Читать книгу Исповедь для принцессы - Максим Смирнов - Страница 9

Я говорю тебе, что церемония длилась совсем недолго. Я имею в виду похороны моих родителей. Меня заставили одеться в черный траурный костюм, белую рубашку и какой-то вычурный галстук. Рядом со мной стоял мой друг, тогда мы его прозвали Панцирь Джек, за его любовь к огромным Мадагаскарским тараканам, которых он выращивал в специально построенной ферме. По латыни Gromphadorhina portentosa. Десятисантиметровые уроды, вот они кто. Он подошел незаметно, когда вокруг меня совершенно чужие люди отдавали последний долг моим родителям. Соседи, сотрудники, знакомые.

– Процедура кремации занимает не менее одного часа, – шепчет он на ухо. Обычно его улыбка пахнет зубным налетом и мятной жвачкой. Тогда же он стоял, поникший и мрачный, держал руки в кармане и изредка посматривал на меня. Я думал, что это из солидарности, но кто же знал, что человек, который выращивает тараканов, имеет право на свои собственные слезы.

Мы в огромном ритуальном зале, выполненном в черных тонах. На полу кафельная плитка, в которой я вижу собственное отражение и свои страхи. Вокруг люди, которых я не знаю или не помню. Слишком много их, а я такой одинокий и брошенный, жду решения социальных служб относительно моей дальнейшей жизни. Без родителей, конечно. Перед нами стоят два гроба, полированных, из дорогого дерева. Я не могу просто представить, что они полны кем-то, эти емкости для покойников. Гробы прикреплены к механизмам, которые уходят под землю.

А потом была церемония. Они, эти люди, что-то шептались и говорили друг с другом. Священник произнес молитву, провел обряд прощания, и распорядитель церемонии запустил механизм. И я наблюдал, как два гробика опускаются в неизвестность. Мне показалось, что я должен увидеть пламя, которое начнет пожирать огнем деревянные гробы, но они под тихий гул механизма просто опустились вниз. Кажется, тогда я стоял и плакал. И чувствовал, как пузырятся сопли у меня в носу, а ноги – подкашиваются.

– Когда гробы опустят внутрь, мы больше ничего не увидим, – говорит Панцирь Джек и, как загипнотизированный, смотрит на закрывающиеся створки люка, – мне рассказывал мой отец, который видел один раз всю эту процедуру от начала и до конца. На самом деле, когда гробы опускаются вниз, они останавливаются невредимыми в подвальном помещении. Там за ними на электропогрузчике подъезжает другой служащий и грузит их себе на борт. Все скрыто за ритуальными действиями. Просто маленькая тайна для близких людей покойника. Дальше дорога проходит по длинным изгибам подвалов к самому главному в крематории – к печи. Потом гробы погружают в жерло адской машины, где при высоких температурах их сжигают на протяжении часа или двух. Но самое интересное, что прах получается не таким, каким мы его привыкли видеть. Многие фрагменты тела не прогорают полностью, например, берцовые кости либо протезы. Дальше работник морга совком собирает угли от гроба и останки тела. Помещает все это в большое и мрачное подобие мясорубки, где превращает все это в серый прах. Представляешь, крутит как мясо в большую тарелку. Ну а дальше, засыпает в урну, и уже потом отдает родственникам. Запах там стоит просто тошнотворный, как на кухне дешевой забегаловки. Вонь раскаленного жира и пережаренного мяса…

Только через неделю я прихожу в себя и понимаю, что жизнь начинает двигаться по-другому. Долгое время я нахожусь под пристальным вниманием средств массовой информации, меня показывают по телевидению, обо мне говорят соседи. Жертва теракта. Долгое время решается вопрос о переселении меня в приют. Социальные службы ждут, что после официального объявления похорон, появятся какие-то родственники, которые возьмут опеку надо мной. Но, к сожалению, даже я ничего не знаю о своем генеалогическом дереве. Мне хочется закрыться ото всех и никогда больше не появляться на глаза людям. Я прячу все зеркала в доме, чтобы хоть как-то лишиться возможности видеть себя. Это брошенное маленькое дитя. Нахожу компакт диск Radiohead «Pablo Honey» и слушаю до дыр песню «Сreep». Музыкальный центр работает не переставая. А потом брожу по пустым комнатам, лишенным отражений, и пою вместе с Томом Йорком.

Со временем меня навещает Панцирь Джек и приносит свой домик с тараканами. Они свистят и шипят у него в ящичке. Я спрашиваю, чем он кормит этих мерзких тварей, а он отвечает, что это самые всеядные насекомые на свете. Но больше всего на свете, говорит Панцирь Джек, они любят бананы. Он превращает бананы в кашицу и кладет их в кормушку. Он хочет подарить мне парочку своих питомцев, но я отказываюсь от такого дорогого подарка. Говорю, что мне не до этого. Говорю, что не смогу больше ухаживать за живыми существами. Говорю, что они умрут от одиночества. Говорю, что даже тараканы не смогут прижиться со мной. Я смотрю на прозрачный домик с Gromphadorhina portentosa, вижу, как они копошатся там: огромные, коричневые и блестящие как лакированные ногти.

– Все будет хорошо, – успокаивает меня Панцирь Джек. – Мы часто кого-то теряем и с этим порой надо мириться. Тогда у нас будет время подумать над тем, чего же нам на самом деле не хватает.

Время идет кусками. Может быть даже эпизодами. Представь, ты смотришь на часы и видишь, что прошла половина дня, а у тебя в руках пульт от телевизора, и ты, как зомби, просто переключаешь каналы. Стрелки неравномерно скачут, и тебе кажется, что это уже вечер, но на самом деле только раннее утро. Потом тебе мерещатся тени на стенах. В комнатах горит свет, чтобы было не так страшно, из каждого динамика разливается равномерно музыка, чтобы не слышать биения своего сердца, в каждом телевизоре показывают что-то новое, чтобы не просматривать одну и ту же семейную фотографию, где изображены ты и твои родители. На полу раскрытые пачки из-под чипсов, пустые банки арахисового масла и десятки стеклянных бутылок из-под Кока-Колы. А рядом с тобой, когда засыпаешь, фотография твоих родителей в деревянной рамке.

– Ты хозяин этого маленького мира, – констатирует факт Панцирь Джек, но только это уже не приносит радости как прежде. – Ты знаменитость! Остался жив после этой передряги в супермаркете. Только, нужна ли тебе такая цена за известность?

Лучше бы я умер, – говорю я. – Лучше бы я никогда не знал этого.

Мы доедаем с Джеком остатки еды из холодильника и ждем, когда за мной нагрянут социальные службы. Едим арахисовое масло из банки руками, Джек кормит своих тараканов черной икрой, а я открываю бутылку отцовского рома и пытаюсь сделать глоток. Обжигающее пойло идет обратно. Меня тут же рвет на диван и я забрасываю бутылку куда подальше.

Я говорю, что нам рановато пить, а Панцирь Джек накладывает полную кормушку черной икры своим питомцам.

Я живу дальше, а времена суток меняются один за другими, и только небесные своды остаются неизменными. А потом я понимаю, что мне пора прощаться с моим домом, когда одним прекрасным утром на пороге родительского дома появляются двое в строгих деловых костюмах и говорят: «Ну что молодой человек, сегодня мы пристроим вас в более благоприятное место… не переживайте, вы больше не будете один…»

Но, кажется именно от этих слов, у меня и начинаются самые большие переживания.