и не дрогнуть перед её ликом, как подобает настоящему мужчине, а не прятаться в слепоте, словно в тумане, подобно трусу. Поосмотрительнее следует быть с чудесами. С тех пор там, где возможно, волхв обходился без камня, используя обычные целительные снадобья.

Тишина в долине, окутанная ночным покоем и лишь изредка нарушаемая невидимыми чёрными дозорными псами, пробирающимися в кустах и высокой траве, напомнила Баюру, что хлопотливый день вычерпал его силы до донышка, а ноющее от усталости тело просит отдыха. Он осторожно, чтобы не сорвался, загремев, какой-нибудь потревоженный камень и не перебудил людей, спустился к своему шалашу, завернулся в мягкое одеяло и почти сразу уснул.

Новорожденный рассвет огласили тревожные крики за холмистыми складками, сползающими с каменного бока утёса, в котором находилась пещера. Там, в котловине меж горных хребтов, привольно плескалось озеро Рандах, питающееся ручьями с ледников и заставляющее густой молодой ельник карабкаться вверх по крутым склонам до скалистых языков. Баюр видел, как охотники и воины хватали копья, сети и мчались за холм. Охота? С копьями? Но в озере, кроме рыбы, ничего не водилось. Уже на бегу он увидел дымок разжигаемого костра. И вдруг покой горного утра расколол чудовищный рёв, который сопровождал мощный фонтан, видимый даже за холмом. Потрясённый, Баюр почувствовал, как по спине под кожаной походной сумой, с которой он не расставался, побежали колючие мурашки. По знакомой тропинке между одиноких валунов он наконец достиг вершины холма. В середине озера горбилась гигантская блестящая туша неведомого зверя, на длинной шее вертелась несоразмерная телу маленькая голова (которой, однако, вряд ли показалось бы просторно в их огромной пещере), раскрывающая пасть, начинённую отменно острыми зубами. И каждый зуб своими размерами являл несомненное превосходство перед жалким вооружением людей. Чудовище издавало ни на что не похожий рёв, закладывающий уши и разносимый послушным эхом далеко за зубчатые вершины горного кряжа, рождая зловещие отголоски в далёких пещерах и неисчислимых каменных провалах. Откуда, из каких подгорных и подземных глубин выплыло в Рандах это чудище? Люди племени Медведя, обитавшие в этих местах много поколений, вдоль и поперёк бороздили озёрную гладь на лодках-долблёнках, всегда возвращаясь с богатым уловом. Богиня озера Унарита покровительствовала Медведям и отличалась мирным нравом, они даже помыслить не могли, что подземные глубины скрывают столь грозную опасность. Однако предаваться размышлениям время было самым неподходящим. Баюр бегом спустился с пологого травянистого склона, переходящего в обширную песчаную отмель, и к нему тут же поспешили старейшины, наблюдавшие за воинами, которые по распоряжению вождя заслонили берег и ощетинились копьями. Судя по озабоченным лицам мудрейших, подготовка к сражению соплеменников им вовсе не представлялась верным способом в противоборстве с чудовищем, которое, всё больше поднимаясь из воды, уже показало омерзительный чешуйчатый хвост, длиною превосходящий его самого. Нетрудно было представить, как, бросившись к берегу, оно будет хватать людишек, сыплющихся горохом, и перемалывать стальными клыками вместе с копьями, сетями, мечами и прочими игрушками. Все мысли и картины – одно мгновение, а потом – внутренняя сосредоточенность и напряжённость. Баюр даже не дал старейшинам подойти к нему, рукой очертив по воздуху границы. Когда-то Шилак рассказывал ему о магических фигурах, которыми управляют Верховные Боги и которые, исполнившись божественной воли, способны притягивать либо отталкивать чужую суть. Составленные из этих фигур начертания обладают повелительной силой, а направление силы и её мощь подчиняются волхву и сотворённому им заклинанию. Юный волхв немало времени посвятил чередованию и наложению таинственных знаков, постигая волшебный смысл божественной речи, с тщанием и в строгом соответствии подбирая слова заклинаний. Вот только случая проверить волховское мастерство не выпадало. Баюр давно заметил, что перед ликом беды его покидал страх, уступая место решительности, даже какой-то отчаянной отваге, все колебания и сомнения таяли без следа, и приходила уверенность, озарение истиной. Вот и теперь он, схватив острый камень, начертил на песке большую шестиконечную звезду – центр божественной силы, направив острый угол в сторону озера, а потом заключил её в круг, обозначив земную оболочку небесного духа. Достав из мешка живой камень, он закрыл глаза и приготовился вобрать в себя ниспосланную богами власть над дьявольским порождением. Прислушиваясь к божественным голосам, волхв словно оглох в земном мире, и слух его не воспринимал ни криков людей, ни рёва взбесившейся твари, бьющей хвостом по воде и обрушивающей на берег целые водопады. Но вот он открыл глаза, лицо его светилось, он вскинул руку с живым камнем к солнцу и звонко выкрикнул магическую формулу, потом ещё раз, и ещё… Чудовище стало бледным, прозрачным, едва заметным трепетным видением и… исчезло.

Тишина, опустившаяся на берег и озеро, была оглушительной. Ошеломлённые люди, страшась обмануться во внезапном избавлении от ужасной участи, боялись шелохнуться и напряжённо вглядывались в распрямившуюся водную гладь. Лёгкая рябь, подгоняемая ветерком, вспыхивала солнечными бликами на хрупких рёбрышках, весело ныряющих и догоняющих друг друга. И только где-то далеко в затерявшемся каменном мешке ещё слышался стон умирающего злобного эха.

Баюр почувствовал внезапное опустошение и слабость, заставившие его опуститься на песок и закрыть глаза, сознание, покружив в закоулках раздумий, улетело в бездонную синеву над головой, невозмутимую в мудром безмолвии. Его душа плыла легко и свободно, растворяясь в солнечном свете и вбирая его тепло, пульсирующим ритмом заполняющее онемевшую пустоту. А рядом с ней, переплетаясь, тянулись разноцветные бесплотные нити, они, как живые, трепетали и дышали, издавая чуть слышное потрескивание. Голоса, доносящиеся откуда-то снизу, громкие и тихие, гневные и молящие, яростные и кроткие, непонятным образом воздействовали на эти нити, как вдохновенные пальцы слепого сказителя, бегущие по струнам лютни. Меняя сплетения и оттенки цветов, нити то утолщались, становясь похожими на движущуюся радужную дорогу, то истончались до едва уловимого глазом искристого следа.

Открыв глаза, он увидел каменный свод пещеры, мерцающие блики и тени, рождённые очагом, и неясное озарение, ещё не разгаданное, отступило в тень, рассыпаясь золотистой пылью… Какая-то догадка всплывала в памяти и вновь ускользала, не позволяя приблизиться.

– … мудрый Шилак, – услышал Баюр приглушённый голос где-то рядом. Старейшина Варданг – догадался он, а рядом, судя по голосам, Гордин и Норбилах – его вечные спутники. – Он один сумел разглядеть в полуживом мальчишке потаённую мощь. Ведь сколь молодых Медведей тщились стать его учениками и преемниками! Усмехался разборчивый лис, но до таинства никого не допускал. А тут на́ тебе – полумёртвый чужак, в чём душа держится, а он выхаживает его, торопится передать секреты, изливает благодать знания, без утайки, без опаски вверяет ему власть над жизнью и смертью рода.

– Словно всю жизнь только его и ждал. А дождавшись – спешил облечь юнца умением провидеть силу и слабь окружных сутей да употребить не во зло. Передал – и ушёл на вершину Каймана, чтобы из облачных весей наблюдать, сколь верен был его выбор, как мужает молодой волхв, умножая его вклад, и являет умения невиданной силы.

– Не ошибся старик. Мыслится мне, среди Медведей наших не нашлось бы столь даровитого волхва. И не случайно он попал к нам. Думаю, Боги озаботились судьбою Медведей и ниспослали нам мальчишку как оберег. Не впервой спасает он племя от неминуемой гибели.

– Порадовал меня нынче Медведь, когда на сходе племени мудрым велением назначил неукоснительно исполнять любое желание либо прошение волхва, сколь ни казалось бы оно причудливым и непостижимым.

Синеокая Росина склонилась над вновь очнувшимся Баюром, чтоб напоить его душистым настоем живицы. Вяжущая кисловатая влага устремилась по жилам, возвращая телу энергию движения, а голове ясность сознания. Неожиданно волхв приподнялся и встал с устроенного для него ложа на тюфяке, набитом свежим душистым сеном, и только теперь заметил, что продолжает сжимать в руке камень. Он разжал стиснутые пальцы, камень слегка поблёскивал золотисто-белыми отметинами, а вверх по руке устремлялись невидимые горячие ручейки. Камень работал. Волхв молча направился в свою каморку и стал носить оттуда глиняные и деревянные плошки и кувшинчики. Мальчишки, караулившие сон Баюра, бросились ему помогать и в точности выполнять его тихие распоряжения. Самоцветы, растёртые в пыль и вываренные с настоянными в мёртвой воде ядовитыми корешками, превратились в яркие краски, не гаснущие от воды и времени. Приготовленные загодя за ради опыта, теперь они будут служить потомкам, передавая в зримых образах историю предков, не подлежащую забвению. Пучки жёстких перьев, прикрученных жилами к древку и смоченных красящей жижей, малевали непонятные полосы на каменной стене пещеры. Трое старейшин и соплеменники, допущенные к бережению волхва, замерли в недоумении, молча наблюдая за решительными действиями Баюра, освящёнными, без всякого сомнения, провидческой волей Богов. Недоумение сменилось потрясением, когда из разноцветных линий и завитушек проступили узнаваемые образы. Над голубой гладью озера возвышалась на длинной мощной шее уродливая голова чудовища, разинувшая клыкастую пасть, а к берегу бежали Медведи с боевыми копьями и крепкими сетями, сплетёнными из кручёных жил горных козлов. Картина росла, дополняясь подробностями, и восхищённые зрители уже угадывали знакомые фигуры и, кажется, даже слышали крики и голоса.

Баюр смотрел на разрисованную стену, прислушиваясь к невнятным отзвукам пробивающейся в сознание догадки. Камень, призывающий и возвращающий жизнь… Как случилось, что он послужил орудием возвращения исчадия тьмы в глубинные пропасти подземного дьявольского мира? Почему тогда, у Рандаха, стоя в центре шестиконечной звезды, Баюр выхватил среди других камней именно камень жизни? Потому что привык думать о нём в последнее время, вызнавая его возможности? А может, камень сам лёг в его ладонь, ведь волхв избрал его, даже не заглянув в мешок? Теперь не узнать. Новое открытие, ещё не вполне осмысленное, было ошеломляющим. Значит, камень, помимо целительного действия, облечён даром перемещать в иной мир. Не убивать, а перемещать… Да! Притягивая жизнь, он изгоняет смерть! Разделяет их мирами! Не проронив ни слова, потрясённый искатель сотворённых Богами тайн скрылся в своём углу, и никто не смел его тревожить, только слышно было, как переливались из сосудов настои, переставлялись и падали камни, да скрипела каменная ступка. Долго не гасла лучина волхва, уже видели сны спасённые им люди племени, старейшины обсудили подробности дневных событий и разбрелись по своим шалашам. Даже Драгонах, так неожиданно прозревший недавно и боявшийся во сне потерять свой дар, мирно посапывал в редкую седую бороду. И лишь дозорные сторожевые псы, обходя долину, с любопытством просовывали чёрные кудлатые морды в потайной лаз пещеры на мерцающий огонёк: не пахнет ли тревогой, не пора ли отчаянным лаем возвестить о новой беде.

Белый микроавтобус, выгнув горбатую спинку, блестящую от дождевой помывки, притормозил на краю поляны, сыто урча, как объевшийся кот, облегченно вздохнул и с чихом заглушил мотор. Трава под колёсами, напитанная влагой, укоризненно чавкнула и жадно засосала попавшие в её власть шины. По гладкому боку пленника тянулись сине-оранжевые полосы с яркими чёрными литерами «TV», всем понятными и не нуждающимися в переводе. В мокрую зелень с подножки автобуса осторожно выпрыгивали пассажиры, поёживаясь от сырости: трое молодых мужчин в ярко-синих рабочих комбинезонах, которые тут же принялись выгружать ящики с аппаратурой, и двое неопытных ещё журналистов. Руководитель съёмочной группы, задержавшейся в Томторе на празднике, отправил к Шайтан-озеру практикантов – осмотреться на местности и приготовить площадку для репортажа. Безлюдность утра компенсировали трели невидимых пернатых, горланящих без всякого повода, по вдохновению, примеривающих свой репертуар к прохладной и звонкой чистоте воздуха. Умытый лес, тянущийся вкруг поляны и далеко за озеро, равнодушный к непрошенным гостям, стряхивал остатки недавнего душа и охорашивался, нежась в солнечной ласке, как в мохнатом полотенце.

– Это и есть Шайтан? – хорошенькая девушка вглядывалась из-под козырька ладони в лёгкую рябь озера, заросшего по берегу камышом и отгороженного от ретивого любопытства широкой болотистой каймой с травяными кочками и редким, ярко цветущим кустарником, над которым зудели наперебой пчёлы и неугомонный гнус. – А как же мы к нему подойдём? Где-то должна быть тропинка, не иначе. Мы ведь не первые здесь?