Читать книгу Судьбы и фурии - Лорен Грофф - Страница 6

«Источники», 1999

Все еще во хмелю, он сказал:

– Лучшая ночь в моей жизни. На занавес вызвали миллион раз. Пришли все друзья. И посмотри на себя, красотка. Овации. Постановка вне Бродвея, для знатоков, для ценителей. А бар! А дорога домой, под звездами!

– Слова подводят тебя, любовь моя, – сказала Матильда.

[Неверно. Слова сегодня не подвели. Ценители, высший суд, невидимо расселись по углам зала. Смотрели с пристрастием, пораскинули умом и решили, что это хорошо.]

– Теперь тело берет верх, – сказал он, и она была готова к тому, что он задумал, но, когда вернулась из ванной, он спал, голый, поверх одеяла, и она укрыла его, поцеловала в веки, попробовала, каков на вкус триумф. Насладилась им – и уснула.

«Одноглазый король», 2000

– Малыш, пьеса же об Эразме. Ее нельзя назвать «Онейрой».

– Почему? – удивился Лотто. – Хорошее же название.

– Его никто не запомнит. Никто не знает, что оно значит. И я не знаю.

– Онейрои – сыновья Нюкты, Ночи. Они персонификация снов. Братья: Гипнос, Танатос и Герас. Сон, Смерть и Старость. Это, детка, пьеса о снах Эразма, князя гуманистов! Незаконнорожденного сына католического священника, осиротевшего в эпидемию бубонной чумы в 1483 году. Безответно влюбленного в юношу…

– Да я-то прочла пьесу, я знаю…

– А потом, само слово «Онейрой» кажется мне комичным. Это Эразм сказал, что в стране слепых и одноглазый – король. Одноглазый король. Roi d'un oeil. Онейрой.

– А… – сказала Матильда.

Она невольно поморщилась, когда он заговорил по-французски; в колледже у нее специализация была сразу по трем предметам: французскому, истории искусств и классической литературе.

Темно-фиолетовый георгин в окне, выходящем в сад, блеск осеннего солнца.

Она подошла к Лотто, уложила подбородок ему на плечо, запустила руки в штаны и сказала:

– Что ж. Сексуальная пьеска.

– Да, – сказал он. – А у тебя нежные руки, жена моя.

– Я просто здороваюсь с твоим одноглазым королем.

– О, любовь моя, – сказал он. – Какая ты умница. Это название куда лучше.

– Я знаю, – сказала она. – Пользуйся.

– Ты сама щедрость, – сказал он.

– Только мне не нравится, как твой король на меня косится. Злобно. Своим одним глазом.

– Отрубить ему голову! – сказал он и понес ее в спальню.

«Острова», 2001

– Не то чтобы я с ними согласна, – сказала она. – Но с твоей стороны это было отвязно – в разгар бостонской метели написать о трех горничных в карибском отеле.

Он лежал головой на сгибе локтя, и головы не поднял. Полы гостиной новой квартиры во втором этаже, которую они купили, еще застланы газетами. На ковер денег пока не хватало. Строгий блеск дубовых полов напомнил ему о ней.

– Фиби Дельмар, да-да, – сказал он. – Она ненавидит все, что я сделал и сделаю. Культурный наскок, я не знаю, напористый и визгливый. Но с какой стати эта критикесса из «Таймс» приплела сюда деньги моей матери? Какое это имеет отношение к делу? Я вот сейчас отопление включить не могу позволить себе, ее это волнует? И почему мне нельзя писать о бедноте, если я вырос в достатке? Она что, не в курсе, что такое художественный вымысел?

– Отопление мы можем себе позволить, – сказала она, – а вот кабельное телевидение, пожалуй, что нет. Но в остальном рецензия неплохая.

– Мутная, – простонал он. – Мне хочется умереть.

[Через неделю самолеты пойдут на таран в миле от того места, где Матильда служила, и она выронит из рук чашку на пол; а Лотто, который был дома, напялит кроссовки и пробежит сорок три квартала на север до ее офиса с дверью-вертушкой, влетит туда и увидит, как она выходит через параллельный отсек. Они уставятся друг на друга, выцветших, сквозь стекло, когда она будет снаружи, а он внутри, и он почувствует смутный стыд поперек своей паники, хотя источник его – тот самый момент с интенсивностью его крошечного отчаяния – уже стерся из памяти.]

– Как театрально! – сказала она. – Но Фиби Дельмар победит, если ты умрешь. Нет, ты просто напиши еще, напиши новую.

– О чем? – спросил он. – Я уже выдохся. Иссяк в тридцать три года.

– Вернись к тому, что ты знаешь, – сказала она.

– Ничего я не знаю, – сказал он.

– Ты знаешь меня, – сказала она.

Он поднял лицо, испачканное газетной краской, и заулыбался.

– А ведь правда, – сказал он.

«Дом в роще», 2003

Акт II, сцена I

[На крыльце усадебного дома Оливия в белом теннисном костюме ждет, когда выйдет Джозеф. Мать Джозефа сидит в кресле-качалке, в руке у нее бокал охлажденного белого с содовой.]

ДРИАДА: А теперь подойдите-ка сюда и присядьте. Я рада, что у нас есть минутка поболтать. Джозеф редко приводит домой девушек. Дни благодарения мы с ним, как правило, проводим вдвоем. Семья! Но почему вы ничего не расскажете о себе, дорогая? Откуда вы родом? Чем занимаются ваши родители?

ОЛИВИЯ: Ниоткуда. И ничем. У меня нет родителей, миссис Даттон.

ДРИАДА: Вот еще! Родители есть у всех. Не вышли же вы из чьей-нибудь головы? Тоже мне Минерва! Простите. Может, вам не нравятся ваши родители, да и мне, видит Бог, мои не нравятся тоже, но они у вас есть, это точно.

ОЛИВИЯ: Я сирота.

ДРИАДА: Сирота? И никто не захотел вас удочерить? Такую красавицу? Я в это не верю. Впрочем, вы, должно быть, замкнуты и угрюмы. О да, я вижу, угрюмы и замкнуты. Трудная девочка. И чрезмерно умна себе же во зло.

ОЛИВИЯ [после долгой паузы]: Джозеф что-то задерживается.

ДРИАДА: Мальчик тщеславен. Смотрит в зеркало, корчит рожи, любуется своей красивой прической. [Обе смеются.] В любом случае, вам явно не хочется толковать об этом, и я вас винить не стану. Уверена, рана еще болит, да, дорогая. Семья – это самое важное на свете. Важней ничего нет. Ведь именно семья определяет, кто ты такой. Без семьи ты никто.

[Оливия, вздрогнув, поднимает глаза. Дриада смотрит на нее, широко улыбаясь.]

ОЛИВИЯ: Я не никто.

ДРИАДА: Не хочу вас обидеть, дорогая, но я бы не была так уверена. Вы, конечно, хорошенькая, но вам нечего предложить такому парню, как Джоуи. И да, он влюблен, и что же? Он всегда в кого-то влюблен. И не стоит волноваться о том, что вы разобьете ему сердце. Оглянуться не успеешь, как у него появится новая девушка. Так что – сматывайтесь, и все. Сэкономьте нам время. Пусть он найдет кого-то более… подобающего.

ОЛИВИЯ [медленно]: Подобающего? Вы имеете в виду девушку из богатой семьи? Это забавно, миссис Даттон, потому что семья у меня есть. И по-царски богатая.

ДРИАДА: Вы что, врушка? Потому что либо соврали сейчас, либо врали, когда сказали, что сирота. Впрочем, с тех пор как вы здесь, я так и так не верю ни единому вашему слову.