Читать книгу Славы притяженье - Любовь Чернявская - Страница 4

Кто бывал в «Артеке», наверно, помнит знаменитую мемориальную доску. На ней имена бывших артековцев: Тимур Фрунзе, Иван Туркенич, Гуля Королева, Володя Дубинин. И еще одно имя – Рубен Ибаррури. Портрет этого черноволосого юноши с озорной улыбкой можно встретить на одном из станков в инструментальном цехе завода Лихачева в Москве. А сколько российских музеев в своих экспозициях рассказывают о нем: Центральный музей Советской Армии, Музей-панорама «Сталинградская битва» и совсем небольшие – Зал воинской славы Волжского, музей Волгоградской сельхозакадемии. А еще его имя начертано на гранитной стеле братской могилы – той, что на Аллее Героев в Волгограде.

Рубен Руис Ибаррури – испанец, гвардии капитан Красной Армии – разделил участь тысяч воинов, отдавших жизнь за российский город Сталинград.

После многих дней нестерпимой жары на рассвете 25 августа стал накрапывать мелкий дождик. Со стороны города тянуло гарью, не замолкала канонада. Позади был самый страшный из всех страшных дней – 23 августа 1942 года. На окраине Сталинграда, возле большой палатки, где размещался военный полевой госпиталь 4187, остановилась пароконная бричка, сопровождаемая двумя солдатами и командиром. На носилках лицом вниз лежал раненый. Он был в сознании и на вопросы отвечал сам:

– Имя?

– Рубен.

– Фамилия?

– Ибаррури.

– Возраст?

– 22 года.

– Должность?

– Командир отдельной пулеметной роты.

– Домашний адрес?

– Москва. Коминтерн.

Принимавший его доктор Хазанский вспоминает, что необычного раненого сразу же отправили в операционную. Но хирурги очень скоро поняли, что совершенно бессильны – у него был поврежден позвоночник в нижней части грудной клетки, задет спинной мозг, парализованы ноги. Ранение было столь обширным, что плевру зашить не удалось. Рану продезинфицировали, сверху наложили повязку.

Вскоре в госпиталь приехал начальник санитарной службы армии. Он хотел знать, будет ли жить капитан Ибаррури. Хазанский ответил определенно:

– Надежд никаких.

Было решено эвакуировать раненого за Волгу, в военный госпиталь деревни Средняя Ахтуба.

Жить Рубену оставалось лишь несколько дней. Жгучая боль то уводила его в забытье, то вновь возвращала к действительности. Память словно прощалась с жизнью – такой короткой и такой долгой, богатой событиями, переживаниями. Вот он, маленький мальчик, в родной Испании. Селение Соморростро, недалеко Бискайский залив, вокруг горы. Здесь живут шахтеры, они добывают железную руду. Серо и тоскливо. Хочется есть. Ночь. Стук в дверь. Голоса. А, это снова жандармы, что они ищут? Мать отвечает, что ни запрещенной литературы, ни оружия у них нет. Сестра Амайя плачет и хватает за рукав отца – жандармы уводят его в тюрьму.

А вот ему тринадцать лет. Мать привозит его в Мадрид. Он уже взрослый и все понимает. Он гордится своей матерью. Долорес Ибаррури – известная революционерка, коммунист. Она и ее товарищи мечтают, что наступит время, когда испанцы будут равноправны и счастливы. Сколько воспоминаний связано с улицами Мадрида! Маленький домик на Бласко-де-Гарай, где они жили. Редакция газеты «Мундо обреро», где работала мать. Весело и бесстрашно обманывал он полицию, продавая на улицах города партийную газету. А когда проходили демонстрации, Рубена невозможно было оставить дома. Он шел в колонне вместе со взрослыми, вместе с ними пел «Интернационал» и «Замучен тяжелой неволей». Тогда Рубен не знал, что эти песни некогда были любимы еще одним известным всему миру революционером в далекой стране России.

К середине тридцатых годов жизнь коммунистов в Испании сделалась невыносимой. Их преследовали, сажали в тюрьмы. Наступил день, когда арестовали Долорес. Руководители компартии решили отправить ее детей в Советский Союз. Это был май 1935 года. Рубена приняли в свою семью старые большевики Лепешинские. В памяти возникает фотография: Ольга Борисовна, Пантелеймон Николаевич, их родственники. И Рубен, которому недавно исполнилось пятнадцать лет. Общительный и веселый, он всегда был в центре внимания. Быстро освоил русский язык, полюбил Москву. Жизнь только начиналась. Дух борьбы, знакомый Рубену с детства, жил в доме Лепешинских. Пантелеймон Николаевич, участник двух революций, много рассказывал о тех событиях. В Москве Рубена окружали особые люди. Они так же, как и его мать, свято верили в идеалы коммунизма. Причем это были не только старые революционеры, но и молодые рабочие, комсомольцы, рядом с которыми трудился он на заводе Лихачева.

Так продолжалось чуть больше года. Рубен собирался учиться, ему хотелось получить какую-нибудь военную специальность. Он поступил в Сталинградское авиационное училище. Но закончить его не пришлось. Летом 1936 года в Испании началась гражданская война. Газеты сообщали, что военно-фашистский мятеж, возглавляемый диктатором Франко, стремится уничтожить Испанскую республику. Долорес писала сыну: «Быть может, мы все погибнем в этой борьбе, но ты, мой сын, будь силен. Помни о нашем идеале, будь готов… пожертвовать собой за наше дело. Никогда не сомневайся в том, что коммунизм – единственный идеал, которому стоит посвятить свою жизнь»[1].

Ну конечно, он должен быть там, на родине, среди испанских республиканцев. Вот только примут ли в армию, ведь ему еще нет и семнадцати? Рубен уезжает в Испанию. Скрыв свое имя и возраст, становится рядовым Народной армии. Бои в Каталонии, на берегах Эбро. Юный Ибаррури получает звание капрала, затем – сержанта, командует разведывательным отрядом. Долгая кровопролитная борьба, увы, не увенчалась победой республиканцев, и в 1939 году в Испании установилась фашистская диктатура во главе с генералом Франко. Оставшимся отрядам Народной армии пришлось перейти границу Франции. Рубен в числе других бойцов попал в концентрационный лагерь Аржелес. Через некоторое время ему удалось бежать и вернуться в Советский Союз. Долорес как видный деятель коммунистической партии Испании тоже была вынуждена покинуть родину. Начались долгие годы эмиграции.

Для Рубена путь в жизни был ясен – он будет военным. Он уже воин! Он видел смерть. Он ценит жизнь. И он, как никто, знает: нет святее и благороднее цели, чем борьба с ненавистным фашизмом. Ради этой борьбы, ради победы он готов отдать жизнь. Рубен Ибаррури поступает в военное училище имени Верховного Совета РСФСР. Шел 1940 год. Прежние знакомые, московские друзья не узнавали Рубена. Это был уже не тот мальчик – юный, смешливый, озорной. За годы сражений в Испании он возмужал, стал не по годам мудрым. Девушки считали его красавцем: высокий, черная как смоль шевелюра, страстный взор. Сам же он относился к себе с юмором, и лишь когда речь заходила о возможной войне с германскими фашистами, природная веселость изменяла ему, глаза загорались ненавистью.

Вот строки из книги Долорес Ибаррури «Воспоминания Пассионарии»: «Было воскресное июньское утро 1941 года. Я с семьей находилась в Пушкино, недалеко от Москвы… Мой секретарь услышала по радиоприемнику голос бесноватого Гитлера, объявившего о том, что немецкие войска перешли советскую границу, нарушив все ранее подписанные договоры. Не дослушав воинственные вопли фюрера, она тут же бросилась к нам, чтобы сообщить эту страшную весть.

Сын мой Рубен, курсант военного училища, был дома, в увольнении. Он сразу же собрался и сказал мне, что пойдет добровольцем. Мы обнялись»[2].

Через несколько месяцев, осенью 1941 года, когда на фронтах шли тяжелые оборонительные бои, в Москве, в Колонном зале Дома Союзов состоялся антифашистский митинг советской молодежи. Среди других на нем выступал уже принимавший участие в боях черноволосый лейтенант. Путая русские и испанские слова, горячо взывал он к борьбе с величайшим злом современности – фашизмом. На груди лейтенанта красовался орден Красного Знамени. Испанец заинтересовал присутствующих: совсем молодой, а уже имеет такую награду!

А было это в первые дни войны. После ускоренного курса училища Рубена направили в 1-ю мотострелковую дивизию, бывшую Московскую Пролетарскую, известную своими славными походами. Его назначили командиром пулеметного взвода. 30 июня подразделения дивизии получили приказ занять оборону на восточном берегу Березины и не допустить прорыва противника к белорусскому городу Борисову. О тех событиях рассказывает военный историк Г. Баранов. Взорвать мост через Березину было нельзя – по нему отходили разбитые советские части из района Минска. Дивизия ожесточенно сопротивлялась, хотя противник был значительно сильнее.

На участке, где оборонялся пулеметный взвод Ибаррури, немцы уничтожили последний пулемет. Командир взвода поднял пулеметчиков в атаку. В живых осталось лишь несколько человек. Тяжело раненный Рубен очнулся в санитарном поезде. Потом были долгие дни лечения в Орле, в эвакогоспитале, и заключение врачей: к военной службе не годен. Но он-то знал: все равно любыми путями пойдет на фронт. Фашистское наступление продолжалось, и впереди еще были Волга и Сталинград.

А тогда, после госпиталя он получил отпуск и поехал в Москву. Он помнит счастливый день, когда на вокзале его встречали мать и сестра. Как давно они не виделись! Потом было приглашение в Кремль, где Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинин вручал офицерам, отличившимся в боях, боевые награды. Ему, Рубену Ибаррури – орден Красного Знамени.

После ранения в плечо плохо слушалась рука, но он скрывал это. Пришлось немало постараться, чтобы вновь добиться назначения в действующую армию. Он добился. Было лето 1942 года. Планы Гитлера обратились к югу. В это время под Москвой шло переформирование 8-го воздушно-десантного корпуса в легкую стрелковую дивизию, получившую наименование 35-й гв. сд. Вот туда-то командиром роты станковых пулеметов в 100-й стрелковый полк и был направлен Рубен Ибаррури. В это время на подступах к Сталинграду с юга шли тяжелые сдерживающие бои. Несколько стрелковых дивизий, в том числе и 35-я, были направлены для укрепления обороны. 10 и 11 августа эшелоны дивизии прибыли к Сталинграду, выгрузились на станциях Бекетовка и Сарепта. А 13 августа Рубен сообщал матери: «Дорогая мама, я не писал тебе, пока не узнал, куда меня назначат. Сегодня я могу сказать: нахожусь в известном месте, которое мне очень дорого. Это город, где я учился на летчика…»[3] Как потом оказалось, это было его последнее письмо к Долорес. Правда, через несколько дней, накануне своего последнего боя, он начнет писать еще одно письмо – Амайе: «Родная сестра, передай маме, что я учусь у советских воинов бить врага по всем правилам мастерства. Советские солдаты храбрые, умные и выносливые. На них вся надежда в деле освобождения народов от фашизма. Под ударами Красной Армии фашизм будет разбит»[4]. Но закончить это письмо он не успел. И не узнал, что то, о чем писал, действительно сбылось.

Части дивизии маршем перебрасывались к Россошин-ским холмам, к знаменитой высоте 137.2 близ станции Котлубань. Нужно было остановить продвижение противника к Сталинграду. Вперед на автомашинах был выслан отряд в составе стрелкового батальона под командованием капитана Столярова и пулеметной роты капитана Ибаррури. Как это было? Вот строки из воспоминаний упомянутого Г. Баранова: «Остановились на привале. Развернув карту, Столяров и Ибаррури прикидывали, как лучше двигаться дальше. Кругом степь, все видно как на ладони, и конечно, фашистские самолеты заметят отряд. Решили идти расчлененными группами, а при налете авиации развертываться в цепь.

Позади десятки километров. Бойцы измотаны. Жара нестерпима. Особенно достается минометчикам – у них на плечах тяжелые вьюки.

Южнее станции Котлубань на отряд налетают вражеские бомбардировщики. Светлое утреннее небо становится черным от дыма. На линии совхозных построек, среди подбитых наших танков появляются танки противника. Гвардейцы не успевают окопаться, начинается бой. Неожиданно над позицией артиллеристов появляются двенадцать юнкерсов. После первого же захода разбиты два орудия. Столяров ранен, он передает командование батальоном Ибаррури.

Еще трижды налетают фашистские самолеты. И вдруг две мощные колонны танков одна за другой выползают с обеих сторон высоты. Команды теперь излишни. Сквозь пулеметную трескотню Рубен слышит гулкие выстрелы бронебоек и минометов. Загораются несколько немецких танков, остальные поворачивают назад.

Небольшая передышка. Рубен отдает команду срочно окапываться. Вновь начинается перестрелка. Сколько атак противника отразил передовой отряд капитана Ибаррури, теперь неизвестно. Под вечер 23 августа гитлеровцы подтягивают свежие силы и вновь, уже в который раз, атакуют батальон. Рубен приказывает ответить огнем оставшихся пулеметов и минометов, но понимает, что этого недостаточно. И тогда, взмахнув флажком, он поднимает бойцов в контратаку. Отбросив врага, оставшиеся в живых уже в сумерках отходят на свои позиции. А где капитан Ибаррури? Его находят среди убитых и раненых, он еле дышит»[5].

Лишь через несколько часов, когда позволила обстановка на передовой, Рубена отправили в полевой госпиталь, а затем – через Волгу, в Среднюю Ахтубу. Части 35-й дивизии с боями двигались к Сталинграду. Впереди было еще 8 сентября, бой под Верхней Ельшанкой и гибель комдива Глазкова. И далеко впереди было 2 февраля 1943 года. Но ничего этого Рубен уже не узнал.

Среднеахтубинский военный госпиталь располагался в небольшом деревянном доме – бывшей школе. Раненому испанцу отгородили отдельный уголок. Возле него постоянно дежурили медицинские сестры, а чаще всего одна – хрупкая русая волжаночка Зоя Яницкая. Первые дни, приходя в себя, Рубен видел ее ободряющую улыбку, пытался шутить и все спрашивал, сможет ли потом танцевать. Зоя отвечала, что непременно сможет и что война скоро кончится и наступит другая, мирная, счастливая жизнь. По утрам она ставила на табуретку возле кровати Рубена свежие цветы – незатейливые полевые колокольчики, мохнатую кашку. Он открывал глаза, улыбался грустно, через силу. Здесь же лежали его вещи – часы с дарственной надписью, блокнот. И еще два маленьких платочка – голубой да розовый. Зоя удивлялась, как же удалось их сохранить, пронести через все бои и походы. Однажды спросила, что это за платочки? Рубен ответил, что голубой подарила ему испанка, провожая на войну, а розовый – русская девушка, москвичка.

Стояли последние дни августа. 2 сентября состояние Рубена резко ухудшилось. Он умер на рассвете 3 сентября 1942 года.

Вся Средняя Ахтуба собралась у могилы молодого испанца – советского офицера. Не было слез, не было слов. Было горе – огромное, одно на всех. За Волгой лежал разбитый Сталинград, и каждый день гибли сотни других солдат.

Утром, идя в госпиталь, Зоя Яницкая, как всегда, нарвала полевых колокольчиков. Нежный сиреневый венок лег на могилу Рубена.

Через несколько дней Долорес Ибаррури получит известие о гибели сына. А еще через несколько лет весь мир узнает, что гвардии капитан Рубен Руис Ибаррури за боевой подвиг в дни Сталинградской битвы удостоен звания Героя Советского Союза.

…Прошла Великая Отечественная война. Прошла, оставив раны, потери, подвиги, ошибки. И память. Жителям Средней Ахтубы памятно еще одно событие, состоявшееся спустя годы после Победы. О нем вспоминает Т. Приказчикова, учительница той самой школы, в здании которой располагался военный госпиталь: «Однажды жителям сообщили, что состоится траурный митинг по поводу перезахоронения Рубена Ибаррури. Гроб, обитый красным полотнищем, установили на площади в центре поселка. Приехала и мать Рубена – Долорес Ибаррури. Она так сердечно говорила, что все собравшиеся плакали навзрыд. Стоном стояла Ахтуба»[6].

Прах Рубена Ибаррури ныне покоится в братской могиле на Аллее Героев, у знаменитого тополя – свидетеля небывалой битвы. Несколько раз приезжала Долорес на могилу к сыну. Обращаясь к ровесникам Рубена, она признавалась: «Если есть на земле место, где трудно говорить, то это ваш город Сталинград». На могиле всегда цветы – алые революционные гвоздики или нарядные розы. Но иногда на гранитных плитах можно было видеть скромный венок из полевых колокольчиков.