Читать книгу Созвездия тел - Лаура Мэйлин Уолтер, Лора Мэйлин Уолтер - Страница 7

После исчезновения Дейрдре мне казалось, что в мире должно было что-то измениться: дни должны были стать короче или длиннее, небеса – темнее или ярче. Я ожидала, что пища сильнее будет обжигать язык, а кислород – легкие. Воображала, что если уколю палец, то кровь не остановится. Думала, что все будет ранить пуще прежнего.

Я ошибалась и в то же время была права. Мир остался прежним, ночь продолжала сменяться днем, а день – ночью, но я все же заметила некий сдвиг внутри собственной семьи. Майлс превратился в мою тень. Он настаивал на том, чтобы провожать меня до школы и обратно, и не раз я, захлопнув шкафик, обнаруживала, что он наблюдает за мной с другого конца школьного коридора.

Отец тоже стал проявлять ко мне больше внимания после похищения Дейрдре. Каждое утро он завтракал со мной перед школой – непривычный для нас ритуал. Он выходил к столу с чисто выбритым лицом, на ходу повязывая галстук; иногда он затягивал его так сильно, будто хотел наказать сам себя.

– Ты так быстро растешь, – сказал он однажды ни с того ни с сего. Сентиментальность была ему несвойственна, и эти слова застигли меня врасплох. – У тебя со дня на день появятся взрослые отметины, – добавил он, – и ты уже больше не будешь моей малышкой. Ты станешь женщиной. – Он произнес это с неподдельной тоской в голосе.

На третье утро за завтраком я заметила, как напряжены у папы плечи и челюсть, как крепко он сжимает вилку в руке. Я переживала, что его силы на исходе. Я знала, что на работе он занят подготовкой к размещению нового рекламного плаката – этот проект поглотил его с головой. В то время мне было известно лишь то, что бюджет у рекламы был солидный, что это был важный шаг в его карьере и что вскоре его работу повесят на здании банка в самом центре. Я знала, что это вот-вот произойдет, все мы знали, но это не означало, что я была готова к той встряске, которая за этим последовала.

Теперь, задним числом, мне понятно, что тот момент для той рекламы был неподходящим. Если бы ее дебют отложили на пару недель или месяцев, возможно, для папы все сложилось бы лучше – да и для всей нашей семьи. Но на четвертое утро после исчезновения Дейрдре плакат вывесили, как и планировалось. Он тихо возник на своем месте с первыми утренними лучами и дожидался, пока город обратит на него внимание.

На баннере была изображена голая женщина – это единственное, что я успела уловить из слухов, которые уже поползли по школе. Я не могла представить ничего подобного, не понимала, как мой отец мог участвовать в чем-то настолько скандальном. Возможно, я бы и вовсе проигнорировала эти слухи, не объявись брат тем утром возле моего шкафчика. Он крепко стиснул мое плечо, словно пытался удержать меня на месте.

– После уроков, – тихо произнес он, – мы сходим в центр и сами посмотрим. – И он ушел, ручейком ускользнув сквозь забитый людьми коридор, и только пульсация в том месте, где он сжал мне плечо, напоминала о том, что он только что был тут.

В тот день мы с Майлсом дошли до центра, не обменявшись ни словом, ни взглядом. Мы выполняли миссию. Дойдя до здания банка, мы надолго замерли рядом, уставившись на него. Так вот что создал наш отец.

Рекламный плакат был и чудом, и катастрофой – триумфом и трагедией одновременно. На нем была запечатлена женщина: ее силуэт очерчивали темные линии, тонкие, как лучи первых звезд в сумерках. Изображение было схематичным – на ней не было отметин, мелкие детали отсутствовали. Она смотрела, развернувшись в полупрофиль, нос у нее был с горбинкой, глаза – с полуприкрытыми веками. Волосы облаками клубились вокруг лица, груди были полными и округлыми с лихими завитками на месте сосков. Талия ее была обозначена крутым изгибом, пупок – расплывчатым пятном, а то, что ниже, между ног, – мутной тенью.

«Больше чем просто красотка», – гласил плакат. Это была реклама крема для тела. Банка с ним виднелась в нижнем правом углу, но даже мне было понятно, что она здесь ни при чем.

– Поверить не могу, что он и правда на это решился, – наконец произнес Майлс.

– Ты знал об этом? – Я вытаращилась на него.

Он не ответил. Я не стала говорить ему, какие мысли меня занимали – я не могла взять в толк, как наш отец мог придумать такое и почему рассказал об этом Майлсу, но не мне. Как люди оберегали свои тайные стороны от других. Мы с братом отвели взгляды, пристыженные наготой этой женщины. Но меня все же притягивало к ней – возможно, потому что она явно была женщиной, а не девочкой. А может, потому, что казалось, будто она сама выбрала эту наготу и наслаждалась ею, а я сомневалась, что когда-нибудь смогу ощутить такую же уверенность в себе.

Или, возможно, меня приводило в восторг то, что на ее теле не было отметин, не было будущего и суровой реальности, ее поджидавшей. Что она была свободна. Что ее тело принадлежало только ей.

Вернувшись домой, мы с Майлсом обнаружили маму сидящей в кухне в полном одиночестве. Она распахнула окно и придвинула к нему стул. В руке ее тлела тонкая коричневая сигарета, пахшая ванилью и гвоздикой.

– Ты же не куришь, – сказал Майлс.

Она вздохнула:

– Он добьется того, что его уволят. Я ведь его предупреждала.

– Не так уж все и плохо, – бодрым тоном сказала я, но это была ложь. Непристойность рекламы уже связывали с похищением Дейрдре. Говорили, что публичная демонстрация плаката такого скандального содержания стала вселенским возмездием или даже предостережением. Утверждали, что в городе процветает разврат, что это может привести к увеличению числа похищений и это безобразие служит тому подтверждением. Ходили слухи, что компания, выпускавшая крем, уже пожалела, что дала добро на эту рекламу, и ее планируют снять.

– Он пошел на слишком большой риск. – Дым сигареты, поднимаясь, огибал скулу матери. – А последствия нам теперь расхлебывать.

Отец уже много лет работал в рекламном агентстве. Это был небольшой семейный бизнес, но та косметическая компания была лишь одним из многих его клиентов. Даже если они и уйдут, размышляла я, другие-то никуда не денутся.

Мама потянулась и затушила сигарету.

– Этот запах тебе в волосы въестся, – сказала она и принялась размахивать руками, чтобы отогнать от меня дым. Я сказала, что мне все равно, но она только замахала сильнее, создавая вокруг меня чистое пространство.

На следующий день после появления плаката мы с Кассандрой сидели рядом во время урока анатомии и гигиены и слушали ежегодную лекцию о переходе ко взрослым отметинам. Мы знали ее практически наизусть, но нам все равно приходилось посещать ее снова и снова. «Невозможно быть полностью готовой к такой колоссальной перемене», – сказала миссис Эллис и включила диафильм, в котором рассказывалось, как все изменится за ночь, пока мы спим. Наши детские отметины исчезнут, а на их месте появятся взрослые, более детализированные скопления родинок. Это будет не больно, никаких особенных ощущений. Абсолютно естественный процесс, монотонно внушал авторитарный голос рассказчика.

Когда диафильм закончился, миссис Эллис поведала о высокой чувствительности, с которой мы столкнемся во время превращения, и о том, что можно контролировать этот шквал новых ощущений с помощью дыхательных упражнений. Мы несколько раз проделали их всем классом – громко и медленно вдыхали и выдыхали, пока одна из девочек на галерке не расхохоталась.

Миссис Эллис направилась к ней решительным шагом.

– По-твоему, это смешно? – спросила она, имея в виду наши тела, наши жизни, наше будущее. Девочка притихла.

Мы с Кассандрой переглянулись. За пределами класса мы не воспринимали свою телесность с такой серьезностью. Мы обожали обсуждать всякие дикие истории – например, как чей-то знакомый парень вытатуировал на себе отметины, потому что чувствовал себя девушкой. Слышали мы и о девушках, которые считали себя парнями и наносили себе раны, пытаясь избавиться от предсказаний с помощью шрамов. Взрослые о подобном умалчивали, но мы с упоением обсуждали такие истории. Они намекали, что существует куда более обширный и сложный мир, простиравшийся далеко за тесные границы двух гендерных ролей – мужской и женской, внутри которых крутилась наша привычная жизнь.

– Девочки, – сказала миссис Эллис, – надеюсь, что если вы чему-нибудь сегодня и научитесь, так это уважению к себе.

В тот день на уроках мы с Кэсси обменивались записками. Мы писали друг другу послания объемными буквами и сворачивали полоски, вырванные из тетрадей, во все более тугие квадратики, пока те не становились толстыми, несгибаемыми. Конечно, на самом деле наши записки были всего лишь бумагой, которую легко было порвать, или смять, или еще как-нибудь деформировать. Существование их было столь же мимолетно, как и наше детство, которое явно подходило к завершению. И я предвидела, что Кассандра станет взрослой раньше меня. Я чувствовала, что ее превращение уже на носу, ощущала, как с каждым часом оно подбирается все ближе.

Это было в пятницу. А в воскресенье, когда ранним утром мама разбудила меня и позвала к телефону – звонила Кассандра, – я поняла, что была права. Я встала и проследовала за мамой на кухню, прижала трубку к уху. По телефонной связи голос Кассандры все еще был голосом моей подруги, но что-то изменилось. Она вступила в превращение.

Кассандра жила в шести кварталах от нас, в более престижной части района. Я надела кеды и пошла к ней, раздумывая над тем, что скажу ей, когда приду. Представляла, как внушаю ей: «Будь разумна. Будь осторожна. Ты вступаешь в сложный и опасный период».

К тому времени когда я добралась до ее дома, я уже вся вспотела. Я притормозила у дорожки из плитняка, чтобы стереть влагу с висков. Перед домом в колониальном стиле, в котором жила Кассандра, красовался безупречный газон. Несмотря на то что ее родители были в разводе, денег, времени и желания поддерживать респектабельный фасад у них было предостаточно. Это нередко вызывало у меня зависть к Кассандре, но тем утром я была слишком взволнована, чтобы предаваться подобным мыслям. Я вошла, не дожидаясь, пока мне откроют дверь, и поспешила на второй этаж, пока миссис Хан не успела меня перехватить. На взрослых времени не было. Время предназначалось для девушек, или – в случае Кассандры – девушек, ставших женщинами.

Я распахнула дверь в комнату Кассандры и обнаружила ее стоящей в центре спальни, отделанной в пастельных оттенках. Моя подруга, только что вступившая в превращение, стояла, вытянув руки вперед, словно совершала подношение. Голая. С тех пор как мы втроем раздевались, чтобы взглянуть на отметины друг друга, прошло немало времени, поэтому вид Кассандры – изгибы ее талии, бедер, оформившейся груди – стал для меня шоком. Ее тело демонстрировало то, о чем я уже давно была наслышана, но ни разу не наблюдала вблизи: что как только девушка обретает взрослые отметины, она преображается.

Мари тоже была там и стояла, вжимаясь в угол, будто пыталась себя сдержать.

– А мы тут тебя ждем. – Кассандра оглядывала свое тело, но с несколько отстраненным видом, словно оно не имело к ней отношения. – Давай со спины начнем. Сама знаешь, как сложно толковать отметины в зеркальном отражении.

Я подошла к Кассандре и легонько провела кончиком указательного пальца от родинки к родинке, словно играя в «соедини точки» между ее лопатками и позвоночником. От моего прикосновения кожа Кассандры пошла мурашками. Она нервно хихикнула и отошла.

– Прости, – сказала она. – Я все еще привыкаю к ощущениям.

– Я не буду сильно давить, – пообещала я.

Новые отметины Кассандры выглядели так, словно были на ней всегда. Тем утром она проснулась, и они уже были на месте, появившись, как и ожидалось, без лишнего шума. Одновременно загадка природы и самое обычное дело. То, что предрекали ее детские отметины, по-прежнему имело значение, даже сейчас, когда они выцвели и пропали, но этот переход к взрослости конкретизировал все прошлые предсказания.

Мари присоединилась к расшифровке отметин. Я смотрела на ее дрожащие пальцы и вспоминала прошлый летний фестиваль, как мы с ней бежали через весь парк к колесу обозрения. Мы протиснулись сквозь скрипящие воротца и влезли в кабинку, которая дико зашаталась, когда мы оказались внутри. Пока колесо поднимало нас ввысь, мы перегнулись за борт, чтобы поглазеть на ярмарку сверху. Но вместо этого увидели нашу одноклассницу Веронику, которая ехала в кабинке под нами, и бледные луны ее грудей, смотревшие прямо на нас из выреза платья. Мари вздрогнула и так резко отшатнулась назад, что наша кабинка закачалась. Я взглянула на нее – ее лицо густо покраснело.

То же происходило и в комнате Кассандры. Словно зачарованная, Мари не могла отвести глаз от тела нашей подруги и медленно заливалась краской.

– Все хорошо, Кэсси, – наконец произнесла она. – Я не вижу болезней, и тебя ждет удачное замужество.

– Смотри сюда. – Я указала на скопление бледных родинок у нее на бедре. – Ты здорово преуспеешь в карьере.

– Да, но в чем именно? – Кассандра вытянула шею, чтобы посмотреть самой. – Мама так и не смогла разобраться, я тоже не понимаю.

Мы с Мари некоторое время изучали кожу Кассандры, но все было без толку. Мы не могли рассмотреть в ее комбинациях ничего конкретного, было понятно лишь то, что в целом они означают что-то хорошее. Мои собственные детские отметины сообщали нечто столь же туманное: никаких подробностей, помимо того, что однажды я буду работать с Майлсом и что работа будет подразумевать какой-то кропотливый труд. Я-то, конечно, еще могла надеяться, что обретение взрослых отметин поможет мне прояснить будущее. Но у Кассандры такой роскоши больше не было. Она стала женщиной, и в этих отметинах заключались последние предсказания, какие когда-либо у нее появятся.

Мы заглянули в «Картографию будущего» (у экземпляра Кассандры был золоченый обрез) и сверились с комбинациями, означавшими карьеру, но не смогли найти такие, которые идеально повторяли бы те, что были у Кассандры. Я прижала палец к правому бедру Кассандры и прикрыла глаза. Я надеялась почувствовать легкую вибрацию, которую испытывали лучшие толкователи во время своей работы, но так ничего и не ощутила. Бездарность.

Я открыла алфавитный указатель справочника и повела пальцем по листу, пока не наткнулась на словарную статью «Ожидания, неоправданные». Все мы слышали байки о паре, сыгравшей свадьбу (потому что так обещали отметины невесты), но спустя несколько лет подавшей на развод, или о женщине, которая родила ребенка, несмотря на отметины, сообщавшие, что она бесплодна. Чаще всего в таких случаях достаточно было лишь снова обратиться к «Картографии будущего» и еще раз сравнить с ней отметины, чтобы выяснить их истинное толкование.

Пока я читала, Кассандра увлеченно разглядывала свою руку. Похоже, обзавестись новыми отметинами было все равно что влюбиться в саму себя. Я опять вспомнила Дейрдре в школьном туалете – как близко она склонилась к зеркалу, чтобы накрасить губы той помадой. Она была столь же уверена в себе и решительна, как и нынешняя Кассандра. А потом она пропала.

Я выпустила книгу из рук и схватила Кассандру за плечо.

– Будь осторожна.

Она моргнула.

– С чем?

– Со всем. Я не хочу, чтобы с тобой случилось то же, что и с Дейрдре.

Кассандра лишь отмахнулась от моих слов, и это пренебрежение было хорошо мне знакомо. Она стала превращенкой, но в то же время оставалась все той же девочкой, которая наперегонки со мной мчалась по пирсу на озере и бешено сигала в воду в надежде поднять побольше брызг.

– Тебе нужно к профессионалу. – Я подобрала с пола вещи Кассандры и бросила их ей. – К той, кто лучше нас понимает, что могут означать такие отметины. И нам стоит пойти к ней прямо сейчас, не дожидаясь государственного осмотра. А то он еще нескоро.

Кассандра колебалась, прижимая одежду к груди, словно щит. Затем натянула ее – медленно и осторожно, так, будто каждый слой одежды придавливал ее.

На первом этаже миссис Хан ждала нас в прихожей, перегородив путь к двери. На ней была безукоризненная белая туника и нефритовые бусы, но этот элегантный вид омрачало напряжение, написанное на ее лице. Она вся была словно натянутая струна.

– Ты ведь не думаешь, что я отпущу тебя куда-то в первый же день превращения? – Ее воспаленные глаза следили за движениями дочери. – Это слишком опасно. Особенно после того, что случилось с Дейрдре.

– Ну мы ведь говорили уже об этом, – возразила ей Кассандра. – Помнишь? Сейчас светло, я с подружками. Все будет нормально.

– Я пойду с вами, просто на всякий случай.

– Мам, но ты же мне обещала. Ты слово мне дала, что не станешь сажать меня под замок, когда я вступлю в превращение, или ходить за мной по пятам, будто я младенец.

Миссис Хан помолчала.

– Верно. Девушки нуждаются в самостоятельности. Твой отец всегда говорил, что, как только у тебя появятся взрослые отметины, все встанет на паузу. Никакой школы, никаких вечеринок – ничего такого, пока не минует опасность. Но я не стану держать собственную дочь в заложниках.

– Вот именно. – Кассандра положила руку на плечо матери. – Кроме того, Дейрдре гуляла допоздна, и я слышала, что она флиртовала с мужчинами. Ты же знаешь, что мы не настолько глупы.

Взгляд миссис Хан скользнул по прихожей – по столику с гранитной столешницей, по вешалке, по блестящему паркету. Она вобрала в себя всю эту красоту и затем повернулась ко мне.

– Мы сходим к Джулии, она учит моего брата, – сказала я. – Возможно, она сможет разобраться в том, какая именно карьера ждет Кэсси в будущем.

Упоминание загадочных отметин, относившихся к будущей карьере Кассандры, сработало. Миссис Хан глубоко вздохнула и отошла от двери.

– Держитесь больших улиц. Идите прямиком к Джулии, а потом сразу обратно, – сказала она. – Если хоть кто-то к вам приблизится, не стесняйтесь кричать. Цельтесь в пах, если до этого дойдет. Поняли, девочки?

Мы закивали. Выходя из дома, Кассандра и Мари завели разговор о возможных вариантах работы. Я осознала, что Кассандра впервые на моей памяти проявляет такой живой интерес к своей будущей работе. Возможно, я знала ее хуже, чем думала. И уж точно тогда не представляла, что она изменится настолько, что однажды я вообще перестану ее узнавать.

Всю дорогу до района толкователей мы не сбавляли шага. Миновав арку с надписью «Будущее – это судьба», мы поспешили вперед по мощеным улицам – вдалеке уже виднелся домик Джулии. Красный кирпич, три этажа, узкий фасад – место, где будущее обретало упорядоченность.

Когда Джулия открыла дверь, я подтолкнула к ней Кассандру.

– Это моя подруга Кэсси, – сказала я. – У нее только что появились взрослые отметины.

– Вижу. Поздравляю, Кэсси. – Джулия теребила пояс мягкого серого халата, который был накинут поверх пижамы, и с сомнением разглядывала нас. – Но я не работаю по воскресеньям, и дело явно не срочное.

– Пожалуйста! Нам нужно кое-что истолковать.

Джулия заметила выражение, с которым я на нее смотрю, и смягчилась.

– Ладно, – сказала она. – Я быстренько посмотрю, а потом вы пойдете восвояси.

Джулия увела Кассандру к себе в кабинет, а мы с Мари остались ждать в приемной. Я убивала время, сворачивая и разворачивая сцепленные в крендель руки.

– Ты паникуешь, – тихо заметила Мари. Она накрыла мои ладони своей рукой. – С Кэсси все будет в порядке.

– Ну ты же ее знаешь. – Описать Кассандру такой, какой я иногда ее видела – импульсивной, несдержанной, хвастливой, – было бы предательством, так что я сдержалась. – Я просто волнуюсь за нее, вот и все.

– С ней все будет в порядке, – повторила Мари.

Она была слишком наивна, чтобы сознавать риски. Возможно, это было связано с тем, что ее воспитала кроткая мать. Лично я знаю, что выросла бы совсем другой, если бы моя мама имела привычку скрывать каждый дюйм своей кожи и не желала показываться на людях или работать в не сугубо женских коллективах. Несмотря на то что мама Мари не заставляла ее одеваться, как кроткие, другие их стороны жизни – такие, как акцент на традиционных гендерных ролях, – все равно проникали в распорядок дня моей подруги. Мари ходила на кружок домоводства в школе и умела делать то, чего не умела я – например, шить по выкройкам и сервировать стол для официальных приемов.

– Мне просто хочется, чтобы все осталось как раньше, – сказала я.

– Поздновато для этого, – покачала головой Мари.

Я притихла. Из угла приемной доносилось тиканье напольных часов. Я сосредоточилась на этом звуке и ждала, ждала, пока наконец дверь в конце коридора не распахнулась и из нее не показалась Кассандра с сияющими глазами.

– Джулия говорит, что у меня будет карьера в какой-то престижной области, скорее всего, в медицине, – сообщила она. – Она считает, что эта комбинация может помочь мне попасть в медицинский университет.

– Как здорово. – Я и не подозревала, что Кассандра мечтала стать врачом, но если ее отметины указывали на такой исход, то это все меняло. – Она что-нибудь еще сказала?

– Только то, что мы и сами уже истолковали. С будущим мужем я пока не знакома, так что встречи с ним придется подождать.

Я взглянула на подругу и представила себе жизнь, которая, как она считала, была ей уготована – профессиональный успех, хорошее материальное положение, любовь к еще не знакомому мужу. Кассандра, конечно, воспримет это все как само собой разумеющееся. Ей и в голову не придет, что все это может пойти прахом.

– Подождите здесь, – сказала я подругам. – Я сейчас.

Я направилась в кабинет Джулии. Она сидела за рабочим столом и смотрела в коридор, как будто дожидалась меня. Возможно, она чувствовала, как я нервничаю, как часто стучит мое сердце.

– Селеста. Заходи.

Я села.

– Кэсси вроде довольна. Вы сказали ей именно то, что она хотела услышать.

– Я сказала ей все как есть.

– Может быть, вам стоит предостеречь ее. – Пока я произносила эти слова, взгляд мой привлек документ в рамке, висевший на стене позади стола. Надпись была на латыни.

– Что это такое? – спросила я.

Джулия оглянулась.

– Это мой университетский диплом.

– Я не знала, что вы окончили университет. – Несмотря на то что профессиональным толкователям полагалось получать лицензию на работу и придерживаться свода определенных правил, за высшим образованием они обычно не гнались. Толкование было отдельным искусством, которое не укладывалось ни в одну из академических дисциплин.

– Когда-то я думала, что стану кем-то другим. Инженером, например. На это, по крайней мере, надеялся мой отец, – хохотнула она. – А мама вообще хотела, чтобы я стала домохозяйкой, как она сама. У меня пять братьев и сестер. Представляешь? Но такой вариант будущего отмер, когда у меня появились взрослые отметины. На мне, как на бумаге, было написано: ни замужества, ни детей.

– Ужасно. – Я предполагала, что Джулии было немногим за тридцать и она все еще могла родить ребенка, но никогда не задумывалась, суждено ли ей вообще иметь детей. Видимо, считала, что она просто еще не успела обзавестись семьей.

Но моя оценка, похоже, ее не задела.

– Меня настигло мое истинное будущее, – сказала она. – Став толковательницей, я помогаю людям, особенно юным девушкам. А материнство и так никогда не входило в мои мечты.

– Ну наверное. – В мой голос закралась нотка сомнения.

– Знаешь, – продолжила Джулия, – я давным-давно поняла, что могу прожить ту жизнь, которая подходит именно мне, а не кому-то еще. Возможно, и ты однажды это осознаешь.

Я почувствовала себя оскорбленной, хотя и не поняла почему.

– Я и так знаю, кем хочу стать. Психологом.

– Прекрасно. Я лишь имею в виду, что иногда наши природные способности могут стать сюрпризом. Как в случае с твоим братом и его талантом к толкованию. Такое не предскажешь.

– Может, и так, но он же еще юн. Нет смысла продолжать его обучение.

– Ты удивишься, Селеста, но у него настоящий дар.

Но я-то в будущем сюрпризов не ожидала. Особенно для самой себя – мягко скажем, довольно посредственной толковательницы.

– Смотри, – сказала Джулия, – я тебе покажу.

Она обошла стол и поставила левую ногу на край моего стула. Она закатала штанину и открыла мне свою щиколотку, которую браслетом окружало скопление отметин. Я чуть не ахнула.

– О, Джулия. – Я наклонилась поближе. Перед моими глазами было созвездие, которое предрекало несчастье. – Что именно это значит?

– Смотри, какой разброс значений. – Она указала на мелкие родинки, окружавшие скопление более крупных – светлые отметины смешивались с темными. – При таком количестве возможных вариантов дать точное толкование почти невозможно. Единственное, что я с уверенностью могу сказать, сверившись с «Картографией будущего», – это скопление указывает на грядущую потерю. – Она взглянула на меня. – Когда твой брат впервые его заметил, он присел и долго его изучал. Разобраться так и не смог – смысл подобных предсказаний проясняется только со временем, – но он смышленый парень, у него отличная интуиция, и он не пасует перед трудностями. У него дар, Селеста.

– Но ведь он же юноша. У него нет будущего в толковании.

– Я верю в него и верю, что он отыщет свой путь. Вот что важно. – Она опустила штанину и убрала ногу с моего стула. – Знаешь, ты во многом на него похожа. Если он что-то задумал – так тому и быть. Насколько мне известно, у тебя столь же серьезные планы насчет твоей карьеры. – Она вгляделась в мое лицо. – Позволь спросить, чем тебя так влечет сфера психологии?

Задумавшись, я отвела взгляд. Меня никогда не спрашивали, почему я хочу стать психологом. Когда учителя или родители друзей узнавали, кем я хочу быть, они обычно просто улыбались, словно я сказала что-то забавное. Иногда отпускали шуточки о психоанализе – например, что в моем присутствии им стоит следить за словами, иначе я разгадаю все их секреты.

– У меня был знакомый психолог, – нерешительно произнесла я. – Мамина подруга. Мы виделись давно, я была совсем маленькой. Когда мы ходили к ней домой, она разрешала мне играть с ассоциативными карточками.

– Помню такие. Когда-то они были очень популярны. На каждой карточке был рисунок, просто чернильное пятно – так?

– Ага, двухцветные пятна: черно-красные. – Я кивнула. – Я обожала эти карточки. Мамина подруга объяснила мне, что показывает их пациентам и спрашивает, что они там видят. У каждого свой ответ, сказала она, потому что дело не столько в картинке, сколько в том, что каждый человек на нее проецирует. Меня очень заинтересовало, насколько по-разному работают наши умы и как мы раскрываем свою суть, всего лишь описывая, что видим на картинке.

Джулия пристально смотрела на меня.

– По тому, как ты это объясняешь, кажется, что ты ведешь речь об искусстве толкования.

– Это совсем другое, – поспешила возразить я. – Мастерство толкователя состоит в том, чтобы разобраться, что именно сообщает предсказание. Как с отметинами у вас на щиколотке – они говорят о конкретном событии в будущем, пусть даже это будущее нам пока неведомо. А у психологии нет таких узких рамок. – Я сделала паузу. – Мне нравится мысль о том, что выбор есть. Что общая картина подразумевает больше одного ответа.

– Логично. И все же твои слова указывают на то, что из тебя может выйти отличный толкователь. Как и из Майлса.

Джулия вечно все сводила к толкованию. Они с моим братом смотрели на мир с одного угла – как на одну длинную череду предсказаний, которые нужно было просто разгадать.

Я медленно поднялась.

– Мне пора. Подруги меня заждались, и мама Кассандры дожидается нас дома.

– Конечно. – Джулия тоже встала. – Если вас с девочками нужно проводить до дома, я буду рада с вами пройтись.

Я покачала головой и сказала Джулии, что мы пообещали маме Кассандры держаться вместе и нам не страшно. Мне казалось важным сообщить это Джулии, подчеркнуть нашу храбрость. Словно убедив ее, что мы сильные, умные и осторожные, я могла убедить в том же и себя.

Мы с подругами вышли от Джулии и быстро зашагали по улицам. Арка осталась где-то позади, и мы попали в самое сердце города: вот суд, вот старый каменный храм с покосившимися надгробиями, а вот штаб-квартира банка, на которой висел плакат с папиной рекламой. Возле банка царила какая-то суета, толклись мужчины, и я инстинктивно оцепенела.

– Все в порядке, – сказала Мари. – Им не до нас.

Я снова посмотрела в ту сторону. Один мужчина придерживал лестницу у белой стены, а другой на нее взбирался. Я стояла и разинув рот смотрела, как первый угол плаката отклеился от стены и повис. Следом отклеилась вся верхняя половина.

– Пойдем, Селеста, – сказала Кассандра. – Нам не стоит на это смотреть. – Они с Мари мягко потянули меня и зашагали по бокам от меня, словно это я была той, кого нужно беречь.

Они велели мне не оглядываться, но я все равно это сделала. Я смотрела, как папина реклама оседает и сминается. Смотрела, как скукоживается красивое лицо, как схлопывается одинокое обнаженное тело. Смотрела, пока плакат не повис целиком, готовый отвалиться. Смотрела, пока не заболела шея, пока подруги не заставили меня отвернуться.

Я услышала, как он упал – где-то позади.

Справочник по толкованию девочек и женщин

Приложение IX: гендер и сексуальность

Вследствие многочисленных запросов касаемо сдвигающегося представления о гендере и сексуальности коллектив авторов принял решение добавить в данное издание «Картографии будущего» следующее приложение:

В соответствии с установленными вариантами толкования любые романтические отношения, упоминаемые на страницах этой книги, подразумевают узаконенный вид сексуальности, то есть союз мужчины и женщины, который отвечает культурным и социальным нормам приличий. Тем, кто поддерживает однополые связи, будет отказано в государственном финансировании. Кроме того, определения «мужского» и «женского» пола относятся исключительно к полу, указанному при рождении. Любые вмешательства в природное расположение отметин – татуировки, шрамирование и прочие способы их намеренного деформирования, нанесенные с целью изменить свою половую принадлежность, – считаются правонарушением.

В качестве государственного органа, которому подотчетны все вопросы, связанные с отметинами и их толкованием, Министерство будущего осуществляет единоличный контроль над официальными изданиями «Картографии будущего», доступными гражданам этой страны, и не несет ответственности за содержание дополнений, вносимых в издание за рубежом. Гражданам следует помнить, что иностранные издания могут содержать неточности или искажения, внесенные как по ошибке, так и намеренно.