Читать книгу Море и цивилизация. Мировая история в свете развития мореходства - Линкольн Пейн - Страница 50

Если Персидский залив был естественным путем для торговли между Индией и Месопотамией, то Красное море влекло торговцев из дальних стран куда меньше. Здешние города не могли предложить дорогих товаров, за исключением ладана и мирры из Йемена, и находились слишком далеко от изобилия и роскоши Южной Азии и Персидского залива. Препятствием для морской торговли были также навигационные опасности – мели и рифы, северные ветра и бесприютность берегов. На севере в год выпадает лишь четыре миллиметра осадков, воды почти нет, а растительность скудна, так что провиант приходилось завозить из долины Нила или из других мест. В эпоху фараонов цена такой экспедиции была слишком велика для обычных купцов, и даже фараоны лишь изредка предпринимали попытки достичь богатств Пунта, Офира и Савского царства морским путем. У Красного моря не было своего Спасину Харакса. Говоря словами современного археолога, «порты Красного моря[354] были на удивление бедны», а их развалины едва различимы среди голой местности.

Первыми всерьез заинтересовались красноморской торговлей цари из династии Птолемеев, правившие Египтом три века после смерти Александра Македонского. Мы не знаем, много ли кораблей бороздило Красное море в те времена, когда Александр отправил туда Анаксикрата, но в 287 году до н. э. эскадра Птолемея разбила флот набатейских пиратов в заливе Акаба, из чего можно заключить, что к этому времени объем торговли был уже довольно значительный, раз она привлекала разбойников и заслуживала защиты. Интерес египтян к этому региону заметно усилился в правление Птолемея II Филадельфа, которому требовалось пополнить запасы боевых слонов, о которых греки впервые узнали во время восточных походов Александра. В битве при Газе в 312 году до н. э. Птолемей I захватил часть слонов, которых Чандрагупта подарил Селевку, но они не дали потомства. Ашока обменялся посольствами с Птолемеем II, так что, возможно, речь о боевых слонах заходила, но даже если и так, везти их через Индийский океан, чтобы миновать владения Селевкидов, было непрактично или даже невозможно. В качестве альтернативы Птолемей II начал ввозить слонов из Восточной Африки.[355] Даже этот относительно короткий путь потребовал значительных затрат: надо было существенно улучшить судоходство (возможно, был заново открыт канал между Нилом и Суэцким заливом) и основать порты на Красном море. В 260-х годах до н. э. первая партия слонов совершила трехсотмильное путешествие из Птолемаиды (примерно в 50 милях южнее современного Порт-Судана) в Беренику – порт, защищенный от северных ветров мысом Рас-Банас. Другие птолемеевские порты включали Арсиною (названную в честь жены Птолемея) вблизи современного порта Суэц и Миос Хормос[356] (Кусейр аль-Кадим) к востоку от Коптоса, примерно в 160 милях севернее Береники и в 270 милях южнее Суэца. Из Береники слонов вели по сухим руслам – вади Восточной пустыни в Асуан (переход занимал двенадцать дней), а дальше на судах везли вниз по реке в Мемфис. Хотя в классических источниках есть упоминания о «слоновозах» (элефантегах), неизвестно, где эти суда строились и чем отличались по конструкции от обычных купеческих.

Возить слонов по морю было занятием чрезвычайно опасным. В суровом рассказе, отчасти напоминающем египетскую «Сказку о потерпевшем кораблекрушение», Агатархид описывает гибель слоновоза возле Порт-Судана, где море очень мелкое[357], не более трех саженей [5,5 метра], и очень зеленое. Место это удобно для плавания военных кораблей и весельных судов, потому что здесь не бывает сильных бурь и больших волн, а кроме того, оно изобилует рыбой. Несчастье случается с судами, перевозящими слонов, ибо из-за своего веса они имеют глубокую осадку. Они идут под парусами, часто и ночью, и порой налетают на скалу или отмель. Тогда моряки не могут выбраться, поскольку вода тут глубже человеческого роста. Не сумев столкнуть судно с мели шестами, они выбрасывают за борт все, кроме еды, а если и такое средство не помогает, впадают в отчаяние, ибо отсюда не видно ни острова, ни мыса, ни другого судна – все потому, что место это негостеприимное и люди редко проходят тут на кораблях.

Несмотря на все опасности, Птолемеи добывали слонов не только для войск, но и ради слоновой кости. Охотники продвигались все дальше на юг, основывая новые порты, в том числе Адулис (Массауа, Эритрея) и другие порты южнее Баб-эль-Мандеба. К 240-м годам до н. э. у Птолемея III было войско примерно в триста боевых слонов, однако они значительно уступали индийским слонам Селевкидов, так что к концу века вывоз боевых слонов из Африки прекратился.

Куда более важным источником доходов для казны Птолемеев была монополия на торговлю с Аравией и Индией. О характере этой торговли рассказал Агатархид, описавший развитую торговую сеть, включавшую Красное море и западную часть Индийского океана. Пройдя через Баб-эль-Мандеб, корабли могли зайти на остров Сокотра примерно в пятистах милях восточнее Адена. Название острова происходит от санскритского Сухарадвипа, что означает «Остров Блаженства». Агатархид описывает оживленный порт Сокотры, где «можно видеть[358] стоящие на якорях купеческие суда из соседних стран. Больше всего тут кораблей из [Патталы], которую Александр выстроил на реке Инд. Немало, впрочем, и кораблей из Персии и Кармании [Южный Иран] и из всех близлежащих земель». В более поздние времена конечный западный пункт индоокеанской торговли переместился в Африку, в Малао (Бербера, Сомали) и на восточную оконечность Африканского Рога в место под названием Моссилон.

Описанное Агатархидомом время стало для индоокеанской торговли поворотным. Есть теория, согласно которой муссоны «открыл» птолемеевский кормчий Гиппал, хотя для местных мореходов муссоны были фактом жизни, а Неарх объяснял задержку в плавании от Инда сезонными ветрами за два столетия до Гиппала. Поддерживаемое правительством сообщение между Египтом и Индией, по всей видимости, началось в последних десятилетиях III века до н. э., после того как в Красном море спасли потерпевшего крушение индийского торговца. Его доставили в Александрию, и он «обещал быть проводником[359] лицам, назначенным царем для плавания в Индию». Во главе экспедиции поставили Евдокса Кизикского. Согласно приведенному у Страбона рассказу, он вернулся из Индии с грузом благовоний и драгоценных камней, но их отнял у него Птолемей VII. Через некоторое время вдова Птолемея отправила Евдокса во второе плавание. «Однако при возвращении его отнесло ветрами на юг Эфиопии. Бросая якорь в каких-либо местах, он старался расположить к себе местных жителей путем раздачи хлеба, вина и сушеных фиг (чего у них не было); взамен он получал запас пресной воды и лоцманов; в это время он составил также список некоторых туземных слов».

Если в этом втором путешествии Евдокс отплыл из Индии с северо-восточным муссоном и без опытного проводника, его легко могло снести к югу от намеченной цели. Впрочем, тот факт, что на африканском побережье сыскались лоцманы, свидетельствует, что он оставался в пределах оживленных торговых путей. В Египте весь его груз снова конфисковали. Евдокс сумел сохранить обломок носа от найденного им у африканского побережья погибшего корабля. Моряки в Александрии по обломку определили, что это «конь» – судно из карфагенского Гадира в Испании. Отсюда Евдокс сделал вывод, что карфагеняне огибали Африку с востока на запад. Он на собственные средства снарядил экспедицию и поплыл к Атлантическому океану через Путеолы и Гадир, однако в Атлантике встречные ветра вынудили его вернуться в Испанию. Примерно в 100 году до н. э. он снарядил еще одну экспедицию; дальнейшая его судьба неизвестна.

Несмотря на все обиды, которые Евдокс претерпел от своих царственных покровителей, Египет был теперь открыт для индоокеанской торговли, которая вскорости расцвела настолько, что для борьбы с пиратами в Красном море пришлось назначать специальных людей. Этим сохранившиеся сведения почти исчерпываются. Мы не знаем, было ли большинство купцов из Египта и Средиземноморья или из Индийского океана, и плавали ли эллинистические торговцы на собственных кораблях или на кораблях индусов либо арабов, не знаем объема торговли и насколько она была выгодна как для отдельных лиц, так и (в форме пошлин и сборов) для правительства, – все перечисленные вопросы остаются без ответа по сей день.