Читать книгу За дверью - Максим Сергеевич Евсеев - Страница 9

Игорь Петренко подписывал признательные показания под диктовку радостного и одновременно очень нервно возбужденного Крылова. Следователь ходил по комнате, задумчиво глядел перед собой и все время рассматривал ссохшиеся от пьянок руки. Почти неделю он бился за то, чтобы подозреваемый наконец заговорил и подписал столь нужные капитану признательные показания. Еще бы, ведь они избавляли его большого геморроя с подробным и дотошным расследованием и переключали на иные задачи.

Комната состояла из стен темно-синего цвета, с потолка свисала мощная, но потрепанная временем лампа. Свет падал ровно на середину стола. Казалось, словно это место буквально придумано для покаяний и тайных признаний. На самом столе царила пустота, только наполовину испитый стакан воды да синяя папочка прямо перед следователем. Минимализм во всей красе.

В комнате допросов в следственном отделе помимо Игоря и следователя находился также и Александр Германович. Психолог курил очень крепкий "Беломор" и наблюдал за происходящим весьма отстраненно. Он делал выводы для себя и даже иногда что-то записывал в небольшой истрепанный серый блокнотик. Судя по отстраненному взгляду психолога, эти записи скорее всего не относились к делу.

К большому для следователей сожалению, их ждала серьезная загвоздка. Убийство первой девочки Петренко ни за что не хотел брать на себя. И если в случае с Зиной и Лешей все более менее прояснилось, то убийство Ани Романовой он отрицал и говорил, что вообще не знает, кто она. Даже сам капитан засомневался в том, мог ли это сделать один человек или все же двое, где один копировал стиль убийства другого. Такое умозаключение тоже оставляло огромнейшее количество всевозможных вопросов. Капитану совсем не хотелось брать за усложнившееся дело ответственность. Спрос будет в первую очередь с него.

Что только не перепробовал Михаил. Он доставал фотографию мертвой Ани, убитой в лесу, показывал ее Игорю, давил, прикрикивал, угрожал. Одним словом, делал все, лишь бы его "клиент" раскрылся, взял на себя ответственность и за эту смерть. Сыщик с огромным трудом достигал хоть каких-то уступок со стороны несговорчивого преступника. За пять лет бумажной работы следователь совершенно потерял всякий профессионализм. Приходилось компенсировать грубой силой.

В целом своих целей Крылов все же достиг. Ныне он уверенно шагал по сырой тихой комнате и перечитывал лист с признательными показаниями:

– Я, Петренко Игорь Павлович, 1959 года рождения, признаюсь в двойном убийстве 8-летней Зинаиды Карловны Погодиной и 8-летнего Алексея Дмитриевича Герасимова. Убийство первой жертвы совершил с помощью многократных изнасилований, нанесений тяжких телесных повреждений путем ударов тупыми и острыми предметами. Убийство второй жертвы совершил путем нанесения многочисленных несовместимых с жизнью ножевых ран. Признаюсь в содеянном и прошу о справедливом судопроизводстве. Точка.

Чуть поодаль от основного текста мужчина без указания следователя написал: "Готов ответить на все ваши вопросы".

Капитан взглянул на приложение и немало удивился, поведя бровями. Он уже успел привыкнуть к постоянному молчанию мужчины. На любое давление со стороны Петренко всегда начинал либо молиться, либо твердил как мантру: "я не убивал, я не виноват". Даже более точечное воздействие от Бельцера не помогало. Преступник раскрывался чуть больше, но все равно не давал необходимой для обвинения информации. Мужчина выглядел до сего момента наглухо запечатанной консервной банкой, от которой не получается найти нужный нож.

И сегодня он все же нашелся.

– Это на тебя дядя убитого так повлиял? – Спросил Михаил, горделиво думая, что идея очной ставки с родственником сработала как нельзя удачно.

Мужчина постоянно вздыхал и поправлял края кофты. Ему было очень жарко, хотелось пить. Петренко водили мыть позавчера и постирали его грязную одежду. Из-за чрезмерного стресса и духоты от него изрядно пахло потом. И без того печальный взгляд стал совсем поникшим. Лицо и тело постепенно приходили в себя после регулярных избиений. Затягивались раны от ударов ногами, кровоподтеки исчезали. Опухшие губы и рот постепенно приобретали человеческий вид. Но при взгляде на этого человека ни на секунду не покидало ощущение, будто он нисколько не рад тому, что его перестали бить и насиловать бесконечными допросами. Совсем даже наоборот, один только его горький взгляд показывал, насколько мужчина хочет освободиться от оков глухих толстых стен, в которых пребывает. Весьма символично, что по его единственной просьбе к нему в камеру принесли "Зеленую милю" Стивена Кинга.

Капитан медленно кружился вокруг уже готовой полностью сдаться жертвы. Он сейчас походил на ворона, ждущего скорой смерти раненого, но по-прежнему сильного зверя. А пока идут сладострастные минуты ожидания, коварный падальщик думает над тем, с чего начнет свою трапезу.

И вот Крылов придумал:

– Ты действительно готов ответить на все интересующие меня вопросы?

– Да. – Тихо, но твердо ответил Петренко.

– Хорошо, тогда слушай. Вопрос первый: как ты выбирал жертв?

Игорь приподнял на него глаза и на несколько мгновений призадумался. По-видимому, он счел бессмысленным игнорирование вопроса. В конце концов пятью минутами ранее он уже подписал все, что только могло запрятать его в тюрьму до конца жизни, а следовательно, отпираться нет смысла.

Немного собравшись с мыслями он ответил:

– Мне всегда нравились девочки пухлого телосложения, я мечтал с ними… Господи прости. – Произнес мужчина дрожащим голосом. – Всегда хотел развлечься с ними.

– А мальчик случайно там оказался, в квартире?

– Да. – Уже увереннее ответил Петренко. – Я все делал внезапно. Не ожидал, что ребенок будет дома без родителей, да еще и с другом.

Крылов поморщился. У него возникли сомнения в правдивости слов преступника. Как известно из следствия, по всем фактам и замыслу злодеяние планировалось как минимум за пару дней. Не исключал Михаил, что даже и за гораздо большее время.

– То есть если бы дома находились родители, ты бы и их убил?

– Думаю да. Они бы помешали.

– Почему именно она и именно в том месте? Как ты дошел до того, чтобы разбить окно?

Крылов намеренно соврал о выбитом стекле. Он прекрасно помнил, окно убийце открыли. Данный факт говорил о хоть каком-то мало-мальски словесном контакте между убийцей и жертвами. Капитан еще раз хотел проверить Петренко, насколько нагло тот лжет или все же пытается говорить правду. Игорь же все время теребил пальцами, а его взгляд постепенно опускался на край стола. Он держал себя в руках, но это давалось ему немалым с трудом.

– Я не разбивал его. Они мне сами открыли. Я лишь проезжал мимо на своей машине и увидел в окне пухленькую девочку. – Мужчина сделал паузу и медленно выпил стакан воды, стоявший на столе. – Затем я затормозил, сдал назад и остановился напротив заднего окна квартиры. Хлынуло все, очень резко захотелось плоти. Я вылез из машины, достал из бардачка нож, нащупал немного конфет на заднем сиденье и вышел из машины.

– Почему через окно? Настолько крышу снесло?

– Да. Не хотелось через парадный.

– Дальше что? – Наглее продолжил сыщик, хмуро сверля его взглядом.

Мужчина постепенно терял над собой контроль. Стресс брал над ним верх. Это отражалось в постоянных подмигиваниях, подергиваниях, сменах поз и в желании как можно чаще пить огромными глотками.

– Воду налить? – Участливо спросил Александр Германович, более снисходительно относившийся к ситуации.

Сидевший в кандалах мужчина едва заметно кивнул, этот жест опытный психолог заметил. Бельцер не спеша подошел к мужчине, взял железную кружку и удалился, оставив капитана одного наедине со своей жертвой.

После ухода Александра Германовича Игорь сжался еще сильнее, седеющие волосы стали казаться более серебристыми, а капли пота будто укрупнились и стали более активно стекать с смуглого жалкого лица.

– Дальше я постучал в окно и мне открыл мальчик. Я этого совсем не ожидал. Потом подошла и девочка. Я им обоим сказал, что у меня есть конфеты и я отдам их им после того, как они помогут мне.

– Помогут в чем? – Терял вновь над собой контроль Крылов.

– Я не помню. В этот момент они мне просто дали руку, чтобы я залез и вот тогда я ткнул парня ножом.

– Куда ты его ударил?

– В живот. Точное место не помню.

У капитана загорелись глаза, он испепелял ими все окружающее пространство и заполнял его огнем, вырванным из преисподней.

– Сколько ударов нанес и что сделал с девочкой?

– Порядка двадцати ударов, насколько я помню, может чуть больше, может меньше. Девочку с собой взял.

– Она что, по-твоему, сама пошла? – Повысил тон следователь.

Петренко затрясся, в его слова непроизвольно вклинивалась молитва и извинения перед Господом Богом. И сторонний человек мог сказать, что придумывать на ходу страшные подробности преступлений, которых он не совершал, для него становилось адской пыткой.

– Нет… – Скрипя зубами произнес подозреваемый. – Я оглушил ее ударом в голову и понес за собой.

– Еще в квартире кто-нибудь был?

– Не было, я не проверял. Но мне это и не было важно, я в срочном порядке понес ребенка в машину, развернулся назад и тут же уехал.

– Там еще был кто-то. Вспоминай. – Привстал со стула Крылов.

– Я не знаю, не помню, товарищ капитан. Я все сделал быстро и ушел. Мне уже тогда страшно стало.

В этот момент в комнату со кружкой воды вернулся Бельцер и поставил ее прямо перед трясущимся мужчиной. Игорь тут же мертвой хваткой схватился за плотный алюминий. Крылов стоял, облокотившись на стол. Петренко взахлеб пил, пока ему задавали очередной вопрос:

– Что сделал с трупом убитого мальчика?

– Оставил в комнате. – Нерешительно ответил мужчина. – Он меня не интересовал.

– А это что тогда?

Следователь небрежным, гневным движением раскрыл синюю папку перед собой и достал три фотографии, отпечатанные на листках формата А4.

– Это что? Неужели ты не помнишь, как прибил Лешу к стене гвоздями? Кстати, откуда ты их взял, если никаких следов гвоздей и даже молотка ни в комнате, ни в квартире мы не нашли? С собой привез? То есть ты все-таки готовился, а нам здесь плетешь про внезапность, чтобы над тобой судья поплакал и пожалел. Срок скостить себе хочешь? Вместо пожизненного получить двадцать пять лет??? Сомневаюсь, что ты там и пять лет проживешь.

Крылов стучал кулаками по столу, повышал голос на мужчину и использовал все приемы давления, которым он научился за все время работы следователем. Он давил на Петренко с такой изощренностью и напором, что любой гневный родитель мог бы позавидовать. Он даже не думал останавливаться, а ведь это самое страшное:

– А машина где? – Громко заговорил Михаил. – Мы ее не нашли. Какого цвета она была? А?

– Серого. – Уже в слезах отвечал Игорь.

– Да? Опять лжешь, подонок! Белая она, Б-Е-Л-А-Я! Сосед с этажа выше увидел. И нифига ты не сдавал назад, там следы от автомобиля только в одну сторону идут!

Бельцер, стоявший в сторонке и не мешавший до текущего момента, сам изрядно занервничал. Такие методы допроса ему не по душе. Прямо перед ним человека выворачивали на изнанку, психологически насиловали и избивали. Какое бы суровое преступление не совершил этот мужчина, он так или иначе тоже человек и заслуживает хотя бы нормального к себе обращения. Как ни странно, а у подозреваемых и убийц тоже есть права.

Александр Германович, правда, решил пока не вмешиваться. До критической точки еще не дошло, а это значит, есть шанс сломать Петренко, не доходя до полноценного нервного срыва.

Тем временем Крылов замолк. Все, о чем он хотел сказать, он высказал и счел, что жалкий мелкий лишенец прямо перед ним все понял и все осознал. Теперь дело техники – ждать правды от преступника. Все это время он лгал, нагло лгал, надеясь уйти от более сурового наказания. Деваться ему некуда – он скажет правду.

Наконец Петренко поднял голову и красный от слез нашел в себе силы только на одно:

– Будьте вы прокляты! И ты, жалкий поганый мент. И ты, мозгоправ.

Багровое лицо мужчины не то с гневом, не то с раскаянием погружалось в бездну. Игорь впал в истерику. Изо рта вытекали желтоватые слюни, сквозь уставшие плакать глаза просачивались новые слезы. Да, он сорвался на своих мучителей, он проклял их. Проклял, и тут же захотел извиниться. Печально, ведь за такое извиняться не имеет смысла. Господь бог уже предан.

Бельцер на словах Игоря постарался придвинуться ближе к стене. Подозрения в невиновности этого человека почти полностью оформились в уверенность. Печаль от того, как он своими собственными руками убивает человека поразила его. Пожалуй, с такими испытаниями в жизни он давненько не сталкивался. Нужно вновь привыкать. Или, быть может попробовать спасти бедолагу?

На несколько секунд повисло молчание. Капитан, уже приготовившись слушать, достал сигарету. Но заложившая уши тишина продолжалась недолго, ее прервал сам Михаил:

– У тебя есть полминуты. Дальше от тебя в суде камня на камня не останется.

– Пускай, я все равно ничего не скажу. Все есть на бумаге.

Следователь приготовился уже взорваться, как его остановил Бельцер немного окрепшим после курения голосом:

– Стой. Дай ему еще сутки подумать. Не дело постоянно его бить, так он не сломается. – Александр Германович окинул взглядом Игоря. – А вот ты можешь сломаться. Поверь мне. Дай еще немного времени.

Капитана немного успокоили слова психолога. В конце концов, как бы он сам не доверял психологам, а в данном случае он прав. Нервами вопрос не решить. Но вот с другим суждением он категорически не согласился:

– Не могу дать время, сколько можно?

– Ровно столько, сколько и нужно. Ты ведь должен понимать. Он уже почти перестал чего-либо бояться, пока проходил через всю свою жизнь, полную страданий и лишений. Давай дадим ему последнюю возможность исправиться, хорошо?

Александр Германович излучал из себя странную энергию, порождавшую мощную уверенность в каждом сказанном слове. Ему неосознанно хотелось доверять и доверяться. Взгляд седеющего, но крепкого мужчины, имеющего в своей жизни плотную, качественную опору действительно внушал веру и уважение. Благодаря этому качеству, Александр Германович обрел популярность не только как хороший коллега и признанный мастер своего дела, но и просто как отличный семьянин и человек, готовый помочь в любую минуту. Если хоть кто-то не верил в его профессиональные способности, то уж точно никому в голову не приходило сомневаться в его человеческих качествах.

Подчинился этой необычной энергии и капитан. Он опустил поднятые в порыве гнева руки и смягчил взгляд. Всего шесть дней он знал Александра Германовича. Это очень немного, но ему хватило, чтобы проникнуться странной силой, исходящей, казалось бы, из самой его глубины. В результате, спустя всего пару минут, разъяренный сыщик сумел превратиться в весьма сдержанного и здравомыслящего мужчину.

Крылов вышел из тени, которую перед ним образовал Александр Германович и рассудительно, но грозно произнес:

– Организуем для тебя следственный эксперимент, расскажешь и покажешь нам, как все было. Понял?

Не сразу, но Петренко ответил:

– Да.

Капитан глубоко вздохнул. По-видимому, ему поскорее хотелось попасть в номер, где он сможет вновь напиться и отречься от грустной и противной реальности. Он обратился к Бельцеру с просьбой, больше похожей на приказ:

– Позови конвойного.

Александр Германович открыл дверь и жестом подозвал стоявшего снаружи конвоира. В помещение вошел плотный высокий мужчина и словно робот, выпалил:

– Встать, руки за спину.

Он достал наручники и защелкнул их на запястьях Игоря. Мужчина постепенно успокоился и перестал хоть как-то реагировать на происходящее. Он вернулся в свое привычное состояние мрачной задумчивости и вновь молился Богу. Но и ему самому, и психологу казалось, будто в нем случился очень сильный надлом. И пока оставалось непонятно, хорошо ли это или плохо.

Собирался уже уходить и Михаил, но Александр Германович остановил его каверзным вопросом:

– Не хочешь ли ты разобраться с первым убийством?

Следователь остановился и повернулся в Бельцеру:

– Хочу, именно поэтому завтра я доломаю его.

– Ты посмотри на него, он же не сознается. Он и здесь-то лишь со скрипом все подписал, а на то, чтобы доказать его причастность к первой жертве уйдут недели, месяцы. Ты готов на это?

Крылов не задумываясь ответил:

– Этого не будет, он все скажет завтра. И я очень надеюсь, что сейчас он нам врет. А ты как думаешь?

Психолог обошел стол и сел на небольшой металлический стул, на котором только что находился Петренко. Доктор попробовал поместить себя на его место, понять логику действий и поведение. Иными словами – почувствовать себя в его шкуре.

– Садись, нам надо поговорить. – Позвал поравняться с ним Бельцер. – Пока не сядешь, разговора у нас точно не выйдет.

– Хочешь устроить психотерапию? Она мне не нужна, со мной все нормально.

– Называй как хочешь, но в первую очередь сейчас я очень прошу тебя сесть.

Психолог учтиво показал на стул рукой и улыбнулся. Этот очевидный манипулятивный жест подействовал на Михаила и тот, глубоко вздыхая, сел. Он расположился так, что его ноги оказались направлены как можно ближе к выходной двери. Туда же он повернул свой корпус. Затем несерьезным, ребяческим тоном кинул:

– Валяй.

Психолог смотрел ему в глаза, пытаясь найти там человеческие черты. Ему это даже удалось сделать. Он отыскал в себе внутреннюю точку опоры и потихоньку начал:

– Ты ассоциируешь себя с ним, с маньяком? Только не отводи взгляд и отвечай честно.

– Нет. – Чуть помотав головой ответил Крылов. Его рука потянулась к подбородку, дабы в очередной раз почесать его.

– Почему? – Тоже почесал подбородок Бельцер.

– Потому что мы по разные стороны баррикад. Он там, а я здесь. Если бы я ассоциировал себя с ним, не стал бы его бить, и уже тем более не сидел бы напротив него, ведя допрос с пристрастием.

– А может ты открыл в себе сочувствие к убийцам и педофилам только во время работы в органах. Покопайся в себе, отыщи что-нибудь похожее на сочувствие. Это у многих бывает. Разновидность профессиональной деформации.

Фраза психолога прозвучала весьма нагло. Он рисковал впасть в немилость к коллеге. Дальнейшего разговора бы просто не получилось. На счастье Бельцера, его успокоительный эффект сыграл свою роль и капитан мерно ответил:

– Я не сочувствую, я наказываю и помогаю им самим ощутить себя преступниками, раскаяться в грехах и понять неправильность выбранной ими дороги.

– Разве это не сочувствие?

– Нет, это слом.

Сыщик потянулся за полупустым стаканом, который находился у края стола ближе к Александру Германовичу. Михаил все еще чувствовал себя некомфортно, ему хотелось покинуть помещение и окончить разговор.

Время подбиралось к восьми часам. Значит, сейчас самое время заехать в алкогольный магазин и в очередной раз принять в себя сладкую дозу медленного яда. Михаил не хотел думать или размышлять относительно своей очевидной алкогольной зависимости. Он просто желал выпить, напиться вдрызг и вновь уйти от всех проблем и трудностей. Занятие саморазрушением так льстило ему, губило здоровье, нервы. Кажется, и работу он считал не более чем сладким наркотиком. Его он ненавидел, но активно пользовался.

– Скажи мне о своем первом серьезном расследовании. Мне хотелось бы услышать, с чего ты начинал. – Бельцер облокотился на стол, сократив расстояние между собой и капитаном.

– Ммм… Кажется понял к чему ты клонишь. Чтобы понять, кто я и как мне помочь, нужно обратиться в самое начало?

– Именно так.

– Это очень тяжелая история, после нее я вообще хотел тут же уволиться.

Александр Германович, дабы не сбивать с мысли коллегу, тактично промолчал, нагнувшись ближе. Он внимательно слушал каждый шорох и наблюдал за всеми движениями капитана.

Михаил вздохнул и мечтательно задрав голову вверх, повел рассказ.

– Ну, слушай байку старика. То у нас был 1988 год. Я тогда только стажировку прошел, мне старшего сержанта дали. Год с вершком работал. После нескольких мелких дел с кражами захотелось чего-то серьезного. А там как раз один мужичек местный, информатор наш по наркоманам, сказал, что мужик один жену свою насилует и обирает. Ну я подумал, дело хорошее, но по молодости хотелось рыбы покрупнее. Что ж, я ее получил… – Крылов вставил сигарету в зубы, поджог и сладостно закурил, выпуская дым в потолок. – Через несколько дней бабу эту мертвой нашли. Деньги, драгоценности, 17 литров водки и еще много чего у нее украли. Ну я заявление принял, сам подумал, что ее муж чикнул, арестовал его за очередной попойкой. Сам долго он объяснить не мог, откуда деньги на праздник взялись, он же не работал.

Бельцер вслушивался и подогревал интерес уточняющими вопросами:

– И откуда деньги?

– А тема такая была, деньги у него действительно от жены оказались, но украл и убил все равно не он.

– И кто же?

– Там все сложнее оказалось. У бабы этой сын от первого брака. Ему лет шестнадцать что ли было. Мы его тоже по делу допрашивали. Сам учился в техникуме на строителя. Выбился в общем. Матери иногда помогал деньгами или еще чем, хоть сам в общаге жил. А потом мы смотрим, а мужик этот, отпущенный под подписку, с собой покончил!

Александр Германович раскрыл глаза, история набирала обороты и, хотя он уже понимал, кто убийца, все равно жаждал услышать все от Михаила.

– По итогу мы посмотрели там, парень этот в моменты смертей матери и отчима отсутствовал в общаге, уходил куда-то. Соседи по комнате говорили, будто он с собой веревку брал, когда мужик повесился. В общем, сломал я его тогда и он дал признательные по обоим. Дело передали в суд и через три месяца парня на девятнадцать лет закрыли. – Следователь докурил сигарету и вдумчивым, отчасти грустным голосом закончил рассказ. – Я тогда бухал недели три, впервые так долго. Мне парень показался таким симпатичным, перспективным. Я его жалел сильно, проникся рассказом о матери. Говорил, она его в детстве била и насиловала чем попало. Плохо мне тогда стало. Думал, что не хочу работать в такой грязи. Зарубил себе на носу, что больше никогда ни к кому проникаться не буду… Особенно к тем, кого ловлю.

Оба немного помолчали и Бельцер, выждав момент, задал вопрос:

– И ты следуешь этому правилу?

Капитан потными руками достал очередную сигарету и поднес ее ко рту.

– Нет. Он мне тогда еще сказал одну фразу перед тем, как я его дело в суд передал. А сказал он вот что: "У меня нет эмоций и чувств, я психопат. А психопаты все лишены совести, именно поэтому они и по-настоящему свободны". – Капитан вздохнул и сделал небольшую паузу. – Я ее дословно запомнил.

– Настоящая свобода, это свобода от совести. – Переиначил фразу Бельцер.

– В последние пять лет я и вовсе не живу. Так, глупая и бессмысленная работа, за которую мне неплохо платят и все. Глубоко внутри хотелось вернуться к оперативной работе. Но сейчас вижу, что мне тяжело так. Представлял себе это иначе.

Мужчины смотрели друг на друга и не знали, как повести себя. Психолог закрыл на несколько секунд глаза, поморгал ими и участливо из себя выдавил:

– Ты знаешь, не мог Петренко убить девчонку с парнем. Он физически не способен. Поэтому не врет.

Переключение темы не слишком впечатлило капитана и он, внимательно взглянув на свои слегка порванные наручные часы, снял со стула пальто и поспешно удалился из комнаты допроса. Напоследок он только бросил небрежное: "до завтра".

Им обоим нужно будет многое обдумать, пока есть на это время.