Читать книгу Тайна талисмана. Сны о веке золотом. Альтернативная история - Любовь Сушко - Страница 19

Елизавета внимательно слушала свою мать. Многое в ней поражало и восхищало юное создание. Но она не могла понять, почему та так далека от привычного ей мира, в котором она родилась и живет всегда.. Если бы они были бедны, не хватило бы средств для того, чтобы выезжать в свет, она бы все поняла и не настаивала, но это не так. От своего дяди она знала, что он был замешан когда-то в бунте против императора, хотя его и не тронули тогда, но никто больше не говорил в доме о дне 14 декабря, который считался все это года днем траура, по безумцам, которые не захотели просто нормально жить.

Она с самого начала была не на их стороне, и не собиралась с ними оставаться.

И еще одно со временем все яснее ощущала юная Елизавета – она ни в чем не похожа на свою мать. Она не хотела обманывать ее, но если она так много говорит о свободе, то и ей хотелось жить собственной жизнью, жаль, что у нее это не особенно получалось.

№№№№№

Во время своего путешествия по окрестностям столицы, император завернул к графу Николаю. Он помнил о том, что прежде императрица была здесь, но вернулась она назад какой-то странной. И ему хотелось посмотреть на графиню Анну. Она не молода, но так дерзка и таинственна, она не собирается появляться у него, видно придется действовать самому.

Надо признать, что усадьба была роскошной. Юное создание появилось перед ним, она склонилась в восторге, эта странная девушка. А за нею стояла совершенно спокойно немолодая графиня. Она напряженно смотрела на императора, пытаясь понять, что он чувствует в эти минуты.

Но он снова взглянул на девушку и понял сразу, почему молчала императрица, почему нигде не появлялась Анна с этой юной феей, почему девушка не представлена ко двору.

Он вспомнил старые слухи о внебрачном ребенке князя, которого все эти годы воспитывала его сестра. Но это чушь, вранье, перед ним стояла юная Елизавета. Он не понимал только одного, как им удавалось хранить эту тайну столько лет. Как могла вырасти совсем рядом, словно мифический Парис, эта девушка. Она может стать теперь тем самым яблоком раздора, которое поднимет безумцев на новый бунт.

Но никто ничего не сказал в этом старом замке. После ужина, когда они остались вдвоем, император сообщил жене о том, что он побывал в усадьбе графа.

Она не проронила ни звука, и молча на него смотрела.

– Почему ты не сказала мне, что встретила там ее? – удивленно спросил он.

– Ты был так занят, да и, судя по всему, никто ничего не знает, вот что самое удивительное, и куда только смотрели наши старые сплетницы.

– А поэт? – спросил он очень тихо.

Властелин понимал, что он упустил что-то очень важное, значительное, пока разбирался с бунтовщиками, которые больше не могли быть ему опасными.

– Он не бывает там давно, видимо, ему ничего не известно, графиня не так глупа и наивна, иначе об этом давно бы уже знал весь мир.

– Как все это странно, дорогая

– Думаю, что графиня и сама о том не знала, пока девочка не подросла, ее братец был таким ловеласом. Но в любом случае она бы не тронула этого ребенка, и никому не позволила бы причинить ей вреда. Ты ведь видела, какая она.

Они помолчали немного, но молчание становилось невыносимым, слишком много возникло вопросов, на которые не было ответа

– Но почему именно она? – не скрывал своего удивления император.

– Она не общается с нами, она свободна и богата. Если бы мне нужно было кому-то тайно отдать ребенка, то именно ей, – задумчиво размышляла императрица.

– Но что теперь делать? – спрашивал ее государь.

И снова молчание. Потом, странное дело, он сам и ответил на свой вопрос.

– Пока ничего, дорогая, вряд ли им снова захочется бунтовать, пока жива графиня, она не позволит произойти ничему скверному.

Они помолчали немного и заговорили о поэте. Он и теперь был неуправляем, от него трудно было чего-то разумного добиться. Император безнадежно махнул рукой. Он никогда не ждал ни благодарности, ни спокойствия от этих творцов.

№№№№№№№

Евгений снова заглянул в старую усадьбу, когда отправлялся в отпуск. Он порадовался тому, что здесь по-прежнему текла размеренная жизнь, и ничего страшного не происходило. Анна с упоением слушала его новые, немного грустные стихи и уверяла, что он ярче и глубже творений того, который только и заставляет своими бесконечными скандалами о себе говорить. Николай молчал.

И никто бы не смог упрекнуть ее за то, что она льстила ему, для нее это вообще было почти нереально. Но он знал, как сера и уныла его собственная жизнь, даже ради громкой славы он не пустился бы в любовные похождения, не стал бы нарушать покой милой жены своей, ему это просто не было нужно никогда. Семья для него слишком много значила, больше, чем все остальные женщины вместе взятые. Он с самого начала знал, что во всем будет проигрывать Александру. С каким интересом, как приключенческий роман будут потомки читать его биографию, всматриваться в портреты женщин, которые были или не были им соблазнены. И толстые тома этих похождений значительно превысят по количеству тома его собственных творений. Но Евгений не мог даже ради этой сомнительной славы испоганить собственную жизнь. Может быть, потому он и не упрекался императрицей тогда, хотя любить ее было модно. Но она страшно далека была от него, даже когда стояла совсем близко и он не был женат. Он не позволял себе даже мечтать и думать о том, как это могло бы быть. Он не собирался продавать душу дьяволу даже за ночь с императрицей, если бы он взамен предложил это. А тот и не задумывался, для него не было такого выбора, вот что и возвысило его над толпой и окончательно погубило. Он сделал один шаг в сторону, потом еще и еще. А потом не мог остановиться. Но он никогда и ни в чем не мог остановиться. И полетел в пропасть с обрыва. И ухватиться было не за что, да и собрался ли он хвататься.

Могли ли они что-то сделать для него, остановить? Но если и могли, какой в этом смысл, если остановят нынче, он полетит туда завтра, гибельность повсюду двигается за ним, она неотвратима. В это может не поверить эта удивительная светлая женщина, но Евгений знал прекрасно, как это может быть, как это бывает в жизни, потому даже и не пытался что-то предпринять. Он не был фаталистом, но понимал, что тот, кто всегда в безрассудстве своем готов был душу дьяволу продать, не остановится не перед чем, он никогда не услышит голоса рассудка. Ему хотелось ошибиться в горьких своих предположениях. Но он не сомневался в том, что окажется прав. Это философы живут долго и умирают своей смертью, для поэтов это почти нереально, а он был поэтом и только поэтом, в этом его радость и беда. Все неотвратимо

Поэт так ясно все это себе представил, что вздрогнул, и даже не услышал, как Анна к нему обращалась и что-то говорила.