Читать книгу Без гроша в кармане. Среди факиров (сборник) - Луи Буссенар - Страница 9
Без гроша в кармане
Глава VII
ОглавлениеСтолкновения между пограничными жителями весьма часты, так как рабочие на приисках, люди обыкновенно спокойные, и ковбои, народ буйный, живут друг с другом как кошка с собакой.
Все начинается в один прекрасный день со спора в салуне из-за какого-нибудь пустяка, но тотчас пускаются в ход ножи и револьверы. Не обходится без пары убитых, и никого это не заботит. Одним или двумя бродягами меньше – и слава богу! Все знают, что место их сейчас же будет занято другими.
Случается, что и достоянию трактирщика наносится ущерб, но в конце концов постояльцы сами платят за убытки, и все улаживается ко всеобщему удовольствию.
Иногда, впрочем, головы бывают разгорячены больше обыкновенного, и конфликт принимает широкие размеры.
Обороняющиеся спасаются в домах, а наступающие, возбужденные порохом, кровью и водкой, осаждают эти импровизированные крепости.
Пьянство и убийства продолжаются, пока одна из сторон не одержит верх.
Если приходит подкрепление со стороны сочувствующих, борьба приобретает всеобщий размах и выливается в настоящую битву, сопровождаемую ужасными сценами, но редко все это длится долее суток или полутора.
Бессребреник, по-видимому, хорошо знавший нравы и обычаи пограничного населения, терялся в догадках о причинах продолжительности беспорядков.
– Отчего, – обратилась к нему миссис Клавдия, – эти буйства, опустошающие мои владения, продолжаются не какие-нибудь сутки, а целых три дня и притом все усиливаются?
Бессребреник задумался на минуту, затем спросил:
– Есть у вас враги?
– Не знаю!
– Не было ли у вас столкновений с ковбоями?
– Ни прямых, ни косвенных.
– Быть может, ваши рабочие задевали их интересы?
– Нет!
– В таком случае происходит что-то непонятное для меня… Эти беспорядки, как мне кажется, четко организованы: лишь только они затихают в одном месте, как тотчас же разгораются в другом. Наверное, какое-то влиятельное лицо сеет смуту среди населения и старается разорить вас…
– Но с какой целью?
– С целью завладеть вашим имуществом.
– Вы меня удивляете!
– Не уговаривал ли вас уже и прежде инженер продать ваши владения?
– Да, в моих собственных интересах…
– А главное, в интересах его сообщников… Он?.. Такой честный!.. Такой заботливый…
– Да, он может быть именно таковым, как вы его описываете, но при всем том он янки, а от этих людей никогда не знаешь, чего ждать.
– На каком основании вы так говорите?
– На основании сведений, собранных в Фокс-Хилле по пути сюда… Выслушайте меня. Нефтяной королевы не трогали до сих пор, потому что она кормила всю округу, но сегодня, разрушив ее дом, магазины и скважины, пытались взломать несгораемый сундук, где не было денег, но зато хранились купчие планы, межевые акты, – одним словом, все, что может интересовать землевладельца. Кроме того, исчез шериф: умер, по словам одних; бежал, как говорят другие; и охранительный комитет не подает признаков жизни. Все это мне кажется чрезвычайно знаменательным.
Миссис Клавдия слушала внимательно и в душе не могла не согласиться с джентльменом. Одно, между тем, изумляло ее, и одновременно приводило в восторг среди сонмища бедствий, превративших ее из богачки в нищую, – это тот несомненный интерес, который Бессребреник проявлял к постигшему ее несчастью.
Ей не верилось, что этот преданный, предупредительный, усердный человек – тот самый оригинал, который отказался от ее руки, когда, чтобы спасти его, она крикнула, что выходит за него замуж.
С тех пор он выказывал по отношению к ней явную симпатию, в которой она желала бы видеть проявление чувства более нежного.
Как истинная женщина, для которой любой ее каприз является законом и чей изменчивый ум без всякого на то повода способен на самые безумные скачки, она вдруг переключила свое внимание с главного для себя вопроса о состоянии на анализ того, что могло таиться в глубинах души джентльмена. Справедливо полагая, что не стал бы человек рисковать жизнью ради особы, к которой относится совершенно равнодушно, она надеялась, что при таких драматических обстоятельствах он не замедлит открыть свое сердце.
Миссис Клавдия слушала внимательно
Не зная, как приступить к столь деликатному делу, и боясь вновь попасть в неловкое положение, она сочла за самое удобное принять шутливый тон, который, однако, являл собой странный контраст с серьезностью положения.
– Так что ваш подарок придется как нельзя кстати, – сказала она джентльмену.
– Какой подарок? – спросил он, удивленный.
– Экземпляр басен мистера… да как его?.. Ну, помогите же…
– Лафонтена?
– Да!.. Да!.. Лафонтена. Помните басню о молочнице? Видите, у меня память хорошая.
– Простите маленькую вспышку в минуту досады. Мне жаль, что я позволил себе такую бестактность.
Он говорил с обычной откровенностью, смотря прямо в лицо своей хорошенькой собеседнице, очень довольный оборотом, который принял разговор.
Она ответила с улыбкой:
– Не извиняйтесь, эта шутка отлично подействовала на меня: она приготовила меня к катастрофе, а ведь катастрофа могла застать меня и одинокой, беззащитной, меж тем как ваше присутствие послужило мне опорой.
– Вы преувеличиваете, по своей снисходительности, мою заслугу…
– Без вас я бы погибла… Вы спасли все.
– О, прошу вас, не торопитесь так с выводами!.. Я только помог, насколько позволили мои ограниченные средства. Так велит мне долг служащего у вас на жалованье.
– Вы? Служащий?
– Да, миссис Клавдия, теперь я не могу и не хочу быть ничем иным… Мне даже приходится просить вас назначить жалованье. Это избавит вас от благодарности… Я сам должен заботиться о себе. Не забудьте, что я – бессребреник и обязан выполнить условия своего пари.
– Я не понимаю вас… Вы хотите бросить меня?
– Вовсе нет, раз я прошу вас назначить мне жалованье… Надеюсь, вам не покажутся слишком высокой платой два доллара в день.
– Я думала, что вы согласны разделить со мной неудачу так же, как я предлагала вам разделить богатство.
– Это невозможно. Я нашел случай заработать, служа вам, кое-какие деньги и поспешил им воспользоваться. Если вы не согласны платить мне как поденщику, я принужден буду искать заработок в другом месте.
– Умоляю вас!
– Вы колеблетесь… Я буду возвращать вам излишек, если не все издержу… Вы согласны?
– Приходится согласиться… Вы удивительный оригинал… другого подобного не найдешь.
– Называйте меня, если угодно, феноменом… а теперь пойдемте осмотрим скважины, чтобы воочию убедиться в размерах убытка.
– Хорошо. Только не взять ли нам нескольких провожатых?
– Зачем? Вдвоем мы можем пройти незамеченными… Впрочем, вам лично не грозит никакая опасность… У янки много недостатков, но он уважает женщину… А мне лично все равно: сегодня… завтра… позднее… я не дорожу жизнью.
– Стало быть, вас с ней ничто не связывает?
– Ничто.
Миссис Клавдия вздохнула и, не говоря ни слова, взяла Бессребреника под руку.
Они ушли, оставив сторожить дом Боба, поколебавшаяся верность которого укрепилась обещанием тысячи долларов.
Боб со своей стороны уговорил с дюжину рабочих вернуться к хозяйке, и они обещали честно исполнить свой долг. Пока что это была незначительная горстка людей, но Бессребреник надеялся, что в мастерских ему удастся собрать вокруг себя новых единомышленников.
Самый город Фокс-Хилл, то есть коммерческий центр, где совершаются дела и живут должностные лица, был в относительном покое.
На улицах выстрелы еще изредка раздавались, но никто больше не принуждал граждан плясать, дома уже не горели, и внизу, в долине, где расположен вонючий Нью-Ойл-Сити, только два-три столба дыма указывали на горящие скважины.
Наступило затишье, но работы не возобновились.
В салунах еще пьянствовало много народу. Общее положение вряд ли улучшилось, и будущее по-прежнему было полно неизвестности и угроз.
По мере того как миссис Клавдия и Бессребреник спускались вниз, все вокруг претерпевало изменения: поверхность почвы, жилища, запахи, растения, даже люди.
Наверху, в городе, воздух еще был чист, хотя и чувствовался довольно сильный запах нефти, на домах и тротуарах кое-где виднелись масляные пятна, но внизу было что-то невообразимое.
Действительно, нельзя себе представить ничего более отвратительного, чем нефть, и нет ни одной отрасли промышленности, равной по неопрятности и грязи добыче нефти.
Пальмовое масло, оливковое, кокосовое, – по выражению одного остроумного путешественника Октава Сабо, – жидкости приятные, даже поэтические. Нет в Южной Европе ни одного деревенского дома, где бы не было оливкового пресса, и им гордятся. Пятно от оливкового масла на платьях не тревожит никого. С оливковым маслом все умеют обращаться, не говоря уж о поварах и кухарках; и из этого же масла приготовляют прекрасное мыло.
Но нефть идет из земли, и уже самый ее запах указывает на происхождение. От него никуда не денешься. Пары настолько насыщают воздух, что часто приводят к взрывам; хотя в городе и запрещено курить, но часто неблагоразумные люди, нарушая запрет, подвергают себя опасности.
Все вокруг вас пропитано нефтью: грязь, в которой вы вязнете, каждая нитка вашего платья… и – добавим – в обычное время даже разговоры населения.
Только и речи, что о взвинчивании и падении цен на нефть, о богатстве или оскудении той или иной скважины. Нефть овладевает всем вашим существом: забивается вам в нос, в глаза, в уши, во все поры тела, даже во рту чувствуется постоянный ее привкус.
Стоит вам остановиться, чтобы полюбоваться красотой природы, как с ветерком до вас донесется запах нефти, смешанный с ароматом диких цветов, а на поверхности озера вы увидите радужные пятна с металлическим отливом.
Дома, мебель, железные дороги, лодки, люди – на всем следы нефти.
Люди, даже самые щепетильные, становятся грязными, неряшливыми.
Когда платье все пропитывается жиром и делается слишком тяжелым, люди переодеваются с ног до головы в новое прямо на улице у торговца, а старое платье бросают, но ни в коем случае не сжигают, так как это может быть причиной пожара, от которого весь город превратится в развалины.
Миссис Клавдия мужественно ступила на почву, из которой буквально на каждом шагу сочилась нефть.
Но Бессребреник, рассудив, что у него нет сменной пары, прежде всего принял предосторожности для сохранения своего костюма. Однако все его старания были напрасны! Нефть поднималась вверх по сапогам и пропитывала их; затем настала очередь панталон, и не прошло и четверти часа, как джентльмен стал походить на ламповый фитиль. «Ну, нет, что-то надо делать… что-нибудь придумать», – решил Бессребреник.
Они шли по берегу маленькой речки, извивавшейся по долине и носившей название Ойл-Крик (Масляная балка). Она вполне оправдывала свое название, так как воды в ней не было видно из-за слоя масла, покрывавшего ее и осаждавшегося на берега в виде зеленой блестящей грязи.
Железная дорога была разрушена
Местами в этой грязи виднелись застрявшие тележки, беспомощно протягивающие к небу свои худые деревянные руки.
Узкоколейная железная дорога была разрушена в нескольких местах: шпалы и рельсы сняты, вагонетки и локомотивы перевернуты вверх дном.
Бессребреник и миссис Клавдия шли по мосткам, настланным на болоте и также пропитанным жирной нефтью.
На компаньонов посматривали, но скорее равнодушно, чем враждебно.
Правда, ковбоев встречалось немного.
Среди топкого жирного болота виднелись кучи всякого хлама: битые бутылки, тарелки, обломки ящиков, бочонков, телег, всяких инструментов.
На этом месте было до десяти богатых скважин, дававших по пятнадцать тысяч франков прибыли в день, а теперь не доставлявших ни капли драгоценного масла. Их срубы, взорванные динамитом, покосились и грозили обрушиться.
Производство прекратилось и, по-видимому, надолго. Владелица лишилась ежедневного дохода в двести тысяч франков, а для возобновления дела требовались большие вложения.
И еще большой вопрос, дадут ли эти скважины нефть при вторичном бурении.
При виде дикого и бесцельного истребления своего имущества молодая женщина в первый раз ощутила приступ гнева.
Остановившись против одной из скважин, носившей ее имя и имевшей самые большие запасы нефти, она гневно глянула в сторону салунов, где пьянствовали забастовщики, и, вся побледнев, проговорила глухим голосом:
– Я начинаю ненавидеть этих негодяев. Я кормила их, а теперь, разорив меня, они еще насмехаются.
С дюжину оборванных джентльменов, грубо смеясь, с вызывающим видом курили под большой черной доской с крупной надписью белыми буквами: «Курить воспрещается».
Негодяи забавлялись, стреляя в предостережение из револьвера.
– О, теперь я понимаю чувство солдата, бросающегося с саблей наголо в толпу! – продолжала миссис Клавдия. – Я хотела бы во главе эскадрона в бешеном галопе врезаться в толпу этих наглецов… Я чувствую в себе ненависть и злость римского императора…
– И, может быть, как этот император, желали бы, чтобы у них была одна голова на всех?
– Да… и с радостью пустила бы в нее пулю из револьвера.
– Все по примеру римского императора?
– Да.
– А позвольте узнать, у Нерона револьвер был системы Кольта или Смита и Вессона?
При этом шутливом вопросе весь гнев миссис Клавдии моментально рассеялся, она звонко засмеялась, чем совершенно озадачила шумных насмешников.
– Вот и отлично! Этот смех принесет вам миллионы долларов. Он произведет на весь этот сброд больше впечатления, чем выстрел из пушки.
Забастовщики действительно были ошеломлены и не скрывали этого.
К несчастью, впечатление это сохранялось недолго. Ему на смену явилось другое, и праздные люди, не зная, куда девать свое время, с жадностью переключились на новое зрелище.
Человек пятнадцать оборванцев, пропитанных виски и нефтью, толкали, бранили и били старика, неспособного защищаться.
Из-под красной шерстяной рубашки виднелась кирпично-красная кожа, столь характерная для индейца. Лица, выпачканного грязью, разглядеть было нельзя, но длинная прядь волос, «скальп», тоже изобличала в нем краснокожего.
На этот «скальп» главным образом и обрушилась ярость пьяниц: они поднимали за волосы старика, когда тот спотыкался и падал в грязь.
Губы Бессребреника задрожали от гнева.
Миссис Клавдия снова побледнела и, сжав губы, проговорила:
– Да ведь этот несчастный – Джон, старый индеец-сиу… Его надо спасти.
– Непременно, – отвечал джентльмен, готовясь вступить в борьбу с мучителями индейца.
– Смерть колдуну! – кричали ковбои и рабочие.
– Сейчас же отпустите этого человека, негодяи! – громовым голосом закричал Бессребреник.