Читать книгу Кубанский шлях. Исторический роман - Людмила Рогочая - Страница 5

Александр Петрович проснулся поздно. Некстати побаливала голова, и он ещё с полчаса нежился в постели, предаваясь мечтам. «Однако пора вставать. Нужно встретиться с Мироновым, ударить по рукам, опять же обмыть…», – довольно подумал он и позвал цирюльника:

– Авдюшка! Умываться!

Тишина.

– Кому говорю, умываться! Разленился, раб лукавый! Авдюшка! Кому сказал, подать умываться! – он начинал злиться.

В покой бочком вошла Ефимья.

– Вы изволили почивать, барин, – заикаясь, выдавила из себя она, – не хотела беспокоить. Авдея и Фрола дома нету.

– Как нет?! Где же они? – в гневе воскликнул Александр Петрович.

Кухарка виновато пожала плечами:

– Не знаю. Никто не видел, как уходили.

– Вон!!! – завопил барин, – и Ефимья всё также боком выскользнула из комнаты.

Да…. Такого от своих слуг Александр Петрович не ожидал, видно, пронюхали, скоты, о предстоящей сделке.

Первая мысль – сокровища! Он прятал их под полом, и ни одна живая душа не могла об этом знать.

Алексей Петрович отодвинул кровать, привычным движением поддел доску над тайником ножом. Пусто! Мешок с самым ценным добром и деньгами исчез!

– Ах, подлые холопы! Мерзавцы! Авдюшка подсмотрел, гадина, куда я прячу! – схватился он за голову, – всё унесли! Мечты, чаяния, надежды на счастливую, обеспеченную жизнь. Господи, я беден, беден, как последняя церковная крыса. Да я – нищий! А как же столица, дом, Лизонька, её счастие!?

В бешенстве Александр Петрович стал крушить свою жалкую мебель. Его трясло. В конце концов, он сел на пол и заплакал от бессилия, от невозможности что-либо изменить.

Царапнулась в дверь Ефимья:

– Барин, чай кушать не изволите?

– Не беспокоить! – рявкнул он во всё горло и поперхнулся собственным криком. В голову лезли дурные мысли: «Подстеречь, убить аспидов и вернуть своё. Так, где ж их искать? Ищи ветра в поле. А если и найду, двоих не осилю. Нет, надо к исправнику. Но не скажешь, что ограбили, в чём и загвоздка. Все знают, что у меня нечего красть».

Было далеко за полдень, а барин всё ещё не пришёл в себя. Пропустил и завтрак, и обед.

Залаяли собаки. Чужой во дворе! Александр Петрович выглянул в открытое окошко и увидел у забора десятского Захара. Тот кричал через ограду Никодиму:

– Передай барину, что Фролку споймали! На старой пасеке, в Слёзках! В каморе сидит. Пусть барин зайдут к исправнику.

– Передам, Захар Ефремыч, – Никодим направился к дому, но барин остановил:

– Не трудись. Слышал сам.

Знакомый исправник встретил его приветливо. Он был доволен, что так быстро поймали беглеца, и предложил Барятинскому, согласно закону, или забрить Фрола, или выпороть с последующей отправкой на каторжные работы.

– Сначала я поговорю с ним, если позволите?

– Что ж, сейчас приведут.

– Господин исправник, не могли бы Вы нас оставить наедине?

– Вообще-то, не положено, но только из уважения к Вам, Александр Петрович. Я, пожалуй, пройдусь немного. Засиделся с бумагами. Только недолго. Как закончите, позвоните в колокольчик и преступника уведут.

Через некоторое время Фрола ввели в кабинет. Вид у него был потерянный.

– Где, – схватил барин Фрола за ворот рубахи, – где, сам знаешь что?

– Не знаю. Я с Вами был. Пришёл – Авдея нет. Думал, что-то с ним случилось. Вчера с утра он про Слёзки говорил. Вот я и пошёл…

– Ты и не собирался бежать? – спросил вкрадчиво.

– Не-а, – прикинулся дурачком Фрол.

– И не знаешь, где Авдей?

– Не-а.

– Врёшь, холоп! – взревел Залесский. – Заладил: «не-а да не-а». Я тебя насквозь вижу! Вы сговорились ограбить меня и бежать. Да я до смерти запорю, если не скажешь, где мой мешок. Где? Говори!

Лицо барина покраснело, глаза налились яростью. Он тряс Фрола и уже не мог остановиться.

– Где Авдей, пёс шелудивый? Где прячется этот подлец?

Холоп смотрел на барина чистыми, правдивыми глазами, и у того даже закралось сомнение: может быть, Авдей действовал в одиночку. Он такой – хитрый, опытный, подлец. Но и этот хорош!

– Ах, не знаешь? Скоро узнаешь, узнаешь почём фунт лиха.

Фрол стоял на своём:

– Хоть убейте меня, барин, но ей Богу, не знаю ничего, о чём Вы спрашиваете.

Александр Петрович двумя руками схватил кучера за горло и сдавил его:

– Я задушу тебя, и мне за такую гниду, как ты, ничего не будет.

Фрол отрицательно дёргал головой, не в состоянии произнести и звука.

Барин, трясясь от ярости, продолжал сжимать ему горло и орать:

– Ты у меня сгниёшь на каторге или забрею лоб. В рекруты отдам! Тебе-то на войне турки башку живо-то снесут.

– Что хотите, делайте, только я говорю правду, – наконец, смог сдавленно прохрипеть кучер.

У Александра Петровича опустились руки. Он позвонил в колокольчик, и Фрола увели. Вскоре вернулся исправник.

– Порите, ссылайте, – твёрдо сказал ему Александр Петрович, – там и второй ещё был, Авдей Попов.

– Как второй?! Да это же сговор! Статья совсем другая.

– Так, если того поймаете, я заберу его и сам выпорю.

– Нет уж, уважаемый Александр Петрович. Это дело серьёзнее, чем я думал. Будет следствие.

Действительно, сразу же завели дело. Допрашивали Александра Петровича. Справлялись о поведении Фрола и Авдея, об экипаже…. Не могли дворовые ли взять его тайно, без разрешения барина? Вызывали к исправнику Никодима и чинили ему пристрастный допрос. Он, несмотря на побои, отнекивался. Говорил, что ничего не видел, ничего не слышал, у него, де, своя работа. Боялся худшего. Оказывается, в кучере кто-то опознал одного из разбойников, грабивших проезжие экипажи. Александр Петрович испугался, что доберутся и до него. Тут уж было не до богатства – свою шкуру надо спасать. Он быстро продал «имение», вместе с семьёй Никодима, Миронову, и отправился в Санкт-Петербург к государыне с прошением восстановить его на военной службе.

Однако решения императрицы, относительно его просьбы, пришлось ждать более трёх месяцев. Причём, в свой гусарский полк вернуться было невозможно, не было места, и он получил назначение на край света, в Азов.

Конечно, Александр Петрович навестил в пансионе дочь, но едва узнал её. Девочка вытянулась, похорошела, и, несмотря на казённое платьице, смотрелась красавицей и аристократкой. Особой близости у Залесского с дочерью не было. Да и откуда ей взяться? Столько лет в разлуке! Он спрашивал, она кротко отвечала: «Да, папенька, нет, папенька», и расстались они довольно равнодушно. Но устроить судьбу Лизоньки как отец он обязан. И Залесский отправился на поклон к Барятинским. Для начала явился к самому князю, действительному статскому советнику, в присутствие. Но князь встретил его холодно, на обед не пригласил и, как обычному посетителю, велел изложить просьбу в письменном виде.

Пришлось писать о том, что он совершенно разорён, возвращается на военную службу и просит позаботиться его дочери, Лизоньке, которая доводится князю внучатой племянницей и скоро должна выйти из пансиона.

Прочитав бумагу, князь нахмурился, подумал немного и принял Залесского. В приватной беседе он пообещал, что по окончанию пансиона определит Лизу воспитанницей к одной из двоюродных тёток.

– Ещё не знаю к кому, надо подумать, но за дочь будь спокоен. Служи! Грядёт новая война с турками.

Это было не совсем то, на что надеялся Александр Петрович, но всё же Лизонька будет жить не у чужих людей; по происхождению она знатного рода, а потом, кто знает, может быть, подвернётся хорошая партия, она выйдет замуж и будет счастлива.

Между тем, деньги, вырученные от сделки с Мироновым, таяли на глазах. А ещё надо было купить коня, заказать новый мундир, предстояли и дорожные расходы. Цена лошади для гусар обычно достигала сорока рублей10, мундир – не менее десяти…. Не раз Александр Петрович проклинал своего хитроумного и подлого раба Авдея и думал о том, как пополнить кошелёк. У него был ещё один способ, даже менее опасный, чем разбой. Однако после того, как он проиграл приданое жены, которое предполагалось умножить и отдать за Лизонькой, Залесский поклялся в карты больше не играть.