Читать книгу Сонница. Том первый - Макс Бодягин, Максим Бодягин - Страница 7

День третий.

Четверг, 17-е мая

19:55

Губернатор оперся массивными руками на овальный стол морёного дуба, крытый тёмно-зелёной кожей, делавшей его похожим на ломберный. Мосластые локти его превосходительство растопырил в стороны, как петух расшаперивает перед дракой крылья, словно давая понять, что ни одна мелочь не проскользнёт мимо его всевидящего ока. Пятнадцать человек и два секретаря снуло тупили глаза, пытаясь укрыться от раскаленных губернаторских зрачков, шарящих по лицам в поисках ответа. Только главный эпидемиолог области рисовал в пухлом ежедневнике волосатые каракули, отдалённо напоминающие каких-то неполезных бактерий. Он пририсовал одной из них очередную ложноножку и медленно сказал: мы свозим уснувших в военно-полевой госпиталь, который для нас любезно отстроили инженерные части внутренних войск. И пока на улице тепло, это отчасти может представиться неким решением проблемы. Но мы с вами прекрасно должны понимать, что это не решение, а просто отсрочка социального взрыва, потому что на сегодня мы уже разместили там двести двадцать одного пациента, что явно чрезмерно, они спят в два яруса, на нарах. Ещё примерно столько же разместили по различным больницам. Но у нас есть серьёзная проблема, формально мы не можем держать их в инфекционном отделении, поскольку никаких признаков заболевания у них нет, кроме того, что они спят и разбудить их не представляется возможным.

А они заразны, спросил губернатор. Эпидемиолог задумчиво пожевал губами и ответил: теоретически, они, разумеется, могут быть носителями какого-либо источника летаргии, пока неизвестного нам. Но никаких явных причинно-следственных связей между контактом с уснувшим человеком и последующей болезнью субъекта, установить не удалось. Иными словами, вероятность заражения и его путь, в данном случае, установить трудно. Или заразятся, или нет, хохотнул губернатор, логика как у блондинки, так получается. Да, примерно, так, мирно согласился главный эпидемиолог. Я вот что думаю, сказал губернатор, почесав мизинцем безупречный пробор. Вдруг у них просто этот, он замялся, припоминая сложное слово. Инкубационный период. Вдруг по окончании этого инкубационного периода, с ними произойдёт что-нибудь необычное, опасное для окружающих. Вдруг они пойдут какими-нибудь язвами, или от них какие-нибудь споры паразитов полетят. Никто ж не знает, правильно? Я хочу сказать, что я не могу свои слова сейчас подтвердить, но и опровергнуть-то вы меня тоже не можете, так? Согласен, ответил главный эпидемиолог.

Значит, надо от греха подальше упрятать их в карантин и, кстати, объедините уже всех пациентов с одним диагнозом, сказал первый вице. Надо всех свезти в одно место. Сколько ещё военно-полевых сооружений смогут возвести вэвэшники?

Председатель комиссии по взаимодействию с правоохранительными органами нервно откашлялся и, пошелестев бумагами, сказал: недавно к нам в область решили передислоцировать вертолётный полк, сейчас как раз идёт сама процедура перемещения людей и техники, плюс идёт реформирование танковой дивизии, идет оно с перебоями, как бы храбро военные не рапортовали, поэтому думаю, мы реально можем рассчитывать на два, как максимум – три аналогичных госпиталя. При этом, что там будет с инженерными сетями, мы не знаем. Грубо говоря, это просто палатки и кровати, причем, не в самом лучшем состоянии.

Какие в жопу сети, если они спят, взорвался губернатор. Ты мне скажи, какова там общая ёмкость, сколько они людей смогут принять. По штатной расстановке до двухсот человек каждый госпиталь разместить сможет, ответил правоохранитель, но условия будут военно-полевыми в полном смысле этого слова. Предложения есть, спросил губернатор, обводя взглядом присутствующих. Есть, неожиданно раздался высокий голос второго вице. И что, переспросил губернатор. Есть комплекс пионерских лагерей в восьмидесяти километрах от города, вблизи озера Караколь. Мы приняли решение об их реконструкции, ещё в прошлом году выделили деньги, но в связи с кадровыми перестановками в министерстве обравования, значительная часть денег у нас подвисла. Думаю, если мы немножечко потревожим наше образование, они смогут подмазать там всё, что неподмазано и разместят людей, это ещё порядка тысячи мест, не менее. Это не те лагеря, куда нас в детстве на спортивные сборы возили, спросил губернатор. Именно те, комитет по физкультуре и спорту их с баланса списал в начале двухтысячных, а на баланс образования они пришли только в этом году, закивал второй вице. Лет пять они, конечно, только пауков и ужей принимали в свои корпуса, но, думаю, подшаманить их можно довольно быстро. Там есть плюс – они окружены забором. Прочным забором. А на хера нам забор, задумчиво спросил губернатор.

У нас проблемы, тщательно прокашлявшись, ответил первый вице. Ну что там опять, спросил губернатор. Народные массы, лаконично ответил первый вице и кивнул правоохранителю. Тот снова пошелестел бумажками, издававшими тревожный, буквально, жестяной скрежет, и, зарывшись в листы, словно полицейский, прикрывающийся щитом от демонстрантов, сказал: до сего дня все действия по изъятию лиц из категории уснувших из семей и их размещению в стационары города наталкивались на активное сопротивление жителей. Они не хотят, чтобы их родственников увозили, поскольку они не доверяют нашим медикам, не верят, что данный сон может быть опасен в социально-гигиеническом плане и так далее. А вы сами-то нашим медикам верите, с усмешкой спросил губернатор. Никита Сергеевич, укоризненно проскрипел эпидемиолог, я бы попросил. Ну ладно-ладно, добродушно помотал крупной головой губернатор, не все медики у нас плохие, хороших больше. Это я так, для красного словца. Так что делать-то будем?

Изолировать, ответил первый вице. Практически решённый вопрос. Мы ни источников эпидемии не знаем, ни прогнозов. Если все уснут, кто ж работать-то будет. Да ладно работать, кто ж голосовать-то тогда пойдет, хихикнул второй вице. Резонно, ответил губернатор. А что с информационным полем. Все начали вертеть головами в поисках ответа на поставленный главой региона вопрос. Но кроме шелеста воротников и поскрипывания стульев в полупустом зале заседаний ничего слышно не было. Ну где же Света-то ваша, ёбаная тётя, заорал губернатор. Я блять её теперь должен с собаками искать. Она мой пресс-секретарь, она должна меня даже в сральню сопровождать, и сидеть со своим ёбаным ноутбуком под дверью, все мои пердки записывать. Куда дели, давайте-ка её сюда. Начальник охраны, тяжело скрипя разношенными каблуками ботинок, подкрался к губернатору и зашептал ему в ухо, крупно двигая челюстью, как будто что-то ел из мохнатого господского слухового прохода.

А, ясно, кивнул губернатор. Молодец, какая. Я знал, что она молодец. Ты ей позвони потом, и мне доложишь, как они справились. Ишь ты. Энтэвэшники, блять. Не сидится в столице.

После подведения итогов, когда все покидали кабинет, губернатор окликнул начальника охраны, дождался, когда тот усядется на краешек кресла, стоявшего у стола и тщательно запер дверь. Потом включил телевизор, прибавил громкость и придвинул стул поближе к подчинённому.

Слышь, ты это… Губернатор замялся и, видя, что безопасник собирается открыть блокнот, протянул руку и жестом попросил убрать записную книжку подальше. Начальник охраны понимающе кивнул и тоже придвинулся ближе. Короче, сказал губернатор, я думаю, что народ реально бунтовать начнёт. Надо бы это… Ну, с бандитами бы выйти на контакт. Пусть своими силами попатрулируют улицы, чтобы непорядка не было, понял меня? Безопасник кивнул: сделаем. Ну вот и ладненько, откинулся на спинку кресла губернатор. А то полиционеры быстренько всё наверх донесут, а эти потише будут. Понял, да? Конечно, понял, с готовностью кивнул начальник охраны и быстро вышел из кабинета, доставая на ходу телефон.

День третий.

Четверг, 17-е мая

18:30

Вячеслав Доронин, сутулый щуплый мужчина с узкими плечами и внимательными серыми глазами, вышел из зала прилёта налегке, легкомысленно таща свою жёлтую сумку пиквадро за ремешок, держа руку на отлёте так же, как если бы нёс за шкирку кота. Он успел сделать несколько шагов, как вдруг сумка за что-то зацепилась. Вячеслав Доронин оборотился и увидел серую, малоприметную блондинку лет сорока, с жёлтым коком на голове и синими мешками под глазами. Светлана Светлицкая, зычно, по-комсомольски, сказала жёлтая блондинка и показала удостоверение. Я пресс-секретарь губернатора, пояснила она на случай, если московский гость не успел прочесть мелкие фиолетовые буквы. Прекрасно, сказал Вячеслав Доронин, надеюсь, вы мне мешать не будете. Ну что вы, только помогать, широко улыбнулась Света. Надеюсь, вы возражать не будете, сказала она как можно более доверительно, подхватывая гостя под локоть и повисая на нём грудью, на ощупь совершенно картонной. Вячеслав Доронин подозрительно хмыкнул, но вслух ничего не сказал, позволив увлечь себя в людской поток, галдевший на разные голоса.

Они прошли через пёструю разноязыкую толпу, стеклянный шлюз аэропорта расступился, и кондиционированный воздух кончился, уступив место жаркому суховею, ударившему в лицо, подобно банному венику. Жарковато тут у вас, признался Вячеслав Доронин. Да, в этом году какая-то экстремально ранняя весна, смотрите-ка, ещё только-только май начался, а уже печёт как не знаю что, защебетала Света, подволакивая журналиста к дверцам чёрного фольксвагена, в чьих полированных поверхностях отражались низко летящие чернобрюхие облака. Одна надежда, что дождик пойдёт, прибьёт пыль немного, продолжала щебетать Света, вы ведь поди кушать хотите. Не особенно, подозрительно сказал Вячеслав Доронин. Но Света знала, что он врёт, и что есть он хочет, что просто ужасно голоден, но боится упускать время, не верит ни ей, ни пославшему её губернатору, никому вообще, что если отпустить его на вольные хлеба, то он тут такого наковыряет, что Кремль не просто рассердится, а так рассердится, что только клочки полетят и собирать те клочки потом можно будет хоть сто лет, всё одно не соберёшь.

Света вздохнула и спросила: ну что в Москве, как столица? Стоит, беспечно ответил Вячеслав Доронин, глядя на ярко-зелёные, словно только что раскрашенные фломастерами, татарские клёны, проносившиеся за окном. Света замолчала. Украдкой она достала телефон и быстро набросиа смску, мол, едем, ловите. Шофёр посмотрел на неё в зеркало заднего вида, Света поймала его взгляд, и кивнула скорее веками, нежели головой, но водитель прекрасно понял этот жест. Он плавно замедлился и тихонько съехал с трассы, поворачивая на просёлок, скорее похожий на тенистую парковую аллею, нежели на дорогу. Вячеслав Доронин беспечно что-то мурлыкал про себя, тыкая пальцем в экран айпада и даже не глядя за окно. Он читал ленту фейсбука, силясь понять, что именно приковывает его, образованного, умного человека, зрелого журналиста, к этой бесконечной интернет-возне. Ответ он для себя нашел довольно быстро, конечно же безделье. Вячеслав Доронин поднял глаза, протёр их и, ещё не отняв ладоней от усталых век, почувствовал, как машина резко затормозила. Он убрал руку от лица и увидел как его дверцу открывает крупный молодой человек в костюме. Вячеслав Доронин вопросительно посмотрел на Свету, но та ответила ему настолько лучезарной улыбкой, что он преступно расслабился и позволил юному богатырю распахнуть дверь автомобиля. И тут же понял, что совершил ошибку. Его позорно вынули из машины за шкварник, бесцеремонно бросив в сухую грязь. Он вскочил и только успел пролепетать: вы с ума сошли, что вы делаете. Как его тут же подхватили за руки, один из здоровяков положил ему на голову его пухлую итальянскую сумку, а второй, размахнувшись, с силой ударил его по этой сумке плашмя айпадом, от чего стекло гаджета покрылось паутинкой мелких трещин. Что-то в голове ухнуло, шея заныла в предчувствии перелома, Вячеслав Доронин успел только пробормотать сквозь боль, что он является журналистом крупнейшего телеканала, как его снова сильно ударили по этой злосчастной сумке. На этот раз уже кулаком. Журналист рухнул на колени. Его подхватили за вороник и за мотню, нахально прищемив складку кожи в паху и только чудом не тронув гениталии, и понесли в кусты. Господи, подумал Вячеслав Доронин и зажмурился.

Слышь, пидарас ма-а-асковский, глаза разуй, раздался над ухом голос. Вячеслав Доронин открыл глаза и тут же снова прищурил их от нестерпимо режущего солнечного света, миллионами бликов игравшего на водной ряби. Его держали над обрывом, метрах в десяти под ним раскинулся карьер, залитый тёплой водой, казавшейся такой ласковой под напором жгучего сухого ветра. Слушай сюда, мудозвон, сказал тот же голос. Утром тебя посадят на самолёт и ты вернёшься домой в столицу, сказав, что ничего не нашёл, что информация тухлая и что тебя просто развели. Ты понял?

Я – журналист, я буду жаловаться коллегам, есть профессиональное сообщество, начал возмущённо говорить Вячеслав Доронин, но голос его предательски срывался и пищал, выдавая нотки неуверенности. Я бывал в Чечне, вам меня не запугать, постарался крикнуть он так, чтобы вышло громко и гордо. Да мне похуй, где ты бывал. Ты у мамы своей в пизде бывал, мне-то что с того, ответил мерзкий голос, и в следующий миг две пары дюжих рук раздвинули Вячеславу Доронину ноги и несильно ударили столичного журналиста промежностью о сосну. Тупая боль залила его снизу доверху, заполнив всё тело до кончиков волос. Слышишь меня, лениво спросил тот же голос. Вячеслав Доронин не мог вымолвить ни слова, пытаясь как-то переварить эту чудовищную боль. Железная рука схватила его за ухо. Он даже не думал, что может быть так больно. Когда я спрашиваю, надо отвечать, раздражённо сказал голос, ты меня слышишь? Да, прохрипел журналист.

Его бросили на сухую, покрытую милосердным мхом, землю, где он некоторое время покорчился, поудобнее устраиваясь и пытаясь сообразить, как быть дальше. Наконец, боль отлила от головы настолько, что он разглядел говорящего. Безликий серый человек с крупными руками стоял против солнца, прячась в его заходящих лучах. Он присел на корточки и спросил: как же так получилось, Вячеслав Миронович, что вы приезжаете к нам из своей столицы, из города, известного своей безнравственностью, в наши провинциальные места, не тронутые никакой скверной, и привозите с собой два грамма чистейшего кокаина. Я никогда не видел наркотиков такой очистки, наверное, такой чистый кокаин можно купить только в Москве. Впрочем, у нас здесь вообще кокаина не продают, так что вы уникум, Вячеслав Миронович. Вы прославитесь на весь наш огромный край.

Вячеслав Доронин понял, что попал. А хотите, я вас спасу, спросил человек. Хватит глумиться, попросил журналист, просто скажите, что я должен делать? Хорошо, покладисто ответил человек. Вы должны доковылять до машины, вернуться в гостиницу аэропорта, хорошенько выпить и лечь спать. А утром, в семь тридцать, вы умоетесь, почистите зубы и улетите отсюда к ёбаной матери в Москву. И там, наслаждаясь общением с близкими, вы подумаете, насколько противна вам мысль о том, чтобы хотя бы раз в жизни вернуться в наши места. Ферштеен?

Через несколько минут Вячеслав Доронин поднялся на ноги и огляделся. Никого не было рядом, лишь растрескавшийся айпад искрился в косых лучах вечернего солнца. Он подобрал измазанную исцарапанную сумку, расстроено пнул пришедший в негодность планшетник, отчего боль снова нехорошо отдалась в промежности, и побрёл через кусты в направлении трассы. Света выбежала к нему из машины, крича, что она ужасно испугалась, что она, клянётся, ничего не знала, она думала, что с ним только поговорят, но потом она попыталась вступиться за него, но ей тоже досталось, вы же знаете, как они умеют бить, не остаётся ни единого следа. Уйдите, взмолился Вячеслав Доронин и сел в дверной проём, выставив наружу ноги в испачканных брюках. Он достал из кармана чудом уцелевшие сигареты и похлопал себя по карманам. Простите, опустилась перед ним на колени Света, протягивая зажигалку. Он равнодушно прикурил. Ну правда, простите меня, христаради, очень натурально всхлипнула Света. Ну что мне для вас сделать, задала она риторический вопрос, потом достала небольшую пачечку долларов и протянула Вячеславу Доронину. Возьмите. Он с ужасом покосился на деньги, отшатнувшись от Светы. Берите-берите, это вам за айпад и за моральный ущерб, сказала она. Потом она попыталась поймать его взгляд глазами и, отчаявшись это сделать, спросила: вы знаете, что они на вас уже уголовное дело завели. Вячеслав Доронин закрыл лицо руками и тихонько завыл. Света сунула ему деньги в нагрудный карман, упихала его ноги в салон машины, аккуратно, чтобы не ударить журналиста, закрыла дверь фольксвагена, и упала на пассажирское сиденье рядом с водителем. Обратно, приглушённо спросил шофёр. Угу, кивнула она, закуривая. Её мучнистое лицо светилось от удовольствия.