Читать книгу Космоветеринар Генри и дело запрещённой игуаны - Лидия Гортинская - Страница 3

Сирена орала так, будто я собирался взорвать половину космодрома. Люди в форме уже бежали ко мне, и, если бы они были хоть чуть компетентнее, их лица выражали бы профессиональную твёрдость. Но нет – первое выражение было: «О, наконец-то что-то интересное». Второе – «Нужно выглядеть серьёзно, иначе придётся снова оформлять отчёты о бездействии».

Один из них, высокий, как лишённый смысла архитектурный объект, остановился передо мной и ткнул пальцем в контейнер с ящером, будто пытался просверлить его взглядом.

– Назовите имя, – сказал он, явно готовясь записать что-то длинное и позорное.

Я уже чувствовал знакомую боль внутри черепа – тот постоянный холодок, который возникает при приближении к собственному официальному полному имени, как прыжок в ледяную воду.

– Генри, – сказал я.

– Полностью, – упрямо повторил офицер.

– Ген. Ри.

Он нахмурился.

– В протоколе должны быть все ваши официальные данные.

– Я понимаю. Но если вы начнёте их читать вслух, система посчитает это попыткой саботажа, потому что такой объём букв угрожает психическому здоровью присутствующих.

Он моргнул, и мне даже показалось: вот сейчас – вот сейчас – он засмеётся. Но нет. Система космодрома выводит людей с одним выражением лица – серо-заботливым, с претензией на драму.

– Протокол требует идентификации.

– А я требую кофе. Но вы же не предлагаете его.

– Вы задержаны.

– Ну конечно, – кивнул я. – Кто бы сомневался.

Меня развернули, надели фиксирующие наручники – и только тогда контейнер с животным тихо трепыхнулся, будто ему стало скучно без внимания. Ящер вспыхнул бледно-голубым. Спокойным. Невинным. Настолько милым, что любой психиатр признал бы это формой агрессивной манипуляции.

– С ним осторожно, – сказал я. – Он реагирует на эмоциональные всплески.

Офицер смерил меня взглядом:

– Вы тоже?

– Если на меня кричать – да.

Меня потащили в коридор. Коридоры космодрома – это длинные кишки металла, по которым бродят одинаково раздражённые люди и одинаково потерянные туристы. Мы прошли через три шлюза, два сканера и одного робота, который громко требовал оплатить несуществующий налог на обувь, прежде чем отправить меня в комнату допросов.

Комната выглядела так, будто дизайнер вдохновлялся фильмами, где судьбы Вселенной решаются под холодным светом и тиканьем часов. Только часов не было. Даже это роскошь.

Офицер поставил контейнер с ящером на стол. Он аккуратно открыл крышку – и тот, словно осознавая драму, сделал единственное, что могло усугубить ситуацию: мягко, по-театральному, чихнул.

Сканер над дверью сменил цвет с жёлтого на красный.

На панели загорелась надпись: «БИО-Ω: РЕАКЦИЯ. ПРИНУДИТЕЛЬНАЯ СИСТЕМНАЯ ФИКСАЦИЯ».

– Вы уверены, что его можно здесь держать? – осторожно спросил второй офицер.

Первый фыркнул:

– Он маленький.

Я усмехнулся:

– Маленький – это космокроль. Этот – юридическая ловушка с лапками.

Первый снова проигнорировал меня и подключил терминал.

– Согласно автоматической классификации, данный биологический объект относится к запрещённой категории. Перемещение, транспортировка, коммерческое взаимодействие, продажа, попытка уклонения, попытка скрытия материала…

– Я умоляю, – прервал я, – не зачитывайте всё. Я уже чувствую, как моя душа пакует чемоданы и собирается уехать.

Он продолжил, будто меня не существовало. Я сел и облокотился на спинку стула. Это было начало. Очень плохое, абсурдное, официально задокументированное начало.

– Кто передал вам животное? – спросил офицер после пяти минут монотонного чтения.

– Знакомый.

– Имя?

– Не могу сказать.

– Почему?

– Потому что оно звучит менее глупо, чем моё, и я ревную.

Второй офицер тихо хрюкнул от смеха. Первый бросил на него взгляд, способный остановить биологические процессы.

– Вам грозит обвинение в незаконной транспортировке объекта класса «Ω», – сообщил он. – Это категория особо опасных биологических единиц.

– Он размером с бутерброд.

– Он представляет угрозу.

– Только вашей нервной системе.

Я посмотрел на ящера. Он удовлетворённо моргал и светился мягким зелёным, как довольная кошка. Вообще, если бы мне дали выбор между общением с такими существами и людьми – я бы давно жил в окружении зверья. Но жизнь любит пинать тех, кто старается жить спокойно.

Дверь открылась, и вошёл новый персонаж. Форма уже не охранника – строгая, с серебряной эмблемой. МСОБ. Межгалактическая служба охраны биообъектов. Люди, у которых чувство юмора удаляется хирургически при приёме на должность.

– Я – инспектор Дрейк. – Он показал удостоверение так быстро, будто боялся, что я его запомню. – Вы являетесь носителем контрабандного биообъекта класса «Ω». Вы понимаете уровень обвинений?

– Только если вы объясните нормальным языком.

Он сел напротив, посмотрел на ящера, потом на меня.

– Вы понимаете, что этот вид запрещён к перевозке? Что единственный зафиксированный взрослый экземпляр находится под охраной сенатского реестра?

– Как интересно, – сказал я. – Значит, я теперь? Что – преступник? Экстремист? Или, может, фигурант международного дела о нелегальном ящеродействии?

Инспектор не реагировал. Конечно. У таких людей нет нервов. Только протокол.

– Этот вид, – начал он, – способен выделять биогенный реактив. Слёзы, содержащие специфический белковый состав. Он действует как усилитель вербальной искренности. Не афродизиак. Не токсин. Но…

– Не продолжайте, – устало сказал я. – Иначе прозвучит, будто я собирался транспортировать живую машину для выбивания признаний.

– А вы собирались?

– Я собирался оплатить электричество. И штрафы!

Тишина. Робкая, как попытка здравого смысла нарушить сценарий.

– Кто вам передал объект? – снова спросил инспектор.

– Человек, который обещал, что всё будет просто.

– Но не было.

– Я удивляюсь, что вы это поняли.

Он вздохнул так, будто ему физически больно разговаривать с существами моего уровня.

– Мы должны изъять животное.

– Пожалуйста, – сказал я. – Берите. Только оформите документ, что теперь это не моя проблема.

И тут произошло то, что окончательно испортило ситуацию. Ящер – мерзавец выразительный – внезапно потянулся ко мне. Не к инспектору. Не к столу. Ко мне. Свет сменился на тёплый янтарный. Он словно говорил: «Ты – мой человек. Не эти биороботы».

Инспектор зло моргнул:

– Он привязался.

– Нет-нет, – быстро сказал я. – Он просто драматичен. Некоторые животные умеют быть актёрами.

– Теперь его нельзя отделять от вас до проведения полной сертификации.

– Простите, что?

– Вы – временный опекун.

– Но я не хочу.

– Это не предложение.

Я уставился на потолок и тихо сказал:

– Вселенная, если это шутка – очень длинная.

И тут свет погас. Сирена замолчала. И в наступившей, почти неожиданной тишине, я услышал шаги. Тяжёлые. Уверенные. Такие, от которых охрана начинает нервно расправлять плечи. Дверь открылась. Вошли трое. Один из них улыбался. Не доброй улыбкой. Скорее такой, которой улыбаются волки стейку.

– Генри, – сказал он. – Мы забираем тебя.

И, странное дело – охрана их не остановила. Плохой знак. Очень плохой.