Читать книгу Детство Лапиндрожки. Мемуары 1949–1955 гг. - Людмила Романова - Страница 12

– Надя, ну бросай ты эту работу! Сколько можно мне жить одному? – сказал папа, приехав к нам во время короткого отпуска. – Первое время будем жить на мою зарплату, а потом и тебе что-нибудь подыщем. Меня уж там друзья подначивают, что я все один! Ну, давай, как только я устроюсь на новом месте, перевезем вещи, а потом вы приедете. Согласна? – папа улыбнулся своей доверчивой улыбкой.

Что оставалось маме? Всю жизнь прожить в разных городах? И все время слушать соседей и знакомых с намеками на то, что ее не хочет брать муж, и смотреть, как другие счастливо разгуливают с мужьями и колясочками. Она понимала, что всем все не докажешь. И всему приходит конец. Вот и конец нашей жизни в Ильинке приближался. А мы с мамой так любили Ильинку и наш дом, и наш участок, и сосны, и все, что окружало нас здесь.

Но, мама знала, что унывать нельзя, что утро вечера мудренее, и все, что ни делается, делается к лучшему. Поэтому она подумала-подумала, и постаралась найти, что будет хорошего в той другой жизни.

– Там такая природа! Лес, река. А чего! Попробуем! Как ты, Солоха!

Отец так в шутку называл маму.

Конечно, маме не очень хотелось ехать к черту на куличики, но она знала, что если начнет сопротивляться, то отец скажет ей, что в том, что его не посылают в театр Москвы, виновата она, потому что тогда в Туле он повздорил с директором театра из-за нее и Володьки, моего маленького братика, который потом умер.

Мама знала, что просто так ситуацию решить не получится, а нарываться на скандал она не хотела. Тем более, что на этом же настаивала моя бабушка, и тетя Вера видела в отъезде только хорошее. И мама сказала, что согласна.

Впереди у нас было несколько месяцев лета и осени, и мы потихоньку стали готовиться к отъезду.

Папа был талант, он прекрасно пел и во время войны был солистом в краснознаменном ансамбле песни и пляски. Он играл главные роли в спектаклях, водевилях и даже опереттах. Он был прекрасный массовик и умел сделать для людей действительно праздник, он был артист на все руки. И его карьера сначала быстро шла в гору. Его замечали, писали в газетах. А режиссер фильма Андрей Фролов, пригласил его на главную роль в фильм «Первая перчатка» И если бы он проявил больше напора и терпения, наша жизнь была бы совсем другой!

– Не откладывай назавтра, то, что можно сделать сегодня! – эта пословица подходила к тому моменту. Куй железо пока горячо! Все точно! И еще, бей лапками по молоку до последнего, как лягушка из сказки.

Но, наверное, это была судьба. Папа не добился встречи с режиссером, который его предупреждал о том, чтобы он был понастойчивее, когда приедет в Москву. Ему говорили, что сейчас режиссер занят, сейчас он принять не может… И папа не дошел несколько метров до своей другой судьбы. Он плюнул, и вернулся в Тулу, где работал в ТЮЗе.

В ТЮЗе зарплату платили облигациями, еда была по карточкам, и маленький Вовочка родился слабеньким, прожив всего дней десять. Мама тоже была очень слабой. У нее было малокровие и совсем не было сил. Отец пошел попросить помощи у директора театра, но тот помочь не собирался. Он еще и наорал на отца. Тогда папа сказал, что уволится из театра.

– Ты мне билет на стол положишь! – заорал директор.

– Пожалуйста, – сказал папа. И бросил его.

Поэтому о получении назначения в Московский театр теперь можно было только мечтать. Папе сначала дали назначение в Котлас, где было жить так же сложно, потом в Козьмодемьянск, куда мама уже побоялась ехать и осталась в Ильинке.

И тогда они поссорились окончательно. А потом родилась я…

***

– Все, все, все, устали, вот вам по конфете и идите играть, – сказала тетя Вера.

Конфета быстро прыгнула в рот к Виталику и также быстро проглотилась. Я положила конфету в кармашек и потом откусывала по кусочку, потому что много сладкого сразу я съесть не могла. А по кусочку, когда хочется!

Павлик поднялся, и пошел заниматься мебелью, а Вера с Надей еще сидели и разговаривали.

– Надь, Люся у тебя такая хитрая, наш Виталек будет глупый. Вон как Люсенька хорошо говорит, а наш!

– Он еще маленький, научится. И тоже будет отличник! – сказала мама. Но, Люська у меня профессор. Так чисто говорит и все соображает. В полтора года!

– Виталек наш, правда, очень музыкальный. Ты заметила, как он всегда музыку слушает?

– А что, у нас все талантливые. Может, он музыкант будет. Как выйдет, как сыграет на скрипке! – улыбнулась Надя, представив Виталика на сцене.

– Витальку нужно в санаторий отдать, там его подкормят и полечат. Ему, наверное, витаминов не хватает. Худющий такой, весь зелененький. Одни глаза, – сказала Вера, сделав серьезное лицо.

– Красивенький, но одни косточки. Вер, но я бы в санаторий Люсеньку не отдала. Я боюсь.

– Ему там хорошо будет! Там лес, воздух, и кормят хорошо. Здоровья наберется! И наших скандалов не видеть будет. Пашка, как трезвый, так золотой человек, как выпьет – дураком делается.

– Да знаю я, Вер. Делай, как хочешь!

Мама с тетей Верой смотрели на фотографии, которые были сделаны в яслях. Виталик стоял в штанишках с перекладинками и держал собачку. Он улыбался доверчивой улыбкой. И был больше похож на свою тетю Надю, чем на маму.

А я стояла с букетом цветов, в платье с большим воротником. И мое пятнышко на пальчике было видно.

***

Я помню, как нас по очереди несли на руках на одно и то же место около беседки с синим вьюнком, давали в ручки один и тот же букет, который уже растрепался, и мы позировали.

Я стояла в очереди и с нетерпением ждала своего часа. Фотографировали нашу ясельную группу. Вот Саша, теперь Оля… дальше шла моя очередь. Я подошла к месту фотографии и протянула руки к букету…

Но, заведующая принесла своего ребенка. Отодвинув меня, она забрала у меня букет, отдала его сыну и поставила его перед фотографом. Потом поставили ребенка медсестры, потом ребенка воспитательницы. А я так и стояла отодвинутая в сторону.

– Я же маленькая! Разве можно обижать маленьких? Почему же вы не понимаете, что я могу заплакать? – думала я.

Я никому не была нужна. И мамы не было рядом. Но, я старалась не плакать. Я не хотела, чтобы все подумали, что мне плохо. И когда, наконец, меня пригласили, я улыбнулась так, чтобы на фотографии, я вышла веселой, и никому не было видно, как мне было обидно в тот момент. Чтобы все видели, какой я умный и воспитанный ребенок. А, кто-то понял, что обидел чудесную девочку, и им стало стыдно.

Я держала букет цветов, и он так хорошо пах и золотыми шарами и флоксами.

Сейчас, глядя на эту фотографию, я удивляюсь, сколько же мыслей пробежало у меня в тот момент. И это был первый урок несправедливости. И, может быть, тогда я научилась справляться с этой неприятностью. Потом в жизни было много таких моментов. И было горько и обидно, но я была выше и не показывала своих чувств никому. Кроме мамы!