Читать книгу За дверью - Максим Сергеевич Евсеев - Страница 7

– Живая хоть? – Спрашивал Бельцер в момент, когда они оба запрыгивали в машину.

– Не знаю, адрес только назвали и все. – Отвечал следователь.

Переполошилось все немногочисленное отделение милиции. Дежурный усиленно искал номера телефонов родственников девочки. Опергруппа в спешке надевала бронежилеты и проверяла готовность автоматов к бою. Уже через три минуты после звонка Глебова, уехавшего одного, в его сторону направилось три машины. В первой ехали Крылов с Бельцером, в остальных оперативная группа и остальные сотрудники, необходимые в таких случаях.

– Скорую туда вызывайте. – Потребовал Александр Германович, уже сидевший за рулем служебной "семерки". – А то поздно может быть.

Михаил пребывал в эйфории. Он понимал, если тело нашли у владельца машины в гараже, то ему уже точно никак не отвертеться и не уйти от ответственности. Подобный расклад на руку всем, в том числе и обвиняемому. Ведь для него же лучше, если он признается в совершенном преступлении и смягчит свою участь.

Капитан как мог торопил колонну, дирижируя всеми с помощью рации. По ней он передавал четкие инструкции по движению и дальнейшим действиям.

Каждую минуту сыщик подключал рацию и отдавал новые и новые приказы. В его действиях четко прослеживалась быстрота и эффектность:

– Внимание всем! Как только прибываем на место, выступает первый отряд, используя машину как щит. Затем, если все чисто, идет второй отряд. Дверь в гараж будем выбивать в случае, если она закрыта. Не забываем про возможные ловушки. Внутри включаем фонари и обследуем гараж. О любых подозрительных вещах сообщаем напрямую мне. Затем раскрываем полностью ворота для поступления дневного света. Все понятно?

– Так точно. – говорили в ответ.

Все хором выражали согласие с позицией капитана и готовность следовать ей. Крылов даже на несколько минут ощутил себя непогрешимым командиром, готовым вступиться за каждого своего бойца.

Наконец, спустя двадцать минут движения колонна подобралась к нужному гаражу. Наваливший утренний снег большими снопами оккупировал дорогу и мешал автомобилям проехать. Небо все еще искрилось редкими снежинками, неслышно пролетавшими над гудевшим городом.

Колонна из одной "семерки" и двух УАЗиков свернула в длинный ряд карпично-серых гаражей. Между безликими постройками разной величины и паршивости шла довольно широкая грунтовая дорога. Благо места для того, чтобы расположить здесь машину, хватало с запасом. Между двумя противоположными гаражами уютно могли бы поместиться три автомобиля. Выкрашенные белыми красками номера гаражей помогали ориентироваться в этом царстве старинных трущоб. Но даже с четкой нумерацией легко заплутать в этом месте и потратить много времени на то, чтобы выбраться.

Нужная дверь, немного ржавая, выкрашенная в бледно-зеленый цвет встретила незваных гостей равнодушием и спокойствием. Ее номер, "154", совершенно ни о чем не говорил прибывшим на место оперативникам, однако безошибочно определял владельца гаража – Петренко Игоря Павловича.

На черных дверях противоположного гаража большими красными буквами кто-то написал: "Здорово и вечно". Рядом в уголку расположилась цифра "77". Такая надпись служила хорошим ориентиром для проезжавших мимо людей на автомобилях. Сами же гаражи тянулись вперед еще на полкилометра, пока не обрывались железной дорогой на Кандалакшу и Мурманск.

Первым выскочил из жигулей Михаил Иванович. Мужчина тут же зашел за машину и наскоком выхватил пистолет. Он жестом приказал остальным вылезти из автомобилей и занять боевую позицию. Затем сыщик облокотился на багажник и направил свой взгляд на ржаво-зеленый прямоугольник входа в гараж. Приоткрытая на несколько сантиметров дверь манила к себе, просила зайти внутрь и молила обследовать каждый клочок пространства.

Но никто никуда не спешил. Хотя стоило бы, ведь девочка может быть еще жива. К большому разочарованию всех участников операции Глебов не сообщил опергруппе о том, все ли в порядке с ребенком. Его голос оборвали помехи и странный шум криков. В связи с этим возникал второй не менее важный вопрос: а жив ли он сам?

Крылов внимательно осмотрел "улицу", по которой могли перемещаться машины и люди между гаражами. Только вдали гундела болгарка, навевая унылую атмосферу пустоты. Первая группа плотных мужчин в темно-синих куртках с автоматами наперевес короткими тихими шагами пошла вперед. Двое с разных сторон подобрались к двери, третий страховал, стоя чуть дальше. Он держал выход из гаража под прицелом. Вторая опергруппа также вышла из машины и зашла за нее, использовав как укрытие. Семеро вооруженных сотрудников полиции против одного маньяка-рецидивиста. Шансов у него оставалось немного.

Крылов, предвкушая скорую победу, облизал губы и широко улыбнулся. Однако пистолет убирать не стал. Черное, как смола, дуло смотрело на дверцу, так обманчиво и заботливо приоткрытую для дураков. Каждый неверный или нелепый шаг и ситуация рискует обернуться загубленными жизнями и здоровьем людей – самых простых сотрудников милиции. Капитан осмотрелся и на миг задумался. У каждого человека, стоящего рядом, есть свой дом, любящая семья, планы на жизнь. Не стоит ими пренебрегать ради одного, пускай и очень опасного человека. Мысли мужчины сбил громкий, отчетливый голос, доносящийся из утробы стальной ржавой коробки.

– Не стреляйте! Это я, Глебов.

Все переглянулись между собой.

– Что там, сержант? – Крикнул ему в ответ сыщик.

– Товарищ капитан, чисто. Тут все.

– В смысле все? – Переспросил Бельцер, находившийся за водительской дверцей. У него, в отличии от остальных оперативников, не было даже пистолета.

– Тут девочка висит, та, которую искали. Мертвая. А еще и хозяин гаража наведался. Все в сборе, сами только посмотрите.

– Идем! – Скомандовал Крылов.

Никто оружие опускать не стал. Будучи опытным оперативником, Михаил Иванович не исключал ситуацию, при которой Глебова могли держать под дулом пистолета или ружья и заставлять заманивать коллег в ловушку.

Один милиционер медленным, почти нежным движением приоткрыл дверцу гаража. Немного брезжил свет внутри, покрывая тусклой желтоватой негой все помещение холодного бетонного помещения.

– Здорово и вечно. – Сказал Бельцер, глядя на свет, проникающий тонкими струйками на улицу.

Михаил осторожно обошел двух оперативников и вплотную приблизился к двери. Немного пригнув ноги, он жестом показал, что врываться надо резко и без колебаний. За три секунды они должны проверить все углы и удостовериться в том, что их не ждет ловушка.

Оперативник внимательно осмотрел щель, из которого открывался вид на внутренности гаража. Помимо маленькой лампочки наверху и большого шкафа с инструментами он ничего не увидел. Щели в дверях оказалось недостаточно. Капитан направил взгляд вниз и пошарил глазами по полу в поисках потенциальной растяжки. На его счастье ее там не оказалось. Михаил прижался к ледяной металлической стенке и пальцами начал считать от пяти до нуля. Каждый загнутый палец отсчитывался очень быстро. Как на зло, Глебов не подавал никаких сигналов.

После того, как следователь загнул последний палец, оперативники наконец ворвались внутрь. В помещение хлынули поочередно трое хорошо вооруженных мужчин. Они быстро проверили все углы и наименее освещенные участки гаража. Никаких следов ловушки или западни на первый взгляд не оказалось. Однако главный подвох они заметили не сразу.

Их ожидал второй неожиданный сюрприз за два дня. Крылов с только что вошедшим Бельцером и остальными оперативниками уставились на висящую почти у потолка девочку, по фотографии похожую на пропавшую Зину Погодину. Рядом с телом стоял Глебов и одной ногой прижимал к полу сорокалетнего мужчину. Сержант сковал преступника наручниками за спиной и держал его на мушке, пока ждал подкрепление. Больше никого в гараже не было вплоть до приезда основных сил.

Мертвую, изнасилованную Зину подвесили к невысокому потолку с помощью мощной объемной веревки и небольшого, но крепкого портового крюка. Бичевку перетянули от стены к стене. На ней подвязали крюк, а его уже воткнули в спину ребенку. Металлический стержень располагался так глубоко в недрах тела, что из шеи девочки выпирал конец крюка. С безжизненного железа вязким потоком стекала на холодный бетонный пол багровая жидкость, еще совсем свежая. Девочка свесила голову и иронично напоминала сушившееся белье, оставленное кем-то на несколько часов.

Кровь повсюду. На голом обледеневшем теле, на волосах, клочьями вырванных с головы и лежавших тут же у ног девочки. Жидкость небольшими каплями бежала изо рта и, перекликаясь ручейками, проходила через всю грудную клетку и живот и устремлялась к развороченной незрелой промежности.

Переполненный плотный живот пытались вскрыть. Однако преступнику не удалось это сделать или он не успел. Сыщик, уже переставший удивляться происходящему, потупил голову в бессильной попытке не смотреть на страшное зрелище. В отличие от него, Бельцер старался хотя бы создать видимость, что он держит себя в руках. Психолог обошел ребенка со всех сторон и осмотрел немалых размеров крюк на спине девочки. Даже для маньяка-садиста это слишком извращенный поступок. Но удивляться тут нечему, ведь любой преступник это человек. А у человека все как у людей. Все, кроме души.

И если реакция опытного следователя логична и предсказуема, то вот об остальных присутствующих говорить и не приходится. Всех поразил шок от увиденного, они предпочли покинуть помещение, дожидаясь указаний снаружи. Кто-то нервно курил и дрожащими руками ставил автомат на предохранитель. Кто-то доставал флягу с крепким содержимым и пил взахлеб в надежде отойти от неприятных эмоций.

В одном из отверстий крюка извивался белой цветок с зеленым липучим стеблем. Михаил подошел к крюку, снял растение и детально осмотрел. Оно выглядело свежим и молодым. Даже не разбираясь в цветах, он понимал, что цветку не больше суток.

Глебов находился не в себе. Он смотрел на мужчину, которого прижал к полу, разъяренными глазами хищника. Сержант с гневом давил на мужчину своим тяжелым берцовым сапогом и держал дрожащий вспотевший палец на спусковом крючке.

– Опусти оружие, сержант. – Приказал капитан.

Глебов послушался не сразу. Он будто находился в прострации и не спешил выполнять приказ. Его тело все еще тряслось.

– Глебов! Убери пистолет. – Повторил следователь.

Только после повторного приказа сержант постепенно пришел в себя и не спеша, с дрожью в пальцах и руках выполнил приказ.

Капитан осмотрел преступника с ног до головы. Мужчина тихо плакал в пол. Его нос, замазанный снежной кашей и грязью, испускал целые ручьи соплей и крови. Красные глаза умоляюще смотрели в землю, а волосы кровяными лоскутами свисали с макушки.

– Ты зачем его избил?

Крылов недовольно посмотрел на сержанта, тот ответил ему взаимностью.

– Вы видите, что он с девчонкой сделал? Как мне иначе с ним поступать. Приласкать, пожалеть?

Глебов из шока впал в ярость и гнев. Капитан, дабы не уступать ему, отвечал высокомерным спокойным взглядом, стараясь сдержать себя. Самое глупое, что только можно сделать сейчас – поддаться на неосознанную провокацию.

– Отойди от него. Подыши, мы тут сами разберемся. – Следователь внушительно посмотрел на него и взглядом показал на выход.

Сержант небрежно поставил пистолет на предохранитель и размашистым движением засунул его в кобуру. Каждое его сержанта сопровождалось ярким тремором и неряшливостью. Он неуклюже приблизился к раскрытой двери и едва не споткнулся об косяк.

– Сержант! – Окрикнул его вновь капитан.

– Что?

– Позови сюда двоих и вызывай Ермилова. Понял?

– Да.

Глебов вышел на свежий воздух и нервно закурил, выдыхая дым в землю. Вместо него в гараж зашли двое невысоких оперативников в стоптанных от времени ботинках. Они в нерешительности остановились у выхода. Один из них, Макс Кочевников, на всякий случай приблизил палец к курку автомата и снял оружие с предохранителя. Второй, Леня Шевцов, остановился в проходе и угрюмо глядел на происходящее.

– Поднимите его. – Приказал капитан.

Приказ тут же выполнили. Максим с Леонидом взяли лежавшего на полу мужчину за подмышки и поставили на ноги. Крылов теперь мог подробнее рассмотреть мужчину, стоявшего перед ним.

– Петренко Игорь Павлович, верно? – Спросил Бельцер

– Не бейте! – Жалостливо, но громко ответил мужчина.

На свет показалось сплошь разбитое лицо с многочисленными кровоподтеками и опухшими от слез и ударов глазами. Из губы вытекала кровь и лимфа, а челюсть, выгнутая влево, обнажала обломанные желтые кариозные зубы.

– Имя, фамилия!? – Не сдержался сам капитан и, выхватив автомат у лейтенанта, с жаром прошелся прикладом по его физиономии.

– Не бейте, прошу. – Сквозь выбитые зубы вновь едва понятно процедил мужчина. – Я скажу все. Я виноват!

– Петренко Игорь Павлович. Да? – Терял терпение и Бельцер. – Я прав?

– Да, правы вы. Ей богу. Я это.

Мужчина выглядел жалко. Когда Александр Германович просматривал его профиль в базе данных, он увидел не раз привлекавшегося за домогательства и кражи мужчину сорока двух лет. Однако на поверку из-за тягостного образа жизни мужчина выглядел гораздо старше. Ему вполне можно было дать пятьдесят, а то и пятьдесят пять лет.

Черная весенняя куртка с такой же черной толстой кофтой скрывали под собой уже состарившееся тщедушное вялое тело, сплошь покрытое татуировками. На голове практически не осталось волос, а на пальцах – ногтей. Кожа мужчины, белая, как мел, покрывалась морщинами и фурункулами. В волосах проскакивала единичная седина. Глаза отражали невероятную доброту и безнадежность. Они выручали общую убогость мужчины и компенсировали его блатной и даже преступный вид. Смешная бородка и вовсе придавала ему вид святого старца.

В стиранных карманах у худого преступника не было даже сигареты, не то что сил. Даже бегло взглянув на этого человека, приходит понимание того, что он безнадежно болен и не в состоянии не то что оказывать сопротивления при задержании, но и хоть как-то физически воздействовать на своих жертв. Под исключение не попадали даже маленькие девочки.

Так у Бельцера сложились первые подозрения в том, способен ли такой человек совершить вменяемые ему преступления. Промысел безжалостного маньяка требовал от него хорошей физической и психологической подготовки. К тому же жертвы его истязаний очевидно сопротивлялись и пытались всеми силами освободиться. Для того, чтобы противостоять даже маленьким девочкам, так или иначе необходима сила. Александр Германович посчитал, что у Петренко ее просто нет.

– Черт с ним, давай уже в участке все выясним. Ему в себя надо прийти, он ничего не скажет сейчас.

Бельцеру на мгновение стало жалко мужчину. Но когда его взгляд снова упал на подвешенное на веревке тело, жалость тут же улетучилась.

– Ребята, пакуйте его.

Капитан напоследок еще раз хорошенько прошелся по мужчине и рассек ему бровь. Ему оказалось не под силу сдерживать себя в узде. Михаила не останавливали ни правовые, ни даже моральные рамки. В отношении серийных убийц можно действовать и похуже, считал капитан.

К тому моменту, как Степан Викторович подъехал на место обнаружения тела девочки, Петренко уже увезли в изолятор, а Бельцер с Крыловым поехали в отдел участвовать в опознании ребенка и думать, как раскалывать маньяка на признательные показания по убийству в лесу.

Михаилу всегда тяжело давались такие дела. Дела, требующие не только напряжений пропитого вдрызг ума, но и подсказок совести, души. К его счастью, маньяков у него в профессиональной биографии было не так уж и много. Но из тех, с которыми он имел дело, приходилось повозиться. Часто бывало, попадался чудовищно умный преступник, но он прокалывался на мелочах и, поняв, что проиграл, оказывал вооруженное сопротивление при задержании. Не трудно догадаться, это всегда заканчивалось его бесславной смертью. После всего всегда следовало облегчение, небольшой запой и почти сразу – новое дело. Правда это всего лишь цветочки.

Психологически гораздо тяжелее становилось пережить такие моменты, в которых капитану хотелось пожалеть преступника, ассоциировать себя с ним. После изучения дела он понимал, что тот, на кого он охотится, считает себя обязанным совершать преступления. Трудно становилось и по другой причине. Возникшее чувство вины за все жертвы, которые оказываются на пути убийцы, очень часто грызло его изнутри, мешая работе. А преступников с их жертвами он начинал жалеть тогда, когда душегубы признавались во всем и рассказывали ему о мотивах, которые двигали ими. А раскалывались рано или поздно все.

Кто-то убивал из-за денег, кто-то по идейной составляющей. Бывали и религиозные фанатики, даже сатанисты и приспешники дьявола. Так или иначе, в практике следователя никогда не было серийных убийц с мотивом, игнорирующим все перечисленные. Многих преступников, пойманных им, объединял банальный экономический мотив, очень чувствительный и близкий самому следователю. Он тоже бедствовал, как и эти люди. Терял деньги на ставках, пропивал, занимал в долг. Сам дважды чуть не убивал и не насиловал из-за средств к существованию. Быть может, по причине своей финансовой и сексуальной неудовлетворенности он и слыл таким безумным, жестким и одновременно очень справедливым в отношении обездоленных, горюющих. Никто так и не мог определить, что у него на уме и на какие невероятности он вообще способен.

Как бы иногда не хотелось, а всегда что-то ему мешало поступить как преступник. Непонятные ему самому обстоятельства отодвигали неизбежное. Его мысли о сладости совершенного преступления никогда не переходили в действие. Он ограничивался косвенным удовольствием – поимкой или убийством преступников.

Может теперь уже пора и все слова истлели?

***

– Может быть скажешь, как ты ее насиловал? – Пытливо требовал ответа Крылов. – Как разворотил все ее внутренности, матку. А?

За полтора часа следователь так и не смог добиться ответов на свои вопросы. Ему бы сейчас не помешал отдых или разговор на какую-нибудь отвлеченную тему.

Игорь Петренко все время только смотрел впереди себя и немного хныкал. Временами он доставал металлический нагрудный крестик и целовал его, читал молитву. Ноги тряслись, руки он почти не мог контролировать. Он постоянно ощущал холод, о чем много раз говорил. Однако циничный следователь не реагировал на просьбы и продолжал гнуть свою линию.

Михаил пробовал давить на мужчину лишением базовых вещей вроде еды, воды. Сыщик игнорировал его взывания и мольбы, всецело посвящая себя игре в поддавки. Он надеялся на скорую победу. Петренко быстро сломается под гнетом. Но после двух часов почти безостановочного допроса ситуация никак не изменилась, властная и прямолинейная политика капитана не имела успеха. Скорее наоборот, она еще больше закрывала Петренко в себе.

Время подбиралось к семи часам вечера. На улице уже темнело в это время. В камере, где проводился допрос, единственное оконце выходило только на всегда темный внутренний двор, заваленный снегом и различного рода хламом, за которым возвышался трехметровый забор с колючей проволокой. Противное и депрессивное место. В отдалении бледно мерцали огни прожекторов и уличных ламп, задворки города, задворки мира. Игорь то и дело пытался вглядеться туда, в апокалипсис, в место, откуда он когда-то сбежал, но рисковал вновь вернуться.

В самом помещении ничего кроме голых бетонных стен, кроватки, стола и двух стульев не было. Допрос проводился прямо в камере, в которую поместили мужчину. Слабое освещение покачивающейся ржавой лампы и гнетущая атмосфера сумерек придавала беседе несколько дьявольский характер.

– Побойтесь бога, не гневите его. – Говорил мужчина, целуя крест.

– Атеист я, понимаешь? – Устало процедил следователь, рухнув на погнутый металлический стул. – А ты и дальше верь в свой "Город Солнца".

– Верьте или не верьте, а бог и к вам придет.

Михаил откинулся назад, насколько это возможно.

– Хочешь секрет? Заповеди не подчиняются правовым нормам, а местами даже и противоречат им. Именно поэтому мне даже по долгу службы верить не положено.

Петренко ненадолго повернул корпус к Крылову и посмотрел ему прямо в глаза. Капитан заерзал на стуле от страшной улыбки истерзанного мужчины. Рот у того наполнялся кровью, шатались зубы. Взгляд одновременно и пронзал насквозь, и жалел.

– Я вижу вас, полностью… Вы делали много плохих вещей. Каждая губит вашу душу и приводит к осознанию собственной никчемности. Я знаю, какого это. – Мужчина принял скорбное выражение лица и видя, что собеседник прикрывает рот и зевает, словно перебил его. – Позвольте мне договорить. Я переступил через десяток людей, а то и больше. Лишь недавно я нащупал нужный путь – путь спасения. При этом я даже близко не пришел к пониманию ценности жизни. Если бог позволит мне взять вину за чужие ошибки, я, конечно же, возьму ее. И вы тоже можете спастись, но учтите, вам будут мешать.

– Кто же? – Иронично усмехнулся капитан.

– Те, кто вас окружает. Из-за них вы пойдете по очень тонкому льду. Любое неаккуратное движение с их стороны, и вы провалитесь в холодную воду безвременья.

Крылов приподнял острый подбородок и нажал на него пальцами, кожа резалась от грубой щетины. Другой рукой он теребил по столу, представляя, будто играет с пустой рюмкой из под водки. Затем он спокойным, прокуренным голосом сказал:

– Вот что, христианин, моя работа заключается в том, чтобы не верить людям, а верить фактам. А об остальном я подумаю.

Капитан поднялся со стула и медленными шагами заходил по комнате. У него возникла мысль обратиться к Бельцеру за помощью в допросе, раз у него самого не получается.

– Да как же можно, особенно при вашей-то работе?

Мужчина говорил тихо. Его голос, смиренный и дрожащий, будто бы внушал капитану, что на него бесполезно давить. Нужны другие способы.

– Работа как работа, не чета твоей.

– Я тружусь на заводе. По две нормы в день делаю. С божьей помощью исправляться вот начал. Да вот незадача, не отпускает меня прошлое мое. – Мужчина, отвернул голову в сторону и вновь стал покачивался на стуле и про себя молиться.

– Да какое прошлое? Ты двух детей убил, изверг!

Следователь не мог не взорваться. Он ходил по всей камере, использовал все окружающее пространство, не раз вмешивался в личную зону мужчины и использовал все известные ему методы силового воздействия на допросах, исключая физические. Даже угрожал ими, однако мужик оказался на поверку очень крепким орешком. Он постоянно уводил разговор в другое русло, не отвечал, игнорировал вопросы, молился. Капитан совершенно не верил в его искренность. И даже когда тот зачитал "Отче наш", в ответ ему сыщик чуть ли не рассмеялся. Он понимал, что даже разговор на отвлеченную тему никак не помог ему успокоить нервы. Еще чуть-чуть и терпение безнадежно лопнет и он сорвется.

Петренко вновь проигнорировал его прямой вопрос и опустил голову. Он бы сжался в клубочек, если бы мог. Следователь же в очередной раз наращивал давление. Он кожей ощущал, как с каждой минутой к нему все сильнее подступает точка кипения.

– Ты же ведь понимаешь, что я все равно добуду ответы на свои вопросы, чего бы мне это не стоило?

– Не думаю, господь тебе не позволит.

– НЕТ БОГА! НЕТ! – Заорал наконец Михаил и несколько раз ударил кулаком по хрупкому алюминиевому столу.

– Есть, и в тебе он тоже есть.

Крылов ударил ногой в батарею, повредив подошву. Затем подошел к двери изолятора, повернувшись к мужчине спиной. Он не боялся нападения сзади, так как Петренко приковали двумя наручниками. Одни надели на запястья, вторыми приковали его ногу к ржавой батарее. Даже если бы тщедушный Петренко захотел, он бы ни за что не смог физически одолеть плотного коренастого следователя. Несмотря на схожий возраст, они находились в разных физических кондициях. Даже будучи хроническим алкоголиком, Крылов без труда бы справился с хрупким морщинистым мужичком.

Капитан дрожащими от перевозбуждения пальцами достал из промокшей пачки последнюю сигарету и нервно закурил. Он стоял лицом к решетке и видел все, что происходит в коридоре. Звенящая пустота царила в этом темном, тихом царстве. Только в конце коридора на вечернем дежурстве сидел один молодой курсант и заполнял кучу ненужных никому бумажек. Больше никто на первый этаж изолятора не заглядывал. Даже некоторые камеры по соседству пустовали. А те, в которых сидели задержанные, хорошо изолировались от звуков.

Крылов очень быстро докурил сигарету и выбросил окурок прямо в угол камеры. Он снова потянулся в карман своего пальто за очередной порцией никотинового яда. Однако когда Михаил раскрыл пачку и не смог там нащупать ничего, кроме скрежета мокрой бумаги, его глаза закрылись от досады, а руки с силой сжали пустую пачку. Еще одной сигареты ему бы точно не помешало.

Следователь прикрыл "форточку" в двери камеры и повернулся к Петренко. Мужчина так и не поменял позы. Все сидел смиренно, сведя ноги и руки вместе и целуя крест на груди. Его взгляд расплывался, а тело мерно покачивалось.

Спокойствие и смирение мужчины привело капитана в исступление. Он издал яростный крик и с силой опрокинул стол. Петренко подскочил на стуле, однако встать не смог. Он был очень слаб, чтобы сопротивляться. Плотный Михаил взял его за шиворот и повалил наземь. Мужчина попытался закрыть голову руками, однако его попытки оказались тщетными. Этим он только забавлял истязателя.

Сыщик бил его кулаками в живот, ломал ребра и кусал за уши. Затем в ход пошли ноги. Следователь бил его до тех пор, пока Петренко не стал кашлять кровью и плакать от адской боли изнутри. Михаил старательно избегал ударов в голову, боясь убить мужчину.

– Не надо, прошу! – Вопил Петренко.

– Ты убийца и педофил! – Ревел ему в ответ Крылов.

Мужчина ничего не мог ему ответить. Капитан выпускал пар с такой силой, с какой и по молодости не часто дрался. Его забавляла беззащитность жертвы, ее слабость и нежелание отвечать. Еще сильнее заводили молитвы, которые мужчина пытался читать вслух. Чем громче вопил Петренко, тем сильнее его били. Голос срывался, изо рта шла кровь, но избиваемый старался удержать себя в руках и не осыпать изверга проклятиями.

Пол постепенно наполнялся брызгами крови, Петренко стошнило. Он больше не произносил ничего, кроме одного единственного: "Боже, спаси нас!" и продолжал безуспешные попытки закрыть живот от ударов.

Наконец все прекратилось. Избитый до полусмерти еле дышал и жадно пытался глотать воздух, пропитанный злобой мучителя и кровью мученика. Мужчина продолжал верить, что Господь Бог все еще с ним и он поможет, если потребуется. Эта вера заставляла его еще сильнее вдыхать воздух и цепляться за жизнь. Он вдруг осознал, насколько сладким может быть обычный глоток кислорода. С своему несчастью, Петренко не потерял сознание. Поэтому боль не покидала его ни на минуту. Он испытал такое чувство, будто все его внутренности перемешали между собой и превратили в кашу. Тяжело дышалось и от сломанных ребер. Их осколки вполне могли пробить легкое и тогда мужчина был бы обречен. Он мужественно цеплялся за жизнь, продолжая смиренно лежать без возможности и без желания оказать сопротивление и причинить боль.

Крылов тоже дышал с хрипотцой и одышкой. Но по причине усталости, а не жгучих мук. Он быстро пожалел, что сорвался, однако не решился дать слабину и показать жалость со своей стороны. Сыщик утешал себя тем, что Петренко заслужил сурового наказания. Заслужил, потому как убил минимум трех ни в чем не повинных детей. Этого аргумента было достаточно для следователя, чтобы дать себе волю.

Он вышел из камеры и закрыл ее. Кулаки саднили, а на обуви вместе с засохшей уличной грязью появилась свежая вязкая пленка рвоты. Мужчину вырвало на его ботинки. Михаил кусочком штанины вытер потертую кожу и направился в конец коридора, откуда уже бежал навстречу дежурный.

– Товарищ капитан, что там случилось? – Растерянно спросил молодой человек.

– Неважно. Просто никому об этом не говори. Понял?

Крылов грозно посмотрел на парня двадцати пяти лет и показал окровавленные кулаки. Тот растерянно покивал головой:

– Есть, товарищ капитан.

– И еще. – Крылов глубоко вздохнул. – Вызови ему врача. Мне по делам надо.