Читать книгу 50 и одно дыхание легче - Лина Мур - Страница 7

Вся наша жизнь соткана из падений. Мы поднимаемся и снова падаем. Весь наш путь – это ямы, отличающиеся друг от друга лишь своей глубиной и вязкостью. Преодоление каких-то нам даётся легко, а какие-то настолько глубокие, что из них нет сил выбраться, и мы ищем другую яму, чтобы переждать там какое-то время и набраться сил. Ошибки, которые мы совершаем в каждой из таких ям, могут быть глупыми, а могут быть существенными для осознания собственного «я». Ведь каждый человек должен быть уникален. У нас разные ДНК и дороги тоже отличаются друг от друга. И стыдиться того, что уже было совершено, не стоит. Не факт, что это было правильно. Но если тебе нужно было это сделать, то для тебя в ту минуту это был толчок, чтобы выжить. Именно выжить. И таких моментов может быть довольно много. Надо слушать себя, любить себя и не винить ни в чём, как и другого человека. Очень многие слова, жестокие слова, говорятся для того, чтобы причинить боль и разрушить тебя. Они, как острые ножи, врезаются в кожу, но надо научиться быстро залатывать раны. Необходимо забывать эти неверные удары, чтобы не травмировать именно себя. Сколько раз в жизни люди друг друга оскорбляют, заставляя нас тратить свои эмоции на то, что, в принципе, того не стоит? Множество. И необходимо уметь говорить «спасибо». Да, именно спасибо. Спасибо за то, что сделали нас лучше и сильнее. Спасибо за то, что показали нам, насколько вы ничтожны и не стоите внимания. Спасибо за то, что убедили в том, что у меня всё хорошо. Спасибо за то, что благодаря вам я пойду дальше и буду гордиться собой. Вот спасибо я пока не могу сказать Николасу, точнее, пожелать идти дальше. За последние два тихих дня, пока я кое-как мыла квартиру и отвлекалась лишь на то, чтобы перекусить или на перевязку, когда приходил Грегори, в своей голове я благодарила Ника за всё, что он мне дал. Я благодарила его за помощь, за поддержку, за многое. Я благодарила его за то, что он доказал мне, в который раз, что я не сабмиссив, и даже любовь этого не изменит. С любовью у меня тоже всё плохо. Я вновь не понимаю, люблю ли я его или же настолько привыкла к скачкам адреналина, что уже не разграничиваю эти понятия. Я не знаю… до сих пор не знаю, и внутри меня тоже тихо.

На работе мне дали больничный на пять дней, телефон звонит, и я вижу на его экране номера то одной подруги, то второй. Отвечаю каждой, что подвернула ногу и пока не могу появиться в университете. Каждый день одно и то же. Я запретила им приезжать к себе, потому что тогда они поймут, что я лгала. А я хочу эту историю оставить только для себя и Николаса.

Только в выходные я заставляю себя выйти из квартиры и, хромая, пойти в супермаркет за едой. Самое страшное, что я не скучаю по Николасу. Совсем не скучаю. Мне хорошо наедине с собой, когда можно просто слушать радио или же просто валяться на кровати, просматривая снимки прошлых работ. Я занимаюсь только собой и в один момент осознаю, что мне комфортно быть одной. Мне не нужны ни подруги, ни Марк, ни Николас, ни сестра. Я абсолютно упиваюсь своим эгоизмом и улыбаюсь ему. Это чудовищно. Разумом я понимаю, что-то не так. Это не я, а какая-то другая девушка гуляет одна и выбирает для себя морепродукты и замороженный стейк, чтобы научиться их готовить. И в то же время мне этого не хватало. Не хватало времени на себя и свой эгоизм.

Когда я подхожу к дому с пакетами в руках, то замечаю машину Николаса. Всё внутри леденеет от страха, что у меня сейчас отнимут мои прекрасные минуты тишины, и я вновь окажусь в водовороте ужасающих эмоций. То вверх. То вниз. Меня снова будут использовать, а я буду разрешать это, потому что это же любовь. Нет, любовь у Сары и Райли, а между мной и Николасом, чёрт знает что.

– Мисс Пейн, – Майкл подходит ко мне, и я сухо киваю ему, напряжённо переводя взгляд на машину.

– Я привёз вам документы из суда, – он протягивает мне конверт, и я опускаю один из пакетов, чтобы взять его.

– Спасибо. Это запрет на приближение? – Интересуюсь я.

– Да. Именно он.

– Хорошо, – кивая, кладу конверт в пакет и снова беру его в руку.

– Я бы хотел вам помочь…

– Нет, я сама. Я в состоянии сама донести эти пакеты. Благодарю, Майкл, за заботу, но не стоит, – резко отрезаю я.

– Что ж, – он пожимает плечами и отходит от меня.

Разворачиваюсь, чтобы войти в дом.

– Не хотите спросить, как он себя чувствует после того, как вы бросили его? – Летит в спину. Обвинение. Горько приподнимаю уголок губ.

– Думаю, что прекрасно. Теперь ему намного проще живётся, как и мне. Не все истории заканчиваются хорошо, Майкл. И не у всех понимание слова «хорошо» сходится, – оборачиваясь, отвечаю я.

– Но так нельзя же. Ему плохо. Если вы хотели этого добиться, то радуйтесь. Ему плохо. Он молчит. Он сосредоточен на делах. Он закрылся в себе и всё свободное время проводит в клубе, откуда я забираю его пьяным настолько, что он едва может ходить. Он…

– Достаточно, Майкл, – качаю головой, не желая слушать о Николасе. Меня даже злит это.

– Я просила о времени, а он не дал мне его. Я просила его о многом, а он обвинил меня во всех грехах, как и вы сейчас. Нет, я не буду радоваться тому, что ему плохо. Мне жаль, что он никогда не поймёт того, насколько мне его не хватало всё это время. Я просила его не жертвовать ради меня ничем, а сама пожертвовала собой ради него. Так что я считаю, что поступила верно. Мне сейчас спокойно и не нужно нестись куда-то, потому что он так приказал. Мне не нужно бояться его больной фантазии и очередного насилия надо мной. Мы создаём друг другу одни проблемы, и надо научиться отпускать людей, даже если они слишком дороги для тебя. Нужно научиться жить, а не существовать. Всего хорошего, Майкл, – киваю ему на прощание и вхожу в дом.

Да, теперь я останусь виноватой во всём. Но разве я не права? Разве я не лишилась семьи? Я отца похоронила. Живу сейчас от зарплаты до зарплаты, потратив кучу денег на развлечения Николаса и его пристрастия. Я подстраивалась под каждый его вздох, а теперь эта свобода меня пугает и в то же время радует. Не нужно бояться того, что снова я встречу бешеную Люси, и мне придётся защищать себя. Мне не нужно опасаться того, что Николас где-то появится и начнёт ссору на пустом месте из-за ревности. Мне хорошо. Вот так мне хорошо. И мне необходимо было это сравнение, чтобы понять, сколько ошибок я совершила, находясь рядом с ним. Сколько раз я говорила неразумное. Сколько раз я поступала опрометчиво. Я не хочу больше так жить. Я устала от Николаса Холда и любви к нему. Устала от его тематического мира, в котором правят боль и жестокость. Я хочу быть счастливой и ему тоже желаю счастья.

Вбиваю в поисковике запрос, как приготовить стейк, и с удовольствием готовлю себе его, как и лёгкий салат. Это здорово. Мне нравится быть одной.

К концу своего больничного я настолько разленилась, что в моём гардеробе не осталось даже свежих леггинсов, чтобы поехать на работу. Поэтому мне приходится достать шорты и футболку. На улице уже печёт солнце, так что самое время насладиться летними деньками. В одиночестве. Повязку мне сняли вчера, и от зубов идиотки Люси остались вмятины и ещё ранки, которые я скрыла под гольфами. Ходить уже проще, я не хромаю и хочу забыть об этом навсегда.

Так как в университет мне не нужно ехать до конца августа, потому что Николас купил для меня экзамены, за что я ему благодарна, у меня появляется уйма свободного времени, и я записываюсь на курсы кулинарии. Сара занята экзаменами и документами для перевода в университет в Оттаве, Амалия продолжает носиться по городу в поисках своего Верхнего, а Марк чуть ли не каждый день развлекает меня смешными картинками в сообщениях и напоминает о том, что скоро его день рождения.

Я живу. Хоть кто-то представляет, что это такое, жить по-настоящему? Это не зависеть от мужчины, который будет ограничивать тебя в желаниях, не зависеть от семьи, требующей отчёты о том, где ты была и куда потратила свои честно заработанные деньги. Это настолько опьяняет, что я утопаю в лучах собственного одиночества. И я научилась печь блинчики и делать нормальный омлет. Я с удовольствием снимаю людей, которые улыбаются мне и с радостью получают свои кадры. Я с ума схожу оттого, насколько здорово быть одной.

На экране мой онлайн-преподаватель по кулинарии, вебинар который я купила, рассказывает азы приготовления индейки, а я грызу сельдерей. Раздаётся звонок в дверь, и я кривлюсь от этого. Мне не нравится то, что кто-то нарушает моё одиночество и наслаждение от предстоящего кулинарного шедевра. Направляюсь к двери и распахиваю её.

– Привет, пропащая, мы к тебе с угощениями, – улыбаясь, Сара показывает на бутылку вина, а Амалия на пакеты из итальянского ресторана.

– Вы, вообще-то, не вовремя. Я собираюсь запекать индейку с апельсинами, – цокая, пропускаю девушек в квартиру.

Амалия прикладывает ладонь к моему лбу, а затем качает головой под моим удивлённым взглядом.

– Нет, вроде бы температуры нет.

– Ты что, не одна?

– У меня урок, девочки, – направляюсь за ними в гостиную и мою руки, чтобы начать свои издевательства над индейкой.

– Так, Миша, ты в порядке? Ты готовишь?! – Изумляется Сара, опуская бутылку на кухонный островок.

– Да, я в полном порядке. И уж простите, но вы мне мешаете. Идите к Саре, – отмахиваюсь от них, пытаясь слушать то, что говорит преподаватель.

Амалия резко надавливает на крышку ноутбука и закрывает его, а затем, вообще, ставит на него пакет.

– Эй! Мы только собирались готовить! – Возмущаюсь я.

– Это ненормально, Мишель. Ты не готовишь. Ты драматичная истеричка, у которой вечно всё плохо или суперхорошо, отчего порой тошнит. Выкладывай, какого чёрта с тобой произошло, и как ты могла позволить Николасу купить экзамены, избавив тебя от каторги, которую мы вот прошли без тебя, – шумно вздыхаю и понимаю, что я осталась без индейки с апельсинами. Завтра прослушаю и приготовлю.

– Я не просила его это делать. Он сам сделал. Ругаться по этому поводу глупо. И я отдыхаю. Хожу на курсы три раза в неделю, кулинарные курсы, по совету ребят купила вебинар и учусь жить самостоятельно. У меня всё хорошо, – кладу индейку в пакет и убираю в холодильник.

– А-а-а, ты планируешь сюрприз для Ника. Здорово, – смеясь, говорит Сара и направляется к шкафчикам, чтобы достать штопор.

– Нет. Я планирую сюрприз только для себя. Он больше никаких сюрпризов не получит. От меня, по крайней мере, – отвечаю себе под нос и мою руки.

– Это как? – Хмурится Сара.

– Только не говори мне о том, что всё это твой способ пережить очередное расставание с ним, – Амалия медленно подходит ко мне, угрожающе выставляя палец.

– Я не переживаю. Мне хорошо, – усмехаюсь я. Я им не сказала. Ни о чём не сказала. Просто пропускала их вопросы о Николасе, и всё.

– Подожди, вы расстались? Серьёзно, что ли? Поэтому Райли такой угрюмый ходит, а я думала из-за переезда? Миша, я тебя убью! Что ты снова натворила? – Выкрикивает Сара, размахивая штопором.

– Так, успокойтесь. Это моя жизнь и мои решения. Я лишь попросила его о времени, чтобы подумать, а он указал мне на дверь. Навсегда. Я ушла, а он отправился на поиски девушки лучше, чем я. Вот такой расклад, – поджимаю губы, воинственно смотря на девушек, шокировано переглядывающихся друг с другом.

– О, боже, опять двадцать пять. Да, когда уже вы успокоитесь, а? Сколько можно изводить друг друга? Стой, ты якобы подвернула ногу, а на самом деле у тебя не было этого, да? Он что, ударил тебя, отшвырнул в момент кошмара, ранил? – Быстро тараторит Сара.

Шумно вздыхаю и отталкиваю от себя Амалию. Прохожу к дивану и сажусь на него.

– Вина, Сара, здесь срочно нужно вино, иначе я свихнусь, – Амалия хватает бутылку и забирает штопор у Сары.

– Миша, что случилось? Ты сказала о том, что тебя не устраивало, и он указал тебе на дверь? Да он что, рехнулся? После всей той боли, через которую вы прошли? Вы же практически побывали в аду. Вы же…

– Остановись, Сара, – прошу я. – Я не люблю его больше.

Рты обеих девушек открываются и захлопываются одновременно.

– Это как? Такое бывает? Научи меня. Срочно, – шепчет Амалия, прокручивая крышку от бутылки.

– Как так не любишь? Такого не бывает. Если ты любишь, то любишь. Если нет, то нет. А ты же… я не понимаю, Миша. Не понимаю. Как так-то? – Сара падает на диван и прикладывает руку к губам.

– Я сама не понимаю, если честно. Но вот так. Какой смысл, скажите мне? Какой смысл говорить о любви, когда будущего нет? Какой смысл тратить на него своё время, когда я столько всего пропускаю? С того дня, когда я ушла от него, моя жизнь заиграла яркими красками. Я гуляю, работаю с удовольствием, занимаюсь теми вещами, на которые с ним мне не хватало времени. Я теперь готовлю, а не сжигаю всё к чертям, у меня получаются блинчики не хуже, чем у Лидии. Я себя ограничивала с ним, понимаете? А он? Что он дал мне? Деньги? Он умеет решать проблемы только ими, а не сердцем. Моё он разбил вдребезги. С ним меня постоянно преследуют какие-то жуткие события. И я не подвернула ногу, ко мне пришла Люси якобы поговорить, и я впустила её, а она пыталась убить себя и подставить меня. Она укусила меня так, что у меня навсегда останутся следы её зубов. И это не всё. Мой папа бросил в меня вазу, и шрамы тоже остались. И это всё из-за него. Из-за чёртового Николаса Холда и его жизни! Я устала быть грушей для битья и жертвой для всех! Я жить хочу! Я хочу смеяться, а не плакать! Я не хочу быть шлюхой, которую он насилует! Я хочу любовью заниматься! Я хочу чувствовать себя живой и активной! Я, чёрт вас бы побрал, не обязана отчитываться за свои решения! Я ими горжусь, ясно? – Я так громко кричу, что мне не хватает кислорода.

Сара так и сидит, хлопая ресницами.

– Глотни, полегчает, – Ами вкладывает в руку Сары бокал и передаёт мне мой.

– Ну, раз ты решила, то Окей. Ты свободна в своём выборе, – Амалия пожимает плечами и плюхается на пол, отпивая вино.

– Но если тебе интересно моё мнение…

– Неинтересно, – обрываю Амалию и беру бокал с вином.

– О, господи, какой ужас. Люси безумна, а ты ещё хлеще, Миша. Как так можно? Жить она хочет. А с ним ты не жила? Ты хоть на секунду задумалась о том, каково Нику сейчас? Он же столько ради тебя сделал. Он же…

– Да, я это уже слышала. Сколько он сделал. Скольким пожертвовал. А чем именно скажи, Сара? Конкретно, чем именно он пожертвовал? Этими психопатами родственниками, которые хотят упечь его в лечебницу или оттрахать, чтобы родить ребёнка? Это его жертва? Или же он стал нормальным мужчиной, который приглашает меня на свидания или же хотя бы раз, один раз за последнее время уделил внимание мне не своим членом, а сердцем? Или он из клуба ушёл? Или он свободой своей пожертвовал ради меня, как это сделала я? Что? Что он сделал? Бил себя, потому что таковы правила его мира? Заставил ублюдка бить себя плетью и подыхать там, видите ли, он раскаивался? Сколько раз он обманывал меня и скрывал что-то о себе, а потом появлялся на дне рождения ребёнка Люси и устроил драку, которую сам же и спровоцировал? Нет, он ничего не сделал, чтобы улучшить нашу жизнь. Он улучшил свою, но никак не мою. Единственное, за что я ему, действительно, благодарна, так это за то, что он помог моему отцу спокойно дожить последние часы. Это всё. И я расплатилась за это всем, что у меня было. Поэтому если ты его защищаешь, то убирайся отсюда. Я видеть тебя не хочу. Это не твоя жизнь, Сара. Николас не Райли. Он никогда не задумается о том, чтобы дать мне больше. И, вообще, видеть вас я не хочу. Я никого не хочу видеть сейчас, потому что это моё время. Только моё время, а не ваше. Мне нравится быть одной. Нравится, что мне не нужно имитировать улыбку и радость на лице лишь потому, чтобы никого не обидеть. Я вот такая, и тащусь от самой себя. А если вам не нравится, то выход вон там, – указываю рукой на дверь и выпиваю залпом вино. Яростно смотрю на девушек, желая их выволочь отсюда за волосы. Мне не нужны подруги. Мне никто не нужен. Я хочу весь мир только для себя.

– Что ж, раз так, то и мне здесь делать нечего, – Сара поднимается с дивана и ставит свой бокал на стол.

– Вот и проваливай, – фыркаю я.

– Девочки, вы с ума сошли?

– Знаешь что, хочешь быть одна, будь одна, Мишель. Тебе не нужна наша дружба, бог с тобой. Только вот сейчас ты прячешься за этой бутафорией, которую создала для себя, чтобы не думать о той вине, которую несёшь внутри себя. Ты трусиха, раз так просто взяла и ушла. Уйти это самое простое. А ты попробуй построить на руинах хоть что-то, ты не смогла это сделать, потому что струсила. Я строила. Год за годом. Минуту за минутой. И да, Райли не Ник, но с ним я тоже глотнула достаточно дерьма и боли. Но я никогда не убегала от него. Ни разу. А ты сбежала от Ника, и я не отрицаю, что он тоже совершил много ошибок, но именно ты в этой ситуации поступила отвратительно по отношению к нему. Нельзя взять и разлюбить человека. Это невозможно. А раз ты так легко хлопнула дверью, то именно ты обманывала всех и врала ему о том, что любишь его. Ты предала и кинула его в тот момент, когда ему нужно было твоё участие. Отношения это намного сложнее, чем секс. И, вероятно, ты только для секса и годишься, потому что на борьбу за мужчину у тебя духа не хватило. Трусиха! – Сара пролетает мимо нас, хватая на лету сумочку, и хлопает дверью.

Перевожу взгляд на Амалию, потирающую лоб.

– Хочешь идти за ней, иди. Мне плевать, – равнодушно пожимаю плечами и беру бокал Сары, делая глоток.

– Серьёзно? Вот так прямо плевать? – Усмехается Амалия.

– Да, вот прямо плевать. Вы не имеете права давать оценку моим решениям. Я не лезу в вашу жизнь, а вы не лезьте в мою. Саре легко меня оскорблять и обзывать трусихой, когда она собирается замуж за Райли. Её жизнь сложилась. Она счастлива, а вот я – нет. Я несчастна с Николасом, как и он со мной. Мы живём в огромном болоте из боли, которая мне уже поперёк горла, как и советы от гуру отношений Сары. Плевать, – передёргиваю плечами и делаю глоток вина.

– Я тоже ей завидую. Порой хочется её ударить за то, что она замуж выйдет за Райли, – хмыкает Амалия.

– Это случается один раз на миллион, наверное, чтобы мужчина променял тему на нормальную жизнь и будущее с одной, без плёточной истории. Но разве, если бы они были другими, мы не полюбили бы их?

– Я не люблю Николаса. Я в этом убедилась. Мне хорошо, Амалия. Клянусь, я кайфую каждый день, наслаждаясь собой. Я делаю маски на волосы, валяюсь в ванне, и теперь умею готовить. Я живу, чувствую эту жизнь, и она меня принимает, а его мир постоянно бил и оставлял на моём сердце раны, – категорично произношу.

– Уйти от мужчины можно, но надо уметь возвращаться и признавать свои ошибки. Это страшно и унизительно. Мне кажется, что Сара отчасти права. Ты создала для себя защитный кокон, которым защищаешься от воспоминаний. Я уверена в том, что вы с Николасом сказали друг другу очень жестокие слова, которые повлияли на тебя. Да ещё и это нападение Люси. Ты была напугана, ведь подобное может произойти ещё раз. Это твоя защитная реакция, нормальная реакция на случившееся. Твой побег тоже понятен. Но у них, тематиков, своё представление о жизни. Его изменить невозможно. Принять чудовищно сложно. Да, это чертовски ломает, но поверь мне, они ломают себя сильнее. Принадлежать одной – для них это уже обручение. Они боятся не меньше нашего потерять причину, ради чего они совершали что-то неразумное и для их мира неправильное. Но, Мишель, когда твой кокон разрушится, а он разрушится, то тебе будет больно от того, что Николас сказал тебе. Я со стопроцентной уверенностью могу заявить, что ты даже не вспоминаешь эти слова, потому что именно они затронули всё внутри тебя, вынудив спрятаться. Да и то, что ты так убеждена в том, что не любишь, я понимаю. Знаешь, сколько раз я так себя чувствовала? Три раза. Я тоже упала в эту крайность, начала рисовать, наслаждаться каждым мазком, ароматом того, как здорово у меня выходит. А вот через полгода я увидела, что все мои рисунки связаны с ним. Так и ты начала готовить не для себя, а для Николаса. Я уже ухожу, потому что сейчас ты начнёшь кричать и выгонишь меня. Правда не всегда приятна, Мишель, но кто ещё тебе её скажет, как не мы. Те, кто тебя любят любую. Друзья просто так не уходят, Мишель, на то они и друзья, чтобы кричать на тебя и высказывать своё мнение, потому что у них тоже болит сердце за тебя. До встречи на дне рождения Марка, – Амалия поднимается на ноги и, оставляя бокал на столе, берёт свою сумку и выходит из моей квартиры.

Они ничего не знают о том, что я потеряла рядом с Николасом. Они дают мне чёртовы советы, а сами лучше меня? Нет.

Я всё сделала правильно, и точка. Я его не люблю. Я его… не хочу любить, потому что это безумно страшно. Я…я…мне так больно.

Закрываю лицо руками, и в тишине квартиры раздаётся мой вой. Эти слова, слова Николаса о том, насколько он ненавидит тот факт, что я рядом с ним, врываются в мою голову и вновь раздирают на кусочки сердце. Мне нужно было лишь время, чтобы прийти в себя… время… вряд ли человек, переживший такой страх, как я, и панику из-за того, что его могут посадить за то, что он якобы убил человека, будет в норме на следующий день. Да я в ужасе. Я до сих пор в ужасе, и мне страшно. Я испугалась, что если останусь с Николасом, то меня попросту убьют. Да, я испугалась. Я…я же нуждалась в его понимании и поддержке в тот момент. А он кричал и кричал. Кричал и бил эту дверь. Да и причины, чтобы жертвовать своей жизнью ради него, уже нет. Он никогда не будет моим полностью. И я никогда не смогу обладать им настолько же, насколько имеет право на мужчину его девушка в нормальном мире. Мне всегда будет оставаться лишь кусочек, которого мне очень мало.