Читать книгу Тайники души - Линн Остин - Страница 8
Часть І
Сады Уайатта
Глава 3
ОглавлениеНа следующее утро меня разбудил аромат кофе. В окна лился яркий дневной свет. Я встала и только тогда поняла, что проспала! Как я могла? Я быстро оделась. У меня столько работы: дети, домашние дела!
Пробежав по детским спальням, я обнаружила, что сыновья и Бекки давно встали и ушли. Что они успели натворить?
Я галопом понеслась вниз и замерла на пороге кухни. Тетя Батти стояла у плиты, напевая «О благодать»[7], и пекла блинчики.
Тетушка была в вязаном домашнем свитере такого же ярко-желтого цвета, как солнце.
Дети сидели за столом и поглощали блинчики с яблочным повидлом с такой скоростью, что тетя едва успевала их подавать.
Даже Бекки сидела с полным ртом и раздувшимися щеками.
Молочные емкости были заполнены молоком, корзина для яиц была полна яиц, ведро для угля стояло с углем, обе печи были зажжены и обогревали дом! Я пробежалась рукой по спутанным после сна волосам и упала на стул, чувствуя некое оцепенение.
– Вам следовало меня разбудить. Я не знала, что уже так поздно… Наверное, я забыла завести будильник.
– Нет, лапочка, – улыбнулась тетя Батти, – ты не забыла. Я проскользнула к тебе в спальню и выключила его. Жмурка сказал мне, что тебе нужно отдохнуть.
– А как же домашние хлопоты…
– Все уже сделано. – Тетя Батти поставила передо мной тарелку с блинчиками. – Сейчас налью тебе кофе.
– Мы все помогали тете, чтобы ты поспала, мама, – объяснил Джимми.
Дети так гордились своим подарком, что у меня даже закружилась голова.
– Спасибо. Но, тетя Батти, вы не должны были этого делать.
– Что за чепуха! Конечно должна! Я сегодня так и сказала Жмурке и девочкам: «Это дурной тон – воспользоваться чьим-то гостеприимством и не помогать по дому!»
Будто в подтверждение ее слов из моей кладовой выплыла Королева Эстер с мертвой мышью в зубах. Мышиный хвост волочился по полу. Я давно знала, что у меня в кладовке завелась парочка мышей, которые грызли все, что им нравилось. Но несмотря на то что я ставила мышеловки, мне так и не удалось поймать ни одну из них.
Эстер прошла через кухню, бросила трофей к моим ногам и ухмыльнулась, словно говоря: «Вот! Смотри и учись!» Затем она отвернулась и прошествовала в гостиную, чтобы совершить утреннее умывание на моем кресле.
– Спасибо, – пробормотала я.
Сидящая возле меня Бекки увидела мертвого грызуна, вскочила на стул и завопила:
– Аааааа! Мышь!
Мальчики засмеялись. Даже Люк! А Бекки стояла на стуле, переминаясь с ноги на ногу и заламывая руки.
Тетя Батти, неодобрительно качая головой, взяла веник, совок и убрала мышь.
– Ох уж эта Королева Эстер! Она отличный маленький охотник, но никогда не убирает за собой. – Тетушка вынесла мышь на крыльцо. – Когда придет время обеда, Эстер позаботится об этом, – добавила она, закрывая входную дверь.
– Она ест мышей?! – содрогнувшись, спросила Бекки.
– Конечно, лапочка. Все коты едят мышей. Но Эстер переедает, поэтому она такая пухленькая.
Тетя помогла Бекки спуститься со стула и дала ей еще блинчиков:
– Спорим, ты не доешь быстрее мамы?
– Доем!
Я с удивлением наблюдала за тем, как Бекки в одно мгновение съела все до крошки. Мне пришло в голову, что я просто еще сплю…
Я попробовала блинчики и сразу поняла, почему дети уплетали их за обе щеки. А такого вкусного кофе я не пила с тех пор, как рухнула фондовая биржа![8] Наверное, кофе тетя принесла из дому, потому что мой, перемешанный с цикорием, был и вполовину не так хорош.
Во время еды я то и дело поглядывала на дверь спальни, раздумывая о том, что увижу, когда войду к Гейбу. Когда я вчера уходила, он выглядел неплохо, но жар бывает коварен. Возможно, Гейбу стало намного лучше, но он мог и умереть. Я ела медленно, отодвигая, как могла, встречу с худшим.
Набравшись смелости и войдя в спальню, которая раньше принадлежала моему свекру, я с облегчением нашла Гейба спящим.
Я подошла к кровати на цыпочках и положила руку ему на лоб. Он был прохладным. Мужчина вздрогнул от моего прикосновения, открыл глаза и посмотрел на меня. Я смутилась, вспомнив, как вольно вчера с ним разговаривала, обнимала и все такое. Я надеялась, что он ничего не помнит.
– Привет! – застенчиво поздоровалась я. – Как вы себя чувствуете?
– Лучше, чем когда-либо.
Гейб улыбнулся и сразу стал не похож на того больного, за которым я ухаживала. Его пристальный взгляд действовал мне на нервы.
– Сможете поесть? – спросила я, вновь обретя дар речи.
– Запах кофе просто волшебный.
– Сейчас принесу.
– Миссис Уайатт, подождите.
Я остановилась в дверях.
– Я знаю, что вчера был не в себе. Я что-то говорил?
– Не переживайте, ничего членораздельного. – Я вздохнула с облегчением, понимая, что он ничего не помнит, в том числе и моих слов.
Затем по выражению лица Гейба я поняла: мне не удалось его убедить.
– Единственное, что я разобрала, – вы звали своего отца. Вы меня до смерти перепугали! Я решила, что вы собрались умереть и призываете Отца Небесного отпустить ваши грехи.
Он улыбнулся, закрыл глаза и отвернулся.
– Я с удовольствием выпью кофе, мэм, если вам нетрудно его принести.
Я закрыла дверь и пошла в кухню. Тетя Батти во весь голос напевала и мыла посуду.
– Как там поживает ангел? – поинтересовалась она, закончив.
– Да он не ангел! – начала я объяснять, но потом сдалась. – Ему уже лучше. Он хочет кофе, если еще есть.
– А он не голоден? – спросила тетя. – Я могу испечь еще блинов.
Не знаю почему, но мне вдруг стало неловко ухаживать за Гейбом теперь, когда он пришел в сознание, не спал и раздумывал. Я протянула тете чашку и молочник.
– Может быть, вы отнесете это ему и сами спросите?
– Хорошо. – Тетушка понизила голос до шепота и сообщила: – Дети рассказали о нем вчера. Мы упомянули его в наших молитвах.
Мне сразу стало тревожно.
– Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали!
– Почему? В Библии говорится…
Я схватила тетю Батти за руку и потянула в гостиную, чтобы дети не слышали нашего разговора.
– Послушайте, наш опыт с молитвами был неудачным. Мы с детьми все молились и молились, чтобы их отец выздоровел, но он умер! – зло прошипела я.
– Мы молились не о том, чтобы ангел выздоровел, а чтобы свершилось то, что должно! И чтобы у нас были силы принять это.
– А в чем разница? – горько спросила я.
– Разница есть и…
Я начала подталкивать тетушку к кухне, не желая слушать ее объяснения.
– Бекки Джин, иди вытирать посуду! Мальчики, собирайтесь в школу!
– Сегодня суббота, мама, – ответил Джимми, переглянувшись с Люком.
Я схожу с ума!
Тетя Батти вышла следом за мной из гостиной и понесла Гейбу кофе. Войдя, она замерла на пороге.
– Ой, как же вы меня напугали! Вы похожи на медведя! А почему вы так заросли?
Я поспешила следом за ней, боясь, что она обидит гостя.
– Тетя Батти, мистер Арфи сильно болел и не мог за собой ухаживать.
– Ну что ж, я могу его побрить, если он хочет. Много лет назад я заботилась об Уолтере, когда он был прикован к постели. А затем ухаживала за бедным папой. Оба всегда выглядели отлично!
Даже если бы я лежала на смертном одре, я не подпустила бы к себе сумасшедшую старушку с опасной бритвой! Но я не знала, как предупредить мистера Арфи.
Он в недоумении переводил взгляд с меня на тетю, будто не успевал следить за нашим разговором.
– Давайте подождем, пока он поправится, – быстро предложила я.
– Как хочешь, – ответила тетушка, пожав плечами. Затем протянула мужчине кофе. – Вот, пожалуйста. Кстати, я тетя Батти. А вы кто?
– Меня зовут Гейб. Габриель Арфи.
Тетя Батти задумалась.
– Гавриил, да? Я когда-то знала архангела Гавриила. Вы не знакомы? Ваше лицо мне кого-то напоминает…
Мужчина нервно рассмеялся.
– Мне жаль, что я вынужден всех разочаровать, но я далеко не ангел. – Он отпил кофе. – Ух ты! Вкус столь же великолепен, как и аромат! Спасибо, мэм.
– Хотите блинов? – предложила тетя Батти. – Должна отметить, они очень вкусные! Я добавляю секретный ингредиент, настолько секретный, что уже и сама его не помню…
Гейб слабо улыбнулся, когда тетушка захохотала от собственной шутки.
– Конечно. Спасибо большое, мэм.
Тут его внимание привлекло что-то за моей спиной. Я обернулась. Дети, все втроем, пытались проскользнуть в комнату.
– Всем выйти! – приказала я. – Здесь вам не шоу! Мистеру Арфи нужно побыть одному.
Я не хотела, чтобы дети подружились с ним и потом, в случае его смерти или когда он покинет нас, переживали потерю. Я попыталась вытолкать их, но Гейб мне помешал.
– Да все в порядке! Я не против компании, – раздался его глубокий мягкий голос.
Я сдалась и пошла в кухню. Дети оставили на тарелке три блина. Я переложила их на чистую тарелку, полила яблочным повидлом и понесла Гейбу. Меня не было всего пару минут, но за это время Жмурка успел присоединиться к посетителям, а серая кошка улеглась в ногах у мужчины.
Не успела я прикрикнуть на животных, как на кровать прыгнула рыжая кошка с перчаткой Бекки в зубах. Она держала ее «за загривок», как держат котят.
– Ой, смотрите! Арабелла принесла вам своего котенка! – радостно воскликнула Бекки.
Прищурив глаза, Гейб уставился на кошку, явно не уверенный в том, хорошо ли он видит.
Арабелла устроила перчатку на коленях у мужчины и легла рядом, мурлыча и ластясь.
– Это самый жалкий котенок из всех, кого я видел, – прокомментировал Гейб.
– На самом деле это моя перчаточка! – громко прошептала Бекки. – Обещайте, что вы не скажете Арабелле!
Гейб засмеялся, и этот звук снова напомнил мне басы церковного орга́на. Те, что берут за душу и трогают сердце.
Дети все смеялись вместе с гостем, и я поняла, что безнадежно проиграла: мне не удастся удержать детей от его общества. Отдав Гейбу тарелку с завтраком, я выскользнула из комнаты и пошла наверх – заправить кровати.
День выдался замечательным! Светило солнце, и снег начал таять. Тетя Батти протянула мне руку помощи, в которой я так нуждалась. Габриель Арфи, судя по всему, будет жить.
Я знала, что должна испытывать облегчение, но, как ни старалась, не могла отогнать предчувствие надвигающейся беды. Может быть, потому что меня всегда преследовали невзгоды. Они ходили за мной по пятам, как собака тети Батти, и я даже перестала их замечать и забыла, как жить без них.
Я застелила свою кровать покрывалом и стала смотреть в окно, слушая, как капает с крыши тающий на солнце снег. Снег тает! Значит, в кухне тети Батти он тоже тает! Нужно срочно придумать, как спасти ее имущество!
Раздумывая, как поступить, я заметила грузовик Алвина Грира. Он медленно ехал по дороге, ведущей к Дир Спрингсу. Если по дорогам уже можно ездить, значит, я могу отвезти Гейба в город к врачу. Но не может же он отправиться туда в нижнем белье, а его одежду я еще не постирала.
Поколебавшись, я открыла комод Сэма. Одежда мужа была аккуратно сложена, будто он только вчера ее там оставил. Впервые после смерти Сэма я коснулась его вещей.
Я выбрала фланелевую рубашку, с удивлением обнаружив, что мое горе прошло. Исчезло, как бурое пятно на выстиранной ткани; увяло, как цветок, вырванный с корнем.
Я прижала рубашку к щеке. Она все еще пахла Сэмом. Но когда я попыталась вспомнить его лицо, мне это не удалось. Возможно, это было частью моего наказания. Все мои невзгоды – плата за то, что я лгала Сэму.
Несмотря ни на что, мне его не хватало. Не потому, что детям был нужен отец, и не потому, что мне пришлось взвалить на себя всю работу, и не потому, что он оставил после себя океан одиночества. А потому, что Сэм искренне любил меня. Я всегда была в этом уверена. Он любил меня, и сейчас мне очень не хватало ощущения, что я любима.
Я выбрала чистую одежду для Гейба и закрыла ящик комода. По пути вниз я зашла в комнату Бекки, чтобы заправить ее кровать, но обнаружила, что все уже было сделано. Без сомнения, это постаралась тетя Батти.
Затем на столике Бекки я увидела фотографию, которую тетушка принесла из дома. Я взяла в руки медную рамку и стала рассматривать снимок. На нем был запечатлен мужчина приятной внешности, около тридцати, сидящий в кресле перед домом тети Батти. На его ноги был наброшен плед. Было ясно, что он инвалид. Мужчина был худым, выглядел болезненно, за очками прятались темные, полные муки глаза. Рядом, положив руку ему на плечо, стояла девушка, а он своей рукой накрыл ее ладонь. На пальце мужчины было обручальное кольцо. В позе девушки угадывалась робость. Голова в венке из цветов была повернута в сторону, круглые плечи сутулились, обуви не было. Я присмотрелась внимательнее: да эта пышечка – молодая тетя Батти!
Разве она не рассказывала, что однажды ухаживала за инвалидом, брила его и все прочее? Я еще раз посмотрела на фотографию, на соединенные руки, лица и увидела куда больше, чем просто пациента и медсестру.
Секреты!
С другой стороны, лишь Небесам было известно, сколько их у меня. У Гейба Арфи тоже есть секреты. Почему бы тете Батти их не иметь?
Я вспомнила, как однажды в Монтгомери, штат Алабама, слышала проповедь о секретах, и содрогнулась. Священник испугал меня до полусмерти, прогрохотав: «Знайте, вас настигнут ваши грехи!» Я представила грех в виде длинноносой ищейки, которая преследовала провинившегося, куда бы он ни шел, никогда не теряя следа прегрешений. А затем, загнав человека на дерево, собака без устали лаяла на него, сообщая всему миру, где грешник.
Я поставила фотографию на место и пошла вниз. Все столпились в комнате Гейба и смеялись.
– Не хочется прерывать ваше веселье, – проворчала я, – но снег тает! Тетя Батти, вы с детьми должны пойти в коттедж и забрать вещи, пока все не пропало!
– Ой, мы тут как раз говорили о моей крыше, – отозвалась она, радуясь, как дитя. – Гейб пообещал, что починит ее!
Я вышла из себя. Неужели я здесь единственный взрослый человек?
– Тетя! Мистер Арфи едва не умер! Он не в состоянии взобраться на вашу крышу! А даже если когда-нибудь у него это и получится, то ремонт займет не один день!
Гейб отвернулся. Радостная улыбка сползла с тетиного лица. Даже дети затрясли головами и начали переминаться с ноги на ногу. Я почувствовала себя дождевой тучей, заслонившей солнце во время пикника.
– Давайте приниматься за дело, – тихо сказала тетя Батти. – Пойдемте!
Она едва махнула рукой, и тут же собака, две кошки и трое детей последовали за ней, как за Крысоловом[9].
Я осталась наедине с Гейбом.
– Я знаю, что еще не совсем поправился, – начал он, теребя перчатку, принесенную Арабеллой. – Простите, что зря обнадежил тетю Батти. Я не нарочно.
То, с какой легкостью он произнес имя тетушки, поразило меня. Это неправильно. Одно дело, когда члены семьи называют ее тетей Батти, но незнакомцу этого делать не стоит. Мы уставились друг на друга. Прошла минута, и я наконец вспомнила об одежде Сэма.
– Кстати говоря, думаю, на дороге снег тоже тает. Если вы оденетесь, я отвезу вас в Дир Спрингс к доктору.
– Нет! Спасибо, мэм, но нет!
Гейб так быстро и так решительно отказался! Меня это насторожило. Я что, предлагаю ему обратиться к шаману? Как говорила моя тетя Арахис: «Здесь дело нечисто!»
Уперев руки в бока, я подождала, желая своим молчанием показать, что требую объяснений.
– Я… м-м-м, у меня нет денег! – наконец выпалил Гейб. – Я не могу заплатить доктору.
– Это не важно. Доктор Гилберт очень мил и всегда разрешает заплатить, кто чем может. Я могу отнести ему цыпленка, яиц, молока…
– Нет, спасибо! Вы и так для меня достаточно сделали. Раз уж на то пошло, я не знаю, смогу ли отплатить вам за спасение моей жизни!
Я нетерпеливо отмахнулась.
– Все это чепуха! Как только вам станет лучше, я найду для вас массу работы! Например, починить крышу тети Батти. Я не уверена, что вы уже вне опасности, и мне было бы легче, если бы вас осмотрел доктор.
– Все будет в порядке!
По тому, как Гейб упрямо выпятил подбородок и не сводил с меня взгляда, я поняла, что он и с места не сдвинется. Я тоже не отводила глаз, но при этом у меня возникло чувство, что дело вовсе не в деньгах. Мне пришла в голову смешная мысль: а вдруг он действительно ангел? Вдруг доктор может это как-то определить?
Я встряхнулась, желая отогнать глупые мысли. Ангелов не существует!
– Ладно, если вы уверены, что не хотите показаться врачу, я пойду помогать тете Батти. Вам еще что-нибудь нужно?
– Нет, спасибо.
Мужчина откинулся на подушки. Было ясно, что он совсем обессилел.
Я положила одежду Сэма на туалетный столик и оставила Гейба отдыхать.
Бо́льшую часть дня я провела, перевозя вещи из коттеджа тети Батти к нам в дом. Я отвезла все на грузовике свекра, полном пустых ящиков из-под яблок. По дороге я раздумывала: почему тетя не отнесет вещи наверх, где с ними все будет в порядке?
Но та, конечно, настояла, чтобы все драгоценные книги были перевезены к нам. Старый дом Уайаттов и так был полон хлама, ведь он принадлежал семье Сэма на протяжении многих лет. А теперь повсюду лежали еще и кипы книг. Когда мы завалили ими комнаты, я начала набивать книгами спальню Гейба.
Он проснулся от этой возни и в восхищении уставился на ящики.
– Тетя Батти живет в библиотеке?
– Вы и половины не видели! – ответила я, прислонившись к двери, чтобы перевести дух. – Это особенные книги! В коттедже осталось в два раза больше. К счастью, тетя не заставила перевозить и их!
– Что ж, тогда нам будет что почитать!
Гейб улыбался и вообще был вежлив и доброжелателен. Но почему-то мне не хотелось быть дружелюбной в ответ. Не то чтобы я ему не доверяла. Наоборот, мои инстинкты говорили, что он более чем надежен. Просто я по какой-то неведомой причине раздражалась в его присутствии. По этой же причине я часто рявкала на детей, сама того не желая.
– Да, пожалуйста! – ответила я уходя. – У меня нет времени читать!
К вечеру у мистера Арфи поднялась температура, но была не такой высокой, как раньше.
– Я знаю, что поможет сбить жар! – заявила тетя Батти, когда мы закончили мыть посуду после ужина.
Тетя, должно быть, ужасно устала за целый день, но надела пальто, обувь и исчезла в ночи, взяв керосиновую лампу.
Тети Батти так долго не было, что я уже решила отправиться на поиски. Когда она снова появилась, едва переводя дух, то притащила причудливой формы ведро с ручкой сверху. Вокруг загадочной конструкции столпились дети.
– Это мороженица! – провозгласила тетя. – Вы любите мороженое?
Дети уставились на нее, широко раскрыв глаза и рты, будто она предложила прокатиться на луну за куском зеленого сыра. Я думаю, что они ели мороженое всего пару раз в жизни. Что, впрочем, неудивительно, учитывая то, как дедушка Уайатт ко всему относился.
Скоро дети загудели вокруг тети Батти, как пчелы, а она была настоящей пчелиной королевой.
– Беги в подвал и принеси банку консервированных персиков, – велела она Люку. – А ты надень рукавички и наполни эту миску снегом, – продолжала тетя раздавать указания, теперь обращаясь к Джимми. Затем повернулась ко мне и к Бекки. – Нам понадобятся свежие сливки, сахар и соль. У тебя есть соль, лапочка?
Когда все было готово, тетя Батти установила мороженицу напротив дверей в комнату Гейба, открыла их настежь и приподняла мужчину, подложив подушки, чтобы он тоже мог участвовать в процессе. Дети ссорились из-за того, кому первому крутить ручку, но тетя поставила песочные часы, и все стали взбивать по очереди. Не теряя времени, тетушка вынула вязальные спицы, моток пряжи и начала набирать петли, пока дети взбивали массу.
– Что ты вяжешь? – спросила Бекки.
– Я подумала, что Гейбу понадобятся новые носки, старые совсем прохудились.
– Когда закончишь, можешь связать Арабелле новых котят? Мама опять забрала у нее перчаточки, а ей так хочется деток…
– Какая чудесная мысль! – умилилась тетя Батти. – Почему я сама до этого не додумалась? Я начну вязать первого котенка прямо сейчас! Какого цвета мы их сделаем?
Я покачала головой, наблюдая за тем, как Бекки перебирает мотки шерсти в корзине для вязанья, выбрав два коричневых и один белый. Мои дети тоже начинают сходить с ума!
Когда мороженое наконец было готово, дети наперебой закричали:
– Дайте мне попробовать! Нет, мне! Мне!
– Думаю, сначала мы должны угостить мистера Арфи, – решила тетя Батти. – В конце концов, он наш гость, и мы готовили мороженое, чтобы сбить его жар, помните? – Тетушка положила мороженое в миску и протянула мужчине.
Дети глотали слюну, наблюдая за тем, как Гейб пробовал мороженое, закрыв глаза и наслаждаясь.
– М-м-м, наверное, я умер и попал на Небеса! На земле я никогда не ел ничего подобного.
Пока тетя накладывала всем порции, детвора вилась вокруг нее, как рой мух. Я попробовала мороженое и поняла, что Гейб был прав: ничего вкуснее я не ела уже очень давно.
– А ангелы едят на Небесах мороженое, мистер Арфи? – спросила Бекки, съев пару ложек.
– Мой папочка на Небесах, и ему бы мороженое очень понравилось, – добавил Джимми.
Я заметила, как бледная кожа, едва виднеющаяся за бородой Гейба, покраснела.
– Я… м-м-м… ничего такого не имел в виду. Я не…
– Конечно, едят! – закончила диспут тетя Батти. – В Библии говорится, что рай находится на Небесах! А рай без мороженого невозможен!
– И без конфет… – добавил Джимми.
– И без котят! – Бекки наклонилась, чтобы дать Арабелле облизать мороженое с ее пальцев. – На Небесах должны быть котята!
– И без л-л-лунок для рыбалки!
Голос Люка прошелестел очень слабо, и я сомневалась, что расслышала его. Но затем вспомнила, как сонными летними вечерами Сэм водил сыновей на рыбалку. Наверное, Люк тоже это помнит.
– Да, наш папочка любил рыбалку, – откликнулся Джимми. – Интересно, ему разрешат рыбачить на Небесах?
– Это же рай! – воскликнула тетя Батти, разведя руками. Судя по всему, это и был ответ на все вопросы. – Кто еще хочет мороженое?
Мы вшестером съели целое ведро. Гейб сказал, что исцелился, но, коснувшись его лба, я почувствовала, что он все еще горячий.
Тетя Батти решила завершить вечер «чтением литературы», как она это назвала. Я сама раньше читала детям Генри Уодсворта Лонгфелло, но никогда не замечала, сколько в его поэмах смертей. Жена кузнеца в «Деревенском кузнеце», дочка капитана в «Гиперионе». Выдержав сколько можно и отослав детей спать, я набросилась на тетю Батти, как львица, защищающая своих львят.
– Не смейте больше читать детям грустные поэмы о смерти, слышите?! Мы достаточно настрадались!
Но мои слова отлетали, будто горох от стены…
– Смерть – часть жизни, лапочка. – Радостная улыбка никогда не покидала тетиного лица, а спицы так и порхали в ее руках. – Все в мире обречено на смерть. Так уж Господь сотворил.
– Тогда, думаю, ему наплевать на жизнь.
– Это не так. – Тетя встала, взяла меня за руку. Вязанье упало на пол. Выражение лица тети Батти выдавало волнение. – Жизнь очень ценна для Господа. Поэтому он сотворил ее такой хрупкой и недолговечной.
– Это бессмысленно.
– Как раз наоборот! Он сделал жизнь такой хрупкой, чтобы мы ценили ее, так же как и Он. Вот ты, например, обращаешься с железными сковородками и вполовину не так аккуратно, как с лучшим столовым сервизом. Господь хочет, чтобы жизнь была ценна для нас. Поэтому она хрупкая, как фарфор.
Все ушли спать, а я осталась сидеть за столом в кухне, потому что знала: я все равно не засну.
Слова тети Батти ранили меня и саднили, как заноза. Почему я не ценила жизнь своего мужа? Почему все воспринимала как должное? Почему пользовалась им, как старой кастрюлей? Ответов не было, остались лишь сожаления…
Я решила пойти спать. Встав из-за стола, первое, что я увидела, был рюкзак Гейба. Я вспомнила, что не дочитала его последний рассказ.
Достав тетрадь, озаглавленную «Блудный сын», я нашла место, на котором остановилась.
Я писал, что Саймон был моим единственным братом, но это не совсем так. У нас в семье было трое братьев. Джонни был младшим, я – старшим, а Саймон – средним. По непонятным причинам Джонни был отцовским любимчиком. Джонни это знал и всякий раз помыкал нами.
– Я расскажу папе! – всегда угрожал он нам, когда все шло ему наперекор.
К сожалению, это была не пустая угроза. Саймону и мне частенько попадало.
Джонни был любимчиком, а меня отец на дух не переносил. Я никогда не понимал почему. Как бы я ни старался, я никогда не мог ему угодить. Младший брат завоевал отцовскую любовь, ничего не делая, а я снискал гнев одним лишь своим существованием.
В Библии говорится, что Иосиф был любимцем отца и братья так его ненавидели, что и слова доброго о нем не могли сказать. Я то же самое чувствовал к Джонни. Когда представился случай, ради общего блага братья избавились от Иосифа. Так же поступил и я. Джонни мертв. Я убил его.
Это случилось холодным декабрьским днем после Дня благодарения. Выпал снег, навалило много сугробов, и мы с Саймоном решили покататься на санях с холма возле пруда.
Конечно, Джонни увязался за нами, как и всегда. Он портил нам все удовольствие и заставлял каждый раз затаскивать его на холм.
Через некоторое время Саймон устал от нытья и скулежа Джонни и ушел домой. Я хотел пойти вместе с ним, но знал, что Джонни последует за мной. Я схватился за его сани и так сильно толкнул, что они съехали с холма и остановились только посередине пруда. Я решил, что, пока он будет их доставать, я смогу ускользнуть.
Джонни тут же начал орать:
– Достань сани, или я расскажу папе!
– Сам доставай!
Я знал, что Джонни до смерти боится провалиться под лед. Он даже не надевал коньки, пока мы с Саймоном не прокатимся пару раз по пруду и он не удостоверится, что лед толстый.
Джонни и летом боялся пруда, потому что плохо плавал. Он никогда не прыгал с тарзанки в воду. Сейчас я наблюдал за тем, как он переводит взгляд с саней на меня и обратно. Ясно, что он до смерти испугался.
– Трусишка! – дразнил я. – У тебя кишка тонка!
– Я не боюсь! – Голос Джонни раздражал меня до скрежета зубов.
– Ты боягуз! Ты до смерти боишься и шаг сделать, чтобы достать эти дурацкие сани!
– Нет, не боюсь!
– Так докажи! Слабо? – Я скрестил руки и уставился на него. – Слабо?! – Я обожал дразнить Джонни.
Я наблюдал за ним. Он сделал несколько шагов к берегу, остановился и спросил:
– Тут не опасно?
На самом деле я этого не знал: еще не было сильных морозов. Но ненависть не давала мне отступить.
– А как ты думаешь, дурачок? Твои сани ведь не утонули?!
Джонни сделал еще пару неуверенных шагов. Снег странно заскрипел у него под ногами. Я зло рассмеялся.
– Трус!
– Нет! – Его голос дрожал, как будто он ехал на машине по ухабам.
– Так иди и достань сани!
Я отвернулся и пошел прочь. Джонни будет кружить неизвестно сколько, прежде чем осмелится ступить на лед. А я тем временем смогу исчезнуть и избавиться от него.
Я начал взбираться на холм, но тут услышал хруст снега за спиной. Я не знал, пошел ли Джонни на пруд или возвращается назад. Мне было все равно.
Внезапно что-то изменилось. Я услышал треск – так ломается старое дерево. Это был самый ужасный звук из всех, что я слышал. Шум нарастал, он был похож на треск дров в печи. Джонни закричал.
Я обернулся как раз в тот момент, когда Джонни ушел под воду. Он боролся, размахивал руками, затем исчез под кромкой льда, растворившись в угольно-черной воде.
Это был самый страшный момент в моей жизни. Я снова и снова прокручивал его в памяти. Я хотел повернуть время вспять, желая погибнуть вместо брата.
Мой отец не знал правду о его смерти. Лишь одному человеку известно, что произошло на самом деле, но, думаю, она никогда об этом не расскажет. Меня прокляли, как Каина, и я обречен скитаться за убийство брата.
Я, содрогнувшись, остановилась. Это правда? Именно поэтому Габриель Арфи скитался по миру, как бродяга?
Мне стало стыдно. Не следовало читать его дневник. Мне показалось, что я узнала самые сокровенные мысли и чувства Гейба. Я не могла удержаться, перелистнула страницу и продолжила чтение.
Отец всегда требовал, чтобы мы жили по библейским законам. Сам же никогда им не следовал. В нем уживались два разных человека. Для горожан он был самым успешным фермером в округе, уважаемым старостой церковного прихода, щедрым меценатом благотворительных миссий в Китае и Африке. В отношении к семье он был полной противоположностью. Отец был невероятно вспыльчив и гневлив. Он мог потерять самообладание в любую секунду. Приступы ярости, как огонь, проносились по нам, уничтожая все на своем пути. То, что лишь мгновение назад было прекрасным и зеленым, превращалось в пепел и тлен.
Мама была барометром его присутствия. Лишь когда отца не было рядом, я слышал ее заливистый смех и видел прекрасную улыбку. Она брала меня за руки, кружилась и напевала, пока мы вальсировали по гостиной.
Когда появлялся отец, мама становилась острожной, скрытной и вела себя как побитая собака, хотя я ни разу не видел, чтобы он поднял на нее руку.
Я был в ужасе, обнаружив, что у меня такой же несдержанный, необузданный нрав, как и у отца.
Мысль о том, что я хоть чем-то похож на него, казалась мне невыносимой. Я ненавидел отца и себя за то, что я его сын.
В ту ночь, когда я узнал, что он мне не отец, я родился заново! Я чувствовал себя живым и свободным! Ощущение, что ни одна капля его ненавистной крови не текла в моих венах, невероятно пьянило.
На затем меня поразили поступки матери. Почему все эти годы она заставляла меня подчиняться его жестокости, если я не его сын? Как она могла наблюдать за тем, как он вымещает на мне злость, высмеивает, презирает, избивает до полусмерти, если он не имел на это права?! Мама клялась мне в своей любви, и я верил ей. Верил с истинно детской непосредственностью. Теперь я чувствую себя преданным.
Дрожащими руками я закрыла дневник. Я помнила предательство своей матери и даже сейчас отчетливо слышала ее голос: «Ты знаешь, я люблю тебя больше всех на свете, Сахарок!»
Мне было жаль, что я прочла записки Гейба. Его слова затронули мое сердце и обнажили чувства, которые я давно хотела забыть. Вечером, когда я лежала в постели, меня накрыла лавина эмоций. Она накатывала, как снежный ком, чувства оглушали и ранили меня, я не могла с собой совладать. Мне долго не удавалось заснуть, даже несмотря на то что Жмурка согревал меня этой ночью.
7
«О благодать» («Amazing Grace», букв. «Изумительная благодать») – всемирно известный христианский гимн, написанный английским поэтом и священнослужителем Джоном Ньютоном.
8
Действие романа происходит в период Великой депрессии – мирового экономического кризиса, начавшегося в 1929 г. и продолжавшегося до 1939 г. Ей предшествовал биржевой крах 1929 г.
9
Гамельнский крысолов – персонаж средневековой немецкой легенды. Согласно ей, музыкант, обманутый магистратом города Гамельна, отказавшимся выплатить ему вознаграждение за избавление города от крыс, с помощью колдовства увел за собой городских детей.