Читать книгу Осколки разума - М. Ерник - Страница 4

Хмурое октябрьское утро Валерий Иванович Криводоев встретил в таком же хмуром состоянии души. Вчерашние торги за очередную иномарку закончились для него душевной травмой. Продавец, из категории мелких предпринимателей, не воспринял Криводоева, как серьёзного покупателя. Названная им цена показалась Валерию Ивановичу совершенно неразумной, и он попытался торговаться. Но продавец не удостоил его даже ответом, а лишь презрительно махнул рукой. Криводоев решил не сдаваться. Он подкрепил свою цену деловым предложением. В качестве «призового бонуса» он предложил продавцу диссертацию «под ключ», то есть «сделать господину учёную степень».

В ответ на это продавец и всё его окружение несколько минут смеялись, разговаривая о чём-то на своём языке. Затем на ломанном русском послали его так ясно и понятно, что умудрённый опытом Криводоев сразу всё осознал. Совершенно подавленный и удручённый Валерий Иванович покинул место встречи. Вернувшись домой, он наскоро и совершенно без аппетита поужинал, после этого выплеснул всё накопившееся за день раздражение на жену и лёг спать.

Утро показало, что жена, обычно надёжный громоотвод его плохого настроения, на сей раз подвела. На душе легче не стало. С тяжёлым сердцем и нехорошими предчувствиями Валерий Иванович поднялся к себе. Предчувствия его не обманули. С порога в нос ударил пронзительный запах водки. Перед глазами предстала картина, которую обычно можно наблюдать на следующее утро после молодёжной вечеринки. Центром композиции были сдвинутые столы Чука и Гека, где гордо возвышались бутылка водки и бутылка вина. Натюрморт дополняли кружочки тонко нарезанной колбасы. В изящности нарезки явно чувствовалась женская рука. Коробки с салатами были живописно разбросаны по всему столу.

Но картина не могла бы считаться полной, если не упомянуть о поваленных стульях, о разбросанной по полу бумаге, об опрокинутых стаканах и о разлитой по столу водке. Было ясно, что дело закончилось дракой. Но кто и зачем устроил эту драку, этого Криводоев понять не мог. Размышления Валерия Ивановича прервал телефонный звонок.

– Криводоев? – строго спросил телефон голосом КАКА.

– Я, Константин Аркадьевич.

– Бери бумагу, ручку и ко мне, – приказал телефон и отключился.

КАКА сидел в своём кабинете исполненный важности. Это могло означать, что отсутствие его вчера не было напрасным и кадровые перемещения, которые они так долго ожидают, возможны уже в ближайшее время.

– Долго спишь, – буркнул КАКА, не отрываясь от бумаг.

Кивком головы он указал на стул справа от себя. Впрочем, Криводоев сам знал своё место. Это было его место, которое он занимал согласно «нештатного» расписания отдела.

– Что по Брагину? – так же, не отрываясь от бумаг, произнёс КАКА.

– Отчёт он представил, – отрапортовал Валерий Иванович.

Этот ответ заставил КАКА, всё-таки, поднять голову.

– Я просил не отчёт, – высказал он с раздражением. – Я просил разобраться в его художествах. Неужели это так сложно?

Криводоев молчал. Огрызаться было не время. В предстоящих кадровых перестановках он рассчитывал занять место КАКА. И сейчас сюрприз с Брагиным был не нужен никому. Но молчание Валерия Ивановича не означало ни растерянности, ни замешательства. Это была пауза. Многозначительная пауза перед серьёзным предложением.

– Этот вопрос нужно решить политически, – произнес он в тот самый момент, когда по его наблюдению КАКА готов был повторить свой вопрос.

– Есть предложения? – хмуро отозвался КАКА.

По существу, этим вопросом он признал, что выход из брагинского тупика ещё не найден.

– Есть.

Криводоев замолчал. Он вновь выдерживал паузу. Он ждал от КАКА просьбы! И КАКА не выдержал:

– Выкладывай.

Он сделал широкий жест рукой, приглашая к откровению, и откинулся на спинку кресла. Для Криводоева это было приглашение к триумфу.

– Полагаю, что к выступлению Брагина мы должны отнестись с максимальной степенью серьёзности, учитывая известные обстоятельства. Я предлагаю эту тему вынести на учёный совет и включить её в перспективный план работы института.

Криводоев замолчал, чтобы подчеркнуть важность сказанного далее. КАКА его не перебивал.

– Включить в перспективный план, но только сформулировать иначе. Тема должна звучать, что-то вроде, исследование особенностей или свойств фонового излучения.

– И отдать её Казанку? – догадался КАКА.

Казанок, настоящее имя которого было Казан Вениамин Самуилович, возглавлял отдел изучения фоновых излучений. Он был известен, как основной оппонент КАКА, и как основной конкурент в притязаниях на должность заместителя директора по науке. В институте же Казанок славился, как «могильщик идей». Все свои силы и таланты он посвятил «благородной» цели доказать, что окружающие его коллеги – тупицы и невежды.

– А если идея подтвердится? – КАКА задумчиво потёр подбородок.

– Мы, как авторы, всегда можем сохранять кураторство.

Почувствовав интерес со стороны КАКА, Криводоев мало-помалу воодушевлялся.

– Если идея подтвердится, что, на мой взгляд, маловероятно, мы можем в любой момент принять участие в её реализации.

Расшифровывать эту мысль тоже не потребовалось. Криводоев намекал на возможное в недалёком будущем занятие КАКА поста заместителя директора. Тогда действительно, все рычаги управления находились бы у него. И действительно, в нужный момент он смог бы взять тему под свой контроль.

– Но, если идея не подтвердится, тогда есть два варианта, – продолжал излагать свой план Криводоев. – Вариант первый, спустить всё на тормозах и забыть об этом досадном инциденте. К этому времени пройдёт минимум год и, я думаю, это будет возможно. Вариант второй, разобраться, как следует. И если исполнители проявили халатность или недостаточную научную компетентность – принять соответствующие меры.

«То есть, надрать Казанку задницу, – с удовольствием закончил про себя мысль КАКА. – Неплохой поворот».

– Хорошо, – после непродолжительного раздумья согласился КАКА. – Готовь пункт решения в протокол. Только не ошибись с формулировкой темы.

– Всё учтено, – с гордостью ответил Криводоев. – Я уже нашёл перспективный план Казанка. Тему сформулирую с максимальным приближением к пятому пункту его плана.

Сделав небольшую паузу, Криводоев продолжил вкрадчивым голосом:

– А вам было бы неплохо подготовить других членов совета, чтобы наше предложение не было бы для них неожиданным.

– Я знаю, что делать, – строго оборвал его КАКА. – Как только будет готов протокол, сразу ко мне.

– Протокол будет только в понедельник. Елагину я сегодня отпустил. У дочери день рождения.

Криводоев врал. Он не хотел, чтобы факт драки в отделе стал известен КАКА.

– Ладно. Где Брагин?

– Тоже отпросился. Библиотечный день.

– В понедельник вам нужно сделать следующее. Бери ручку, записывай. Найдёте диссертацию Карабаева. Он защищался в конце прошлого года.

От этих слов Валерий Иванович вздрогнул. Фамилию Карабаева он знал, а его диссертацию давно держал на примете. Сама по себе работа была слабой. Но у Карабаева были связи, кажется по линии министерства финансов. Поэтому защитился он легко, без помощи КАКА. Но сырая работа оставляла много возможностей для доработки, а, следовательно, и плодить новые диссертации. Тропинка, протоптанная Карабаевым, могла быть полезной для организации новых защит. Именно этот вариант держал в уме Криводоев вчера вечером, когда предлагал свои услуги продавцу подержанной иномарки. И вот теперь диссертация Карабаева всплыла в связи с Брагиным.

За собственными размышлениями Криводоев отвлекся и чуть было не пропустил мимо ушей вопрос КАКА:

– Диссертацию ему делал, кажется, Лучко?

– А? Да-да, Лучко.

– Так вот. У него там математическая модель, довольно слабая. Пусть Брагин в ней разберётся, где надо – доработает. Ну, добавит стохастический подход, что ли. Ну, в общем, сами что-либо придумайте.

– А что будем делать с прибором Брагина?

– А что с ним делать?

– Казанок может потребовать прибор себе.

КАКА вновь задумчиво потёр подбородок. Этот момент он совершенно упустил из виду.

– Прибор не давать! Передать только технический отчёт.

– Сам прибор, я думаю, лучше ликвидировать. От греха подальше, – робко предложил Криводоев.

КАКА замялся. Предложение Криводоева его устраивало. Конечно же, Брагин начнёт бунтовать. Но сейчас это беспокоило его меньше всего. Нужно было оценить политические последствия этого шага в том случае, если дело получит продолжение.

– Сделаем так. Прибор отключить и, по возможности, размонтировать. Какой он хоть из себя?

Криводоев молчал. Он не видел этого прибора и не решался в этом признаться. В прочем КАКА и сам всё понял.

– А, ладно, – махнул он рукой на Криводоева, – пусть Чуклин и Геклер разберутся. Пока его нужно отключить и спрятать с глаз подальше.

«Дам команду ликвидировать, – зло подумал про себя Криводоев, – а там всё спишем на бестолковость молодых».

– Кстати, активней подключай эту парочку к работе. Нечего им по библиотекам дурака валять.

«Очень кстати, – мысленно поддержал его Криводоев, – Поручим это дело Чуклину. Он и сыграет нам благородную роль козла отпущения за утраченный прибор. И всё это по личному распоряжению КАКА».

– Константин Аркадьевич, а если Брагин начнёт…

– Сами, сами! Решайте сами, – перебил его КАКА. Недовольный вид его показывал, что он и так уделил незаслуженно много внимания. – Мне сегодня ещё делегацию из Евросоюза встречать.

КАКА махнул рукой, давая понять, что аудиенция закончена. Не говоря больше ни слова, Криводоев встал и покинул кабинет.

Валерий Иванович шёл по коридору, прикидывая план действий на сегодня. Прежде всего, нужно было надрать уши Чуклину за очередную пьянку в стенах института. Пусть сегодня же займётся прибором Брагина. И нужно проследить, чтобы он не тащил за собой Геклера. Пусть решает всё своим умом. Точнее своей глупостью. Все объяснения с Брагиным лично Криводоев решил отложить до понедельника.

Однако в комнате Криводоева ждал сюрприз. Ни малейших следов вчерашнего пиршества не осталось. Молодёжи тоже не было. В тишине и одиночестве изучал какие-то бумаги Маковецкий.

– Доброе утро, Анатолий Николаевич, – растеряно поздоровался Криводоев.

– Вы полагаете? Ну что же, будь по-вашему. Пусть считается добрым, – загадочно откликнулся Маковецкий.

– А где Чуклин?

– Думаю, похмеляется.

– Как похмеляется? – не понял Криводоев.

– Возможно пивом. Впрочем, при его фантазии, он может похмеляться чем угодно. Тут ему можно отдать должное.

– А разве не он это всё убрал?

– Нет. Чуклина, думаю, раньше понедельника мы не увидим. А за него, как уже повелось, всё сделал Геклер.

– И где он сейчас?

– Я попросил его вынести мусор подальше, на улицу. Всё-таки, знаете, заморская делегация, как-то неудобно.

Приглядевшись, Криводоев заметил, что Маковецкий изучает перспективный план Казана. Вероятно, он нашёл его на столе Валерия Ивановича. Испугавшись промелькнувшей мысли, что Анатолий Николаевич задаст вопрос, что делает эта бумага на столе Криводоева, решил спросить первым.

– Чуклин совсем распустился. Не знаю, что с ним делать?

– Думаете распустился? А мне кажется, он таким был всегда. И будет всегда, если не сопьётся.

– Вы хотите сказать, что он случайный человек в науке?

– Нет, я этого не говорил. Послушный дурак – мечта многих. Не так ли?

Маковецкий усмехнулся и посмотрел на Валерия Ивановича открыто с вызовом. Криводоев не выдержал пытки прямого взгляда и отвёл глаза.

– Хуже, когда послушный дурак становится непослушным. Беды не оберёшься. Но об этом часто думают, когда необузданную глупость усмирить уже невозможно.

Криводоев молчал. Сейчас он уже не делал паузу. Ему нечего было ответить. Он не мог понять, на кого этот намёк, на Чуклина или, может, на него самого.

– Что решили с Брагиным? – вдруг неожиданно переменил тему Анатолий Николаевич.

Криводоев вздрогнул и решил ответить дипломатично:

– Мы решили самым серьёзным образом отнестись к его работе.

– И сплавить её Казанку?

Криводоев напрягся. Откуда он узнал? Подслушивал? Исключено. Неужели догадался по листку тематического плана? И, правда, мистика какая-то.

– Догадаться нетрудно, – словно читая мысли, продолжал Маковецкий. – Подогнать под тематику Вениамина Самуиловича и спихнуть под видом перспективного планирования.

Криводоев зажался окончательно и не мог произнести ни слова. Его гениальный план, который он вынашивал с такой тщательностью, Маковецкий раскусил как кедровый орешек.

– Только приготовьтесь получить две проблемы сразу, – продолжил Маковецкий. – Во-первых, Брагин взбунтуется. И никакими ускоренными защитами вы его не соблазните. К сожалению, этой идеей он одержим. Во-вторых, Казанок потребует от вас много большего. Сам прибор – дело десятое. Камнем преткновения станет эвристический анализатор. Вениамин Самуилович потребует текст программы. А там кроме Брагина никто не разберётся. Ну, а уговорить Брагина добровольно расстаться со своим детищем вряд ли кому-либо под силу.

Маковецкий сидел, откинувшись на спинку стула, и говорил размерено и негромко. Но каждое его слово отдавалось в голове Валерия Ивановича колокольным звоном. Почему он забыл об этом эвристическом анализаторе? И как теперь выкручиваться? Если что-то пойдёт не так, КАКА его с потрохами съест!

– Что вы предлагаете? – хрипло спросил Криводоев.

– Нет уж, увольте, – с усмешкой ответил Маковецкий. – Предложения, это по вашей части.

Анатолий Николаевич пододвинулся поближе к столу и углубился в газету. Наступила тишина, в которой мысли Валерия Ивановича, мало-помалу, начали приобретать порядок.

«Будем исходить из того, что Маковецкому всё известно, – думал Криводоев. – Устраивать шумиху он вряд ли станет. Будет наблюдать со стороны, как мы станем выкручиваться. Пока мы вытащим этот вопрос на совет, пока он пройдёт все этапы согласования, пока там Казанок разберётся, пройдёт не меньше полугода. А к тому времени что-нибудь сообразим, – размышлял Криводоев, в очередной раз, доказывая, что всё стратегическое планирование завершается традиционным русским „авось“. – Но лучше всего, чтобы Брагин ушёл сам. Сразу снял бы все вопросы. Как говорится, нет человека – нет проблемы».

Размышления Криводоева прервал шорох у входной двери. В комнату несмело протиснулся Геклер. Валерий Иванович отбросил тягостные мысли и оживился.

– А, молодой человек! Какая неожиданность. Какая сила побудила вас посетить нашу скромную компанию.

Геклер потупившись, молчал, не продвигаясь дальше входной двери.

– Печально, молодой человек, очень печально, что вы не испытываете желания удовлетворить наше любопытство и изложить леденящую душу историю вчерашнего погрома.

В отсутствии Чуклина Геклер растерялся окончательно, не решаясь проронить ни звука.

– Анатолий Николаевич, неожиданно обратился Криводоев к Маковецкому. – А вы не желаете задать вопрос молодому человеку? Может вам он ответит охотнее?

– Не желаю, – отозвался Маковецкий, не отрываясь от газеты. – Сдаётся мне, молодой человек и сам мало что знает.

– Ну, да, – вдруг подал голос Геклер. – Я раньше ушёл. А они ещё оставались.

– Кто они? – забеспокоился Криводоев.

– Чуклин с Елагиной.

– А Брагин? – вдруг догадался Валерий Иванович.

– Он на улице был. А потом сюда побежал.

– Так это он, что ли, драку устроил?

Криводоеву вдруг пришла в голову мысль, что Брагин подрался с Чуклиным из-за Ларисы. Волна ревности вдруг охватила его сознание. Молодые сопляки, не имеющие ни общественного статуса, ни жизненного опыта, делили женщину, которой не стоили. А этот – размазня! Как всегда, ни в чём не участвовал и ничего не знает. Не обращая внимания на лепет Геклера, он процедил зло и внятно, проговаривая каждое слово:

– Вон отсюда. Чтобы сегодня я вас здесь не видел. И до понедельника не появляетесь. Не позорьте институт перед иностранцами. А в понедельник готовьтесь. Разбираться буду с каждым персонально.

Геклер исчез неслышно и незаметно, как струйка дыма в каминной трубе.

– Анатолий Николаевич, – Криводоев с раздражением обратился к Маковецкому, – вы могли быть более активны в педагогическом процессе.

– Уважаемый Валерий Иванович, – ответил Маковецкий, сворачивая газету. – Надеюсь, меня вы не будете воспитывать. Стар я уже для этого дела. И потом, осмелюсь напомнить, что наше заведение не ясли, не пионерский лагерь и даже не институт благородных девиц. Сюда приходят вполне осознано, вполне зрелые люди. А то, чем они здесь занимаются или не занимаются – определяете вы. А теперь, разрешите откланяться. Мне нужно участвовать в заседании боярской думы при иноземцах. Приятных выходных.

Маковецкий ушёл, оставив раздосадованного Валерия Ивановича один на один с собственными мыслями. Сколько раз он зарекался, не трогать Маковецкого. И вот сейчас, как последний болван, напросился сам. Вместо того чтобы воспитывать молодёжь, он устраивает внушение ему, будущему начальнику отдела.

«И правильно, – решил Криводоев, – хватит нянчиться. Надо создавать молодёжи все условия. Брагину – условия, что бы он сам с треском ушёл из института. А Чуклину – условия проявить собственную глупость. И под нож его! Как козла отпущения. А потом, займусь Елагиной. И точка». Криводоев хлопнул ладонью по столу. Исполненный решимости с понедельника навести порядок в отделе, Валерий Иванович поспешно покинул помещение.

Возможно, если бы он не был столь тороплив, не выгнал бы Геклера так скоро, открыл бы дверь в соседнюю комнату, то узнал бы немало любопытного. Но простое человеческое любопытство его давно уже покинуло. Оно улетучилось, вытесняемое административным рвением, а теперь ещё и пошлой ревностью. А пока за дверью со странной надписью «Сектор нанотехнологии» оставались ни кем не замеченные два удивительных явления: живущий собственной жизнью компьютер, да странное розовое свечение на стене возле лампы дневного света.

В то самое время, когда Криводоев изгонял ни в чём неповинного Геклера, Игорь Брагин только продирал глаза. Пятница за Брагиным была закреплена негласно как библиотечный день. Для большинства, если не для всех, сотрудников института день посещения библиотеки был почти официально свободным днём. Без особых угрызений совести его использовали, как ещё один выходной. Но Игорь всегда относился к этому серьёзно. Всегда, но не сейчас. Сегодня, уже одевшись и став носом к входной двери, Игорь вдруг осознал, что не хочет никуда ходить. Сбросив обувь и верхнюю одежду, он сначала присел, потом прилёг на кровать. А уже через пару минут спал таким крепким сном, как будто это было не ранее утро, а глубокая ночь. Его не могли разбудить ни утренний гул машин, ни шум соседей, ни галдёж ворон, устроивших скандал прямо за его окнами. Когда же Брагин проснулся во второй раз за этот день, воспоминания о раннем завтраке настолько развеялись, что остро встал вопрос второго завтрака или, может быть, обеда. Ни желания что-либо готовить, ни продуктов для этого дела не было. Поэтому в голову пришла самая простая мысль – отправиться в «Макдоналдс».

Возле ресторана, как обычно, стояло несколько машин. Брагин ускорил шаг, перебежав дорогу под носом огромного чёрного джипа и направляясь к входу. В ту же секунду его потряс рёв сигнала этого чёрного монстра. Недовольно оглянувшись, он вдруг увидел за опустившимся стеклом Рыбака. Это был Анатолий Рыбаков, институтский товарищ Игоря. Довольно долго они соседствовали в одном блоке институтского общежития. Своё прозвище Рыбак получил, в первую очередь, по фамилии, но не только. Рыбак был лет на пять старше, успел отслужить армию, но учился на удивление хорошо, притом, что учёба в институте была для него второстепенным занятием. Основное дело, дававшее немалый доход, состояло в перегоне подержанных автомобилей из Германии, который он организовал со своим старшим братом. Ходили слухи о связях брата Рыбака с криминалом, но Брагин в это не вникал.

– Петрович, – окликнул Рыбак Брагина старым институтским прозвищем, – ты туда или оттуда?

– Туда, – растерянно ответил Игорь.

Он совершенно не ожидал увидеть Рыбака в таком автомобиле. Сзади раздался нетерпеливый сигнал очередного любителя гамбургеров.

– Слушай, садись, – Рыбак кивнул на место рядом с собой. – Сейчас сделаем круг и повторим заказ.

Брагин плюхнулся рядом и утонул в интерьере автомобиля. До сих пор сидеть в таком чуде автомобильной роскоши ему не приходилось.

– Привет поближе. А я думаю, что-то знакомое скачет у меня перед носом.

Брагин с облегчением ощутил, что владение огромным джипом не прибавило Рыбаку апломба. Он говорил по-прежнему, как институтский товарищ.

– Твой? – спросил Брагин тихо.

– Этот? Мой. У нас такой же служебный.

– У кого это «у нас»?

– У нас с братом автосалон. Здесь недалеко, за рынком.

– Что продаёте?

– Немцев. Продаём и обслуживаем. А ты где? Ты, вроде, в науку подавался?

– Ну, да, – ответил Брагин неохотно.

– Защитился? Наверное, уже докторскую замутил?

– Да нет. Пока только в аспирантуре.

– О! – протянул Рыбак. – Я думал, ты уже студентам мозги полощешь. Хотел знакомого пристраивать.

– Да нет. Рано ещё. Не всё так просто.

– Что, научный руководитель?

– Откуда ты знаешь? – изумился Брагин.

– Да у всех одно и то же. Доктора помнишь?

Брагин помнил Доктора. Это было студенческое прозвище Коли Ищенко. Игорь как-то пересекался с ним по студенческой науке.

– Так вот, – Рыбак сделал паузу, заезжая во двор. – Постоим здесь. Перекусим.

Машина, прокатив ещё метров двадцать, бесшумно остановилась возле какого-то дома.

– Так вот, – продолжил он. – Недавно встретил его. Та же басня. Написал уже две диссертации, сменил три руководителя. И всё даром. У последнего – вообще склероз. Не помнит даже, как Доктора зовут. Сейчас ждёт, когда этого маразматика положат в больницу. Попробует выйти на защиту, пока тот лечится.

– Не повезло, – хмуро прокомментировал Брагин.

– Не повезло? – засмеялся Рыбак. – Петрович! Ты вникни! Научный руководитель сам по себе человек старенький, замученный жизнью. Ты ему со своей диссертацией, как кость в горле. Что он делает? Правильно, спихивает тебя тому, кто помоложе. А тому ты и вовсе без надобности. Прибыли с тебя никакой. А защитишь диссертацию – ему же конкурентом будешь.

– Просто джунгли какие-то, – неохотно отозвался Брагин, с грустью осознавая, что Рыбак абсолютно прав.

– Да какие джунгли, Петрович. Это жизнь.

Некоторое время оба жевали молча. Потом неожиданно подал голос Рыбак:

– Слушай, Брагин, а давай к нам в автосалон.

– Я же не автомеханик.

– Разберёшься. Да это не главное. Нужен хороший специалист по системам диагностики. Тут нужен не механик, даже не электронщик, тут программист нужен. Зарплату, правда, пока большую предложить не могу.

Рыбак назвал сумму, которая заставила Игоря перестать жевать. Это было, по меньшей мере, в два раза выше его нынешних доходов, включая подработку.

– Должность на молодого, – как бы извиняясь, продолжил Рыбак. – Через годик найдём возможность двинуть тебя дальше.

– А что молодёжь не идёт?

Брагин наигранным равнодушием пытался скрыть потрясение от суммы зарплаты.

– Почему? Идёт валом. Но молодые сейчас все разгильдяи. Ты же знаешь. А у нас техника серьёзная. Клиент солидный. Нужен человек с головой и, одновременно, ответственный. Немецкой технике нужен немецкий педант. Что скажешь?

Брагин перестал жевать и грустно вздохнул.

– Да нет, наверное. У меня диссертация на подходе, – неизвестно зачем соврал он.

– Ну, смотри. На всякий случай, если передумаешь, держи визитку. Кто бы ни ответил, требуй соединить с Рыбаковым-младшим. Скажи, что звонит Брагин. Я там распоряжусь.

Остаток дня Игорь посвятил шпионским компьютерным программам. Ему вдруг пришла в голову мысль сделать собственную шпионскую программу, чтобы проследить, кто же копается в его компьютере. Идея показалась настолько интересной, что всю субботу он просидел за своим стареньким ноутбуком. К полуночи программа была готова, а её тестирование Брагин отложил до утра воскресенья. Тестирование на собственной персоне выявило несколько огрехов, которые были тут же устранены. Далее предстояла проверка на других сотрудниках института. Право выбора подопытного из телефонного справочника Игорь доверил самому компьютеру. Однако первое же имя, появившееся на экране, заставило его вздрогнуть. Это был Анатолий Николаевич Маковецкий. Только теперь он вспомнил и свой провальный доклад, и происки Криводоева, и загадочный интерес Маковецкого.

Имя Маковецкого вызывающе светилось на экране, курсор мигал на телефонном номере, а Брагин всё ходил из угла в угол. Он думал о том, насколько глубок был интерес Маковецкого и есть ли смысл позвонить самому. Посомневавшись ещё пару часов, Игорь достал, всё-таки, свой мобильный телефон. Трубку взял сам Маковецкий.

– Слушаю, – сказал он ровным спокойным голосом.

– Доброе утро, Анатолий Николаевич.

Игорь от волнения захрипел и откашлялся.

– Это я, Игорь Брагин.

– Я узнал тебя, Игорь. Доброе утро.

– Я вот по какому вопросу. Я… вы хотели поговорить о моей работе.

– Да! Очень хорошо, что позвонил, – неожиданно отозвался Маковецкий. – Где и когда мы можем встретиться?

– Как вам будет удобнее?

– Давай сегодня в три часа в парке института. Я гуляю там со стороны трамвайной остановки. Устроит?

– Да, конечно! – с облегчением выдохнул Брагин. – Сегодня в три со стороны трамвайной остановки.

– Всё правильно. До встречи.

– До встречи, Анатолий Николаевич.

Больше к своей шпионской программе Брагин не возвращался. Оставшееся время он слонялся по комнате или лежал на кровати, разматывая из памяти переживания прошлых дней. Ровно в три часа он был в назначенном месте, готовый к бою. Место встречи Брагина не удивило. Он знал, что Маковецкий живёт где-то здесь рядом, и лучшего места для встречи в этом районе города не было. Фигуру Анатолия Николаевича он увидел издалека. Брагин ускорил шаг. Подходя ближе, Игорь увидел, что Маковецкий гуляет в парке не один. Взмахом руки, он подал знак женщине с зонтом, которая тут же повернулась и пошла в глубь парка.

– Я не помешал? – спросил Игорь, запыхавшись.

– Нисколько. Это жена, – сказал Маковецкий, уловив интерес Брагина. – Мы здесь часто гуляем. У неё, увы, астма.

Проводив жену взглядом, он повернулся к Игорю.

– Ну, с чего начнём?

– Анатолий Николаевич, я хотел посоветоваться.

Игорь с трудом подбирал слова. Много раз он прокручивал в уме, что скажет на этой встрече. Но сейчас все мысли свалились в кучу.

– Мою работу вы знаете. Я не хочу повторяться.

– Нет уж, ты повторись, – перебил его Маковецкий. – Давай с самого начала и подробно. Меня интересует не только результат, но и сам процесс.

– А зачем процесс? – не понял Брагин.

– Процесс, зачастую, даёт гораздо больше информации, чем результат. Итак, сначала и со всеми подробностями.

Игорь вновь углубился в свои воспоминания. Маковецкий слушал внимательно, изредка перебивая наводящими вопросами. Иные вопросы казались несущественными, но Брагин был терпелив. В конце концов, Маковецкий заставил рассказать обо всём, даже о последних событиях – странном розовом пятнышке на стене института, неизвестно кем включённом компьютере и своих шпионских разработках. Розовым пятнышком на стене он заинтересовался особо. Во время рассказа о нём, Игорь опять заметил тяжёлый задумчивый взгляд Маковецкого. Закончив своё повествование, Игорь замолчал. Молчал и Маковецкий. Чтобы прервать затянувшуюся паузу, Брагин спросил:

– Что вы об этом думаете? Вы говорили, что подобные исследования уже проводили?

– Да. Считалось, что звуковые колебания могут менять структуру материала на микроуровне. Тогда не употребляли модный сейчас термин «нано». Со структурой материала меняются и магнитные свойства. Аналогия с магнитной плёнкой. Идея казалась интересной. Разумеется, для спецслужб, и, разумеется, для целей нелегального съёма информации. Трудностей было много, в том числе с расшифровкой. Но к тому времени появились миниатюрные подслушивающие устройства, и интерес к этой идее постепенно угас.

Маковецкий сделал паузу, перепрыгивая через лужу.

– Но то, что ты мне рассказал, рисует несколько иную картину.

– Какую картину? – не понял Брагин.

– Пожалуй, мистическую. Расскажи ещё раз про эвристический анализатор.

– Я ведь уже рассказывал.

– Ничего, время есть. Или ты торопишься?

– Да нет, – несколько озадаченно ответил Игорь и вновь начал свой рассказ.

Начало уже смеркаться, когда Брагин решил перейти к главному.

– Анатолий Николаевич, я хочу сменить научного руководителя.

– И как ты себе это представляешь?

– Очень просто. Я приду и скажу, что хочу другого руководителя.

– Не горячись, – ответил Маковецкий, усмехаясь наивности Брагина. – Во-первых, ещё неизвестно, куда приведет этот путь, возможно и в тупик. Во-вторых, если это не тупик, то работать в этом направлении ещё не год и не два. А учёная степень тебе нужна уже сейчас. И, в-третьих, Купидонов-Антакольский – человек опасный. Это человек-каток. Если ты только бросишь тень на его репутацию, он тебя переедет и глазом не моргнёт. Я бы не хотел, чтобы твоя судьба закончилась столь трагично.

– Что же делать?

– Точнее сказать, чего не делать. Не делать глупостей. Не делать катастрофу из временных неудач, как бы катастрофично они не выглядели. От тебя сейчас требуется выдержка и терпение.

– Сколько же терпеть, Анатолий Николаевич! – горячо воскликнул Брагин. – А если это дело моей жизни?

– Слушай меня, Игорь. Я расскажу тебе одну историю. Давно, лет двадцать назад, работал в этом институте один молодой человек. Твой тёзка – Игорь. Пришла тогда ему в голову идея использовать лазер для записи информации. По тем временам – идея фантастическая, если не сказать утопическая. Магнитная запись достигла совершенства. А лазеры были размером с приличный письменный стол. Но молодой человек решил не сдаваться. Он стал фанатиком одной идеи. Решил всем доказать свою правоту.

Маковецкий остановился и глубоко вздохнул, как бы переводя дыхание.

– Строптивый молодой человек стал доставлять много хлопот руководству. В наказание за свою строптивость он стал бессменным чернорабочим на всех институтских стройках и сельхозработах. Его сверстники уже защищали диссертации. Некоторые уже побывали в заграничных командировках. А молодой человек всё продолжал доказывать свою правоту. Не имея возможности нормально работать днём, он делал эксперименты подпольно ночью. Один из таких ночных экспериментов закончился трагически. Возник пожар, в котором молодой человек погиб. Сгорело всё его оборудование, вместе с идеей.

Маковецкий вновь остановился, замолчал и поднял глаза в небо, будто бы изучал верхушки тополей.

– Вы его знали? Вы с ним работали? – почти шёпотом спросил Брагин.

– Нет. В то время я работал в другом месте, – ответил Маковецкий несколько изменившимся голосом. – А молодого человека я знал. Это был наш сын.

Маковецкий замолчал. Молчал и Брагин, потрясённый рассказом. Пару минут они шли молча.

– Я рассказал тебе это для того, – нарушил тишину Маковецкий, – чтобы ты понял, что с тех пор мало что изменилось. Всё те же люди по-прежнему работают здесь. Они сами себе выдали индульгенцию, переложив свои грехи на прежнее время. Они, конечно, уйдут. Но произойдёт это не сегодня и, может быть, не завтра. Наука, это страна долгожителей. Но они уйдут, это дело времени. Вопрос в том, кто придёт им на смену. Такие же, как они, беспринципные дельцы от науки, или бескорыстные искатели.

– А вы как думаете?

– Когда наука или искусство становится предметом торга, или, как сейчас говорят, «бизнесом», бескорыстным искателям там делать нечего.

– И что же дальше?

– Бессмысленность такого существования очевидна. Но пройдёт немало времени, прежде чем что-либо изменится. Поэтому тебе нужно как следует подумать и оценить свои способности. Нет не к науке, они у тебя есть. Нужно оценить, способен ли ты выжить в этой системе, не сломаться, не потеряться как личность.

– А если нет?

– А если нет, то путей на свете много. Этот не единственный и не самый лучший.

– А вы?

– Я – другое дело, – усмехнулся Маковецкий. – У меня здесь другая миссия.

Брагин уже было открыл рот, чтобы спросить какая, но его перебил мягкий женский голос:

– Не пора ли по домам, молодые люди?

Игорь оглянулся. За спиной стояла, высокая женщина с некоторыми признаками полноты. Это была жена Маковецкого. Брагин узнал её по зонту.

– Да, Маша, – откликнулся Анатолий Николаевич. – Мы уже прощаемся.

Он остановился и повернулся к Брагину.

– Ну что же, Игорь. До встречи. Надеюсь, мои наставления не показались тебе нудными. А к работе твоей мы ещё вернёмся. Вопрос очень интересный.

Игорь постоял ещё какое-то время, пока пара окончательно не скрылась в темноте октябрьского вечера, и повернулся к трамвайной остановке. Маковецкий ушёл, и с его уходом вернулись сомнения. Что делать? Что говорить? И главное, как жить дальше? Второй раз за последние три дня он ощутил своё одиночество. Нет, не так остро, как в пятницу, а скорее философски отрешённо. Брагин вдруг увидел свою жизнь со стороны. Жизнь одиночки-неудачника, который в свои тридцать лет не состоялся ни в каком качестве, а лишь гоняется за призраком научной славы.

Игорь глубоко вздохнул и посмотрел вокруг. Город зажигал огни, освещая чужую жизнь, в которой Брагин никому не был нужен. Дома поднимались вверх характерными вертикалями кухонных окон. Горожане собирались за ними, чтобы обсудить события выходного дня. Улицы растянулись горизонталями уличных фонарей и автомобильных фар. Город занялся обычным для этого времени суток делом – искусством светописи. Это была светопись чужой человеческой жизни, в которой Брагин никому не был нужен. Жизнь неслась мимо потоками автомобилей, бурлила толпами прохожих, образуя течения, водовороты и водопады в местах спуска в метро и подземные переходы. Жизнь шумела, светилась и пульсировала. Жизнь, в которой Игорь Брагин никому не был нужен.