Читать книгу Точка бифуркации, или Знаки судьбы - Людмила Владимировна Филиппова - Страница 8

Родом Анфиса из горного района Восточного Казахстана, отец Гаврил столяр, мать Евдокия домохозяйка, семья многодетная: пять сводных детей и совместных пять родили.

Гаврил овдовел в сорок лет, старшей дочери Авдотье было двадцать, а сыновьям Коле двенадцать и Ване девять лет, заботы о братьях и домашние работы легли на плечи дочери. Ей бы замуж выйти да свою жизнь устроить, но толи женихов не было в деревне, толи брать с таким довеском не хотели, толи отец не хотел без женских рук остаться, одним словом, Авдотья жила в отцовском доме и вела хозяйство.

Гаврил был отличным столяром, изготавливал добротную мебель и заказав у него всегда с большим запасом, людская молва – лучшая реклама, это давно известно. Как-то в калитку вошла молодая, но крайне измождённая женщина, и робко спросила, здесь ли живёт Гаврила Фёдорович столяр. Младший сын Ваня громко позвал отца, но тот не ответил. Женщина прислонилась к углу дома и оглядывалась по сторонам, к ней подошла Авдотья, предложила пройти в дом и там подождать, отец сейчас разговаривает с заказчиком. Женщина улыбнулась и тихо спросила, можно ли водицы испить, Авдотья подала ковш с холодной водой и смотрела, как жадно та пьёт.

– Как вас зовут, милая женщина?

– Дуся я, – тихо ответила, – мы из Бобровки приехали, по дороге сломался стол, добрые люди говорят, Гаврила Фёдорович ладный стол сделает, да возьмёт по-божески, – она выдохнула устало и села на табурет, что ей подвинула Авдотья.

Вошёл Гаврил, зачерпнул ковшом воду из бадьи, выпил, крякнул от удовольствия, сказал, хороша водица и посмотрел на Евдокию. Высокий и ладный фигурой в просторных льняных штанах и такой же рубахе, подпоясан кручёным ремешком, лицо со светлой бородой, широкие брови нависают над глазами, а глаза хитровато щурятся. Евдокия с испугом смотрела на хозяина дома, она думала, что здесь старик живёт, так уважительно почтительно люди о столяре говорили.

– Так это ты меня, голуба, ждёшь? – голос мягкий, тихий.– Что надобно?

– Стол сломался, люди говорят, ладные столы делаете, да божески за работу берёте, – смотрит печальными глазами, – ребят не на чем кормить.

– Почто сама пришла, не хозяин?

– Так нету хозяина, помер, одна я с дочами, – и, смахнув слезу, опустила голову.

– Говори, какой надо стол, сделаю без очереди, – решительно заявил Гаврил.

Через пару дней у домика Евдокии остановилась лошадь рыжей масти, на телеге лежал стол с ящичками и дверцами, вместительный. Гаврил легко взял его в руки и внёс в комнату.

– Принимай, Дуся, работу.

Евдокия вышла из-за печи, в руках лист металлический с горячим хлебом. Заволновалась и не знает, куда лист этот поставить, Гаврил опустил стол на земляной пол и подхватил из её рук противень с хлебом, жадно вдохнул запах и выдохнул:

– Знатный хлебец печёшь, Дуся, – да поставил его на новый стол.

Огляделся по сторонам, увидел корыто со стиральной доской и рядом куча белья для стирки, удивлённо покрутил головой и спрашивает:

– И сколь же у тебя дочек, если такая великая куча тряпок в стирке?

– Так это ж работа, стираю людям, надо на что-то жить, – тихо отвечает Евдокия, не поднимая глаз.

С улицы забегают две девочки, светловолосые, худенькие, аж светятся, громко кричат:

– Мамка, там конь стоит, смотри…, – и остановились девочки как вкопанные, испуганно глядят на Гаврила.

– Вот и дочи пришли. Пора обедать, а вы стол нам привезли, ладный стол, – Евдокия засуетилась, вокруг стола обошла и говорит:

– Ставьте его к окну, там светло будет, отобедайте с нами Гаврила Фёдорович, чем бог послал, – рукой прикрыла рот, опустила глаза.

– Не откажусь от краюхи горячего хлеба, – отвечает Гаврил, легко поднял стол, установил его возле окна и позвал девчонок примерить ладно ли им сидеть.

На стол хозяйка поставила чугунок с картошкой, квас в ковше и положила ломти хлеба. Девочки ели молча и осторожно посматривали на гостя, а Евдокия глаз на него не поднимала.

Через неделю Гаврил пришёл к Евдокии и предложил ей сойтись и жить одной семьёй, она хоть и испугалась его предложения, но отказываться не стала, лихо одной бабе жить в деревне.

После того, как в отцов дом пришла Евдокия, сосватали Авдотью, и уехала она из родительского дома в Шеманаиху, рядом с Алтайским краем и больше её в родных краях не видели.

Через год родилась Анфиса, через два сынок Вася, а следом с интервалом три года на свет появились Мария, Пелагея и Валентина. Родители детей держали в строгости, приучали к вере и послушанию, у всех были обязанности по дому и огороду. Сводные сёстры по матери вышли замуж и уехали в разные края. Анфисе не нравилось, что за шалости и проступки младших сестёр спрос был с неё, всё чаще стала выходить из повиновения родителей, а на Пасху нагрубила отцу, он лишил её пасхальных яиц и кулича; дочь плакала, но вину свою не признала и обиделась на отца, а заодно и на мать.

Анфисе было девятнадцать лет, когда она уехала вместе с подружкой Полиной в Усть-Каменогорск, обе собирались поступить в педагогическое училище, но Анфису не приняли, объяснили отказ в зачислении туманно, она так и не поняла почему, но опять обиделась. Устроилась ученицей в Учебный комбинат, жила в общежитии при комбинате в комнате на четверых человек. Полине учиться на учителя разонравилась, она подала заявление на отчисление и как Анфиса поступила в Учебный комбинат, жили в одной комнате. Анфисе нравился город, здесь можно сходить в кино и в клуб на танцы, при клубе хоровой кружок и они с подругой по вечерам ходили на спевки. Жизнь была весёлая и никаких младших сестёр и грядок, которые то поливать надо, то сорняки рвать, не заметила Анфиса, как пятнадцать месяцев пролетели.

Наступил 1956 год. Первого января в дверь комнаты, в которой жили Полина и Анфиса постучали. Девушки удивились, они никого не ждали, но дверь открыли – на пороге стояли два парня, один огненно рыжий с кудрявой шевелюрой, второй смуглый как цыган с чёрными гладкими волосами и тёмными глазами, оба широко улыбалась, и удивлённо разглядывали девушек, похоже они ошиблись дверью.

Рыжий парень обратился к девушкам:

– Здравствуйте! С новым годом! А Полина …

– Здесь такая не живёт, – сердито отвечает Анфиса и тянет дверь на себя.

– Девушка, подождите, – в разговор вступает второй парень, – показывает на рыжего, – это Вася, а Полина Васина сестра.

Вася усердно кивает головой, торопливо говорит:

– Её фамилия Заболоцкая, может, знаете, в какой комнате она живёт?

– Полинка Заболоцкая, это рыженькая симпатичная девушка ваша сестра?– переспрашивает Полина, – так она уехала с подругой в гости к её родителям в Бобровку, будут завтра, а живут они в соседней комнате, вы до неё не дошли.

– Спасибо вам, – радостно отвечает Вася Полине, толкает в бок черноволосого, продолжает, – идём Ян, в другой день навещу сестру.

– Девушки, а давайте вместе сегодня отметим Новый год, – весело произносит Ян, выжидательно смотрит на Полину и Анфису, те переглядываются между собой и молчат.

– Да вы не бойтесь, мы ваши соседи, живём в общежитии «Монтажстройтреста», в соседнем доме.

Голос подаёт Вася:

– У нас с собой пирожные и бутылка портвейна, посидим, поговорим, познакомимся. А вы нас чаем горячим напоите.

– Ладно, проходите, – не очень дружелюбно пригласила Анфиса.

Парни оказались юмористы, наперебой рассказывали весёлые истории, некоторые из них изображали в лицах, девушки хохотали от души, так получилось, что открытая бутылка портвейна осталась не тронутой. Неожиданно Анфиса запела:

Шёл казак на побывку домой,

Через речку дорогой прямой,

Обломилась доска, подвела казака,

Искупался в воде ледяной.

Сначала голос дрожал, но она справилась с волнением, звонко зазвучало:

Он взошёл на крутой бережок

И костёр над рекою разжёг.

Мимо девушка шла и к нему подошла:

«Что случилось с тобою, дружок?»

И басом откликнулся Ян:

Отвечал ей казак молодой:

«Осетра я ловил под водой.

Буйна речка, быстра, не поймал осетра,

Зачерпнул я воды сапогом».

И снова Анфиса весело и задорно:

Говорила дивчина ему:

«Не коптись ты, казак, на дыму.

Уходить не спеши, сапоги просуши,

Разведём мы костёр на дому».

И дуэтом в унисон:

Был казак тот ещё молодой,

Да к тому же ещё холостой,

Ой, дощечка, доска подвела казака,

Не дошёл он домой холостой.

Они пели и переглядывались, было видно – пробежала искра между ними: посветлела лицом Анфиса и ласково смотрит на неё Ян. Вася и Полина тихонечко подпевают, но не заглушаю их пение. Исполнил пару песен Ян, видел, как загорелись глаза Анфисы и тогда он предложил пойти в клуб на танцы. Анфиса оказалась не только певуньей, она прекрасно танцевала, у неё хорошее чувство ритма, у Яна с танцами не так хорошо, в вальсе он больше медведя напоминал, но русскую плясовую отплясывал на бис. Хороший был вечер, уставшие, но счастливые шли из клуба и, провожая Анфису до общежития, Ян предложил завтра встретиться, она радостно кивала головой и говорила, что согласная, а куда они завтра пойдут, интересовалась, Ян, не задумываясь, ответил, в кино и они оба весело смеялись.

А через две недели Анфиса и Ян стали жить вместе, общежитие предоставляется одиноким, им пришлось снять комнату у пожилой женщине на улице Октябрьской. Через три месяцев Анфиса ушла из Учебного комбината и стала домохозяйкой, год пролетел незаметно, тёплым майским днём у них родилась дочка, назвал её отец Маргариткой. Принял на свои руки дочь от медсестры у дверей роддома, и забилось сердце быстрее, тепло разлилось по всему телу, на него смотрели голубые глаза дочери и дрогнули её губы. «Может и правда понимает, кто её держит на руках?» – подумал Ян.

В городе работало несколько секретных предприятий атомной и химической промышленности, готовился к вводу в эксплуатацию свинцово-цинковый комбинат, в паре сотен километров от города проводятся испытания на семипалатинском полигоне, экологическая обстановка резко ухудшается. Сельскому парню, выросшему в чистом воздухе среди колков и полей всё тяжелее становилось дышать и жить в каменных джунглях, как называл город Ян. Рождение дочери только усилило его желание уехать из Усть-Каменогорска домой в Сибирь, к родителям.

Он убеждал Анфису, что в первую очередь нужно думать о дочери и её здоровье, а в деревне хорошо, там они будут жить по колено в навозе, по локоть в масле. Она отказывалась уезжать, говорила, что нажилась в деревне в доме с земляным полом, напахалась в огороде и сарае, потому что старшая из детей и с неё за всё спрос был – ни в клуб не сходить, ни подруг к себе пригласить. Она молодая и хочет жить хорошо, а не горбатиться. И тогда Ян использовал последний аргумент, сказав, что Анфиса может оставаться в городе, а он с Маргариткой уедет к родителям. Анфиса молчала, сверкала глазами, что-то обдумывала, а Ян не торопил с ответом. За полтора года совместной жизни он понял, что его жена обидчива и строптива, но отходчива, с ней надо быть ласковее и терпимее. Он не знал причин такого поведения, на все вопросы о своём детстве и жизни с родителями жена уходила от ответа, говорила – ничего интересного в её жизни не было.

Прошло два месяца с рождения Маргаритки, середина лета, надо ехать пока тепло и Ян решил исполнить свою угрозу – уехать с дочерью и оставить Анфису, но она сказала, что нельзя сейчас лишать дочь материнского молока, мала та ещё. Ян радовался именно этим словам Анфисы и тому, что она не оставит дочь.

Дорога была нелёгкой, с пересадками добирались почти двое суток, в вагоне днём жарко дышать нечем, ночью холодно. Маргаритка простудилась, сильно кашляла, от натужного кашля личико становилось прозрачно голубым, у Яна сердце заходилось от страха за дочь. Девочка не плакала, а тихонечко стонала, отчего становилось отцу ещё страшнее. Анфиса равнодушно смотрела на дочь, но исправно давала ей грудь.

Родители встретили сына с семьёй радушно, Марфа и Демьян от внучки не отходили, лечили её бабушкиными способами, известными всем сельским матерям. Маргаритка пошла на поправку и не сводила глаз с бабушки и дедушки, а те души в ней не чаяли.

Перед приездом Яна с семьёй родители его переехали в село Шипицыно, купили здесь небольшую землянку и планировали строить дом просторный, закупали материалы. Предложили Яну с семьёй поселиться здесь же, да и строить тогда дом больше размером на два хозяина, но противником такого решения оказалась Анфиса, она заявила мужу, что жить в одном доме со свёкрами не будет, ей не нужен их контроль, она дома натерпелась. С этого момента в отношениях Анфисы и родителей мужа наступило похолодание, они не вмешивались в их семейную жизнь, но о внучке заботились ревностно.