Читать книгу Убить Лилю! - Марина Абелес - Страница 9

У Марка и Любы в Гаване было запланировано еще два дня и множество экскурсий, но стоит ли говорить, что они на них не поехали. Вместо развлечений они нашли компьютер и принтер. Напечатали объявление о своей рыжей потеряшке, размножили его и клеили по всему городу, раздавали людям. Ложились спать они с открытыми дверьми.

…..

Лиля быстро шла на поправку. Несмотря на возраст и акклиматизацию, ей понадобилось всего два дня, чтобы прийти в себя. Окрепнув, такса принялась просчитывать варианты побега. Она обошла и обнюхала весь периметр двора, защищенный забором – ни одной лазейки. Это ее подтолкнуло к выводу, что придется ждать удобного случая, ибо сил, чтобы соорудить очередной подкоп, у нее все еще было маловато. Но она, например, всегда может успеть проскочить в щель открываемой калитки. И такса заняла наблюдательный пост на крыльце.

…..

Приближался национальный праздник Кубы – 1 мая, международный день солидарности трудящихся. Гавана готовилась. Гараж это или пятизвездочный отель, повсюду пестрели объявления: красивые типографские плакаты; распечатанные на принтере листочки или хенд мейд, нарисованный еще Христофором Колумбом и раз в год, перед праздником, вывешиваемый на дверь.

Смысл всех объявлений сводился к следующему: все трудящиеся и сэдээровцы⁵, принимающие участие в Первомае, встречаются в 5 утра «на районе» и дружной командой следуют на Пласу дэ ла Ревалюсьён на шествие. Время сбора в разных районах было разным. Всё зависело от удаленности от пласы, но сам праздник начинался в дикую рань – 7 утра. Старт несколько лет назад перенесли на рассвет из-за того, что днем очень многим становилось плохо из-за жары и люди падали в обморок.

Мигель очень любил первое мая и каждый год, сколько себя помнил, участвовал в демонстрациях. Если бы его кто-то разбудил среди ночи и спросил, кто стоял на правительственной трибуне в таком-то году и что было написано на твоем плакате, то он с абсолютной точностью и без запинки назвал бы.

К Первомаю он всегда готовился с особой тщательностью и подходил к этому процессу творчески. Рисовал транспарант или готовил костюм. В прошлом году он даже где-то раздобыл барабан там-там и так залихватски наяривал на нем во время шествия, что вокруг него образовался круг всегда готовых танцевать и приплясывать кубинцев.

В этом году его посетила новая идея. Взять с собой одну из собак, а перед этим нарядить ее как-нибудь соответствующе, но, чтобы ей было не слишком жарко. И он придумал и смастерил маленькую соломенную шляпку, как раз размером под собачью голову, и прикрепил к ее макушке кубинский флаг на пятидесятисантиметровом древке. Получилось красиво и оригинально.

Первой кандидатурой была лайка. Он подозвал пса, тот с охотой подбежал, ожидая лакомства или, на худой конец, ласки, но вместо этого получил какую-то хрень на голову. Шапочка была с веревкой, как у ковбойских шляп, и планировалось ее затягивать для устойчивости под нижней челюстью собаки, что и сделал Мигель. Лайка отбежала с этой конструкцией на голове, и началось родео. Она трясла головой, скакала, била задними ногами, как жеребец, скидывающий наездника. Шляпа съехала ей на морду и полностью закрыла обзор. Собака лишилась возможности видеть. От такой неожиданности она взбесилась еще больше и стала прыгать, рискуя протаранить рогом из флага колючий кактус, росший во дворе. Вдруг у Рыжего переключился тумблер, он лег, поскреб передними лапами по морде, и вся конструкция съехала на землю. Обзор, наконец-то, был свободен.

– Нет, этот иноходец не подойдет для долгой рыси по прериям. Следующий! – и Мигель пошел ловить лайку, которая убегала от него по двору с болтающейся на шее шляпой с флагом.

Мужчина подозвал болонку и повторил свой эксперимент. Но Лохматый, как только заполучил украшение на голову, тут же лег на брюхо и отказывался двигаться дальше. Его словно придавили кирпичом, хотя вся конструкция не весила и более двухсот граммов. Ни на угощения в руке, которыми Мигель пытался сдвинуть его с места, ни на легкие толчки под зад собака не реагировала. Она лежала, как в окопе при наступлении танков. Но неожиданно что-то в мозгах у Лохматого переклинило, он рванул, как в зад ужаленный, и торпедировал флагштоком забор. Древко воткнулось в рабицу, застряло, и собака, сдав назад, элегантно освободилась от мозгосжимателя у себя на голове.

– Да, пожалуй, и этот носитель сделает из праздника цирк. А может, Везучая? Эй, Везучая, иди-ка сюда, – Лиля вскинула бровь и посмотрела на Мигеля. Предыдущие два представления она наблюдала, лежа на крыльце дома. – Да, ты, рыжая! Хотя у меня все рыжие, осталось только жену покрасить в этот цвет.

– Что жену!? – Мария выкрикнула из комнаты. Она убиралась в доме и не видела эти сцены экзорцизма.

– Ничего, милая! Это я не тебе, – он помахал таксе рукой. – Иди-иди сюда, – та спустилась с крыльца и подошла к мужчине.

Он надел на неё шляпу и затянул под мордой веревочку. Лиля сидела, не шевелясь, и смотрела Мигелю прямо в глаза.

– Черт возьми, я могу поклясться, что сейчас твоя морда говорит лучше человеческих слов: «Что ты за дурень! Ты разве не знаешь, что собаки не носят шляп!?» Знаю, милая, но у всех на демонстрации будут или плакаты, или флаги, или транспаранты. На худой конец барабаны или шарики. И у тебя будет свой собственный флаг! И раз уж ты его не можешь нести в лапах, то на голове в самый раз, – и он сел на корточки, взял рукой Лилину морду и поднял ее к своему лицу. – Поняла?

Лиля посмотрела на него своими карими глазами так пристально и серьезно, что Мигелю показалось, что она прониклась идеей празднования Первого мая. Он отпустил ее морду и решил понаблюдать, чем закончится третье шляпное дефиле. Но как только Лиле предоставили свободу, она отошла от мужчины на несколько шагов в сторону и легла в тень. И постороннему зрителю могло показаться, что под кустом лежала шляпа с телом собаки, которую пригвоздили к земле древком флага.

– Отлично, Везучая! Тебе понравится наш праздник, – и пошел снимать конструкцию с таксы.

…

Марка и Любу стали узнавать на улицах и спрашивать, не нашли ли они свою таксу. Они все два дня, как тени, бродили по Гаване. Развешивали объявления, опрашивали прохожих, но никто не смог им рассказать ничего существенного. Два раза их наводили на ложный след. Рассказывали, что видели там-то и там-то рыжую таксу и, кажется, да, у нее был белый ошейник, но, когда они приезжали по указанному адресу, выяснялось, что это чужая, счастливо живущая со своими хозяевами такса и никто ее не воровал.

– Нам завтра утром съезжать. Ты помнишь, Люба? – они сидели за столиком в уличном кафе и пили ром-семилетку.

– Я не хочу никуда ехать! Не хочу никакого Тринидада. Мы можем снять дом напротив того, где мы сейчас живем? И предупредить новых арендаторов, что если придёт рыжая такса…

– Они могут и отказать нам, – перебил ее Марк. – Держать двери открытыми ночью, да и днем в свое отсутствие мало кто рискнет. Мы сделали все, что смогли. Да и тем более завтра здесь будет праздноваться Первомай, и я читал статистику прошлых лет. Соберётся один миллион человек.

– Я когда-то любила этот праздник. Было весело. Все с транспарантами. Дети с шариками. И разбивались стихийные ряды с продуктами, которых в будни было не найти днем с огнем. Все уходили, набивши десять авосек, – и сразу добавила: – Я не могу уехать, пока мы ее не нашли. Понимаешь?

Он понимал. Люба уговорила мужа, и они остались в Гаване еще на два дня.