Читать книгу Июнь - Марина Кацуба - Страница 4

Дети жгут танцпол дискотек,

Вечер пьян, горяч, разодет

И плюется в нас с неба звездами.

Я с трудом нащупав постель,

Пью, плывя в твоей красоте,

Что-то гуще любви и воздуха.

Я не чувствую вес костей.

Все закончилось: «я», «ты», «здесь»,

Все пустое, больное, острое.

Сердце – островом. Время – позднее.

И я тону в твоей красоте…

Я тону в твоей красоте.

Я тону в твоей красоте.

Назовем этот фильм «Пляж».

Откупорим концы вод.

Если хочешь меня – вот

Я и мой густой кашель.

Свет ведет за собой в сон.

И я не чувствую, что дышу.

Назовем этот фильм «Шум»,

Успокоенных небом волн.

В легких – дым. Я стремлюсь сгореть

И забыть про тебя и снег.

Назовем этот фильм «Свет»

И не станем его смотреть.

Давай, дорисуй занавески и угол комнаты.

Без гари, не резко, мазками, легко, инкогнито.

Я буду твой тонкий ток, твой далекий дом.

Я буду так тихо, как твой никотин. Цветок

В локтях моих спит, перекрытый льдом,

Бессмысленным льдом квартиры,

Простым мотивом, которым ты так ведо́м.

Давай, дорисуй рассвет. Занавески подняты.

Нас – нет, ты – рассеянный ветром, я – угол комнаты.

Обломками облака, комом из горла,

Твоим густым по́том, и злым, и искомым

Мы ждем, что настанет потом,—

Два вида простых насекомых.

Она говорит: «Привет», про погоду лепит.

Он жадно молчит. Молчит и роняет пепел.

Он знает, что есть ключи.

Они (остальные) пляшут, смеются, тонут,

Сливая пол с потолком, горизонт с бетоном,

И праздник из них торчит,

Как плохо обутый школьник на выпускной, и

Она говорит: «Ты умеешь любить без боли?»

Он курит и так молчит,

Что хочется обесцветить всю Рубинштейна,

Оставив гореть лишь прожилки на его шее:

«Люби меня, впейся, мчи».

Она выпивает белого и все мысли

И смотрит в глаза ему, смелая, близко-близко,

Пока официант кричит

О том, что закончились лето, вино и смена.

Он тихо сдувает с колен ее горстки пепла…

Он знает, что есть ключи.

Шебутная, ни заминочки

В бессистемной пляске ног,

Будни пьешь и витаминчики.

Август, будто носорог,

Загудел, проткнул к полуночи

Суету твою вином.

И плетут шальные улочки

В голове цветной венок.

Воздух гуще шерсти, кубарем

Мчишься в придурь и во флирт.

Это – юность. Не проспи ее.

Не простынь. Шагай, шали.

Куда ты к ней, самотек, фанера,

Она в любовницах у Бодлера,

И, верно, стреплет тебе все нервы,

Дней так четырнадцать поиграв.

Ей это влегкую: «Мой хороший,

Тебя на свете мне нет дороже,

Но ты теперь надевай калоши

И убирайся вон со двора».

Куда ты, мальчик, учил псалмы бы,

Ей либо весело-любо, либо

«Вы сударь, скинуться не могли бы

Забавы ради вдруг с этажа?».

Она расчесывает до крови

И из сердец себе башню строит.

Не страшно? Ну, тогда на здоровье:

Пляши на кончике у ножа.

Игра в игру, мой друг. Запомни правила:

В тот день, когда тебя я продырявила,

Запутала, закутала, ограбила,

Ты стал еще одной щепоткой гравия.

Тобой посыплют лед зимой бесстыжею.

И ты замрешь фигуркой обездвиженной,

Весь изнутри изношенный и выжженный.

Игра в игру: ты умер, друг. Я выжила.

Спать с тобой – пенопласт крошить.

Лучше совесть посторожу.

В уголке меня положи:

Головой к окну: не фэн-шуй.

Вот еще о чем попрошу:

Либо ты меня задуши,

Либо я тебя задушу.

Это страшно: прыгать с башни,

В белой, выцветшей рубашке

Нараспашку – бесшабашно —

Это страшно – падать с башни,

Слыть, как без вести пропавший.

К черту чашки, шашни, шашки —

В ад пускают без отмашки:

Прыгать с башни… Падать с башни.

Темень, звезды из-под ног.

Терпкий воздух – как вино.

Горек вкус у строчек.

Ночь пуста без трепета.

Рыба прочь из невода.

Ты меня не хочешь.

Не выходить из дома:

Город – крупа, чума.

В комнате – невесомость —

Плыть – не сходить с ума.

Не напевать припевов

Песен чужих пустот.

Enter и два пробела… Enter и два пробела…

Разум тебя сгрызет.

Нас учили: помни, там кто-то сверху

Раздает блага́, не сгори в кострах.

Страх упасть тебя доведет до церкви.

Человеческий, жалкий страх.

Нас учили с детства считать все средства.

Ты вполне преуспел, салют.

Но скажи, сколько стоит девичье сердце

В единицах криптовалют?

Но ответь, сколько стоит простое слово?

Я въезжаю в мозг к тебе на осле.

Во мне нет совсем ничего святого,

До тех пор пока ты, друг, слеп.

Я на полу, подбородок втыкаю в кисти,

Молча ращу эту комнату, множу площадь.

Ты бы, наверно, хотел себе телку проще.

Это, поверь, мне понятнее многих истин.

Я на полу, за окном шелестят материи.

Что-то из этих движений заметил Броун.

Если б он был моим парнем, он был бы тронут,

Тем, что я знаю о физике и постели.

Я на полу. Ты из тех, кто не пьет, не курит.

Были бы силы, и я бы к тебе бежала.

Это, увы, не любовь. Это просто жалость

К страстной моей, безнадежно дурной натуре.

Лайк.

Твой запах как лайм.

Я желаю тебе всех благ

На этих и тех берегах.

Но вчера ты так сильно лаял:

У меня потрескался лак

На обеих руках.

Знай,

Твой табак – это лайт.

Я ломаю таких пополам.

И на этих, и на тех берегах.

И мне, увы, не хочется плакать.

Мне хочется сплавить

Тебя. И летать в облаках.

Гудбай, дурак.

Я могу предложить Вам много:

Черный кофе, любовь и муки.

Я могу протянуть Вам руки,

Но боюсь протянуть и ноги.

Только не смей меня, милый, как свет, включать:

Лампочка сядет. И снова наступит мгла.

Я ведь могу проткнуть тебя, как игла.

Я и всегда могла.

Просто мне проще смолчать и пожать плечами.

Только не смей меня, милый, пускать в печать:

Вряд ли аншлаг оправдает твой бизнес-план.

А вот тебя я лишь взглядом спалить дотла,

Милый, всегда могла.

Просто мне проще смолчать и пожать плечами.

В груди – вытачка. В ушках – бабблгам.

Я – твоя ниточка, ты – моя капелька.

Давай высветлим сквозь смех вымыслы.

Давай боль и спесь легко вынесем,

Как две бабочки, как сор из избы.

Я льюсь мамочкой в твоих слез изгиб.

Наш мир – красочный, жарой выжженный.

Танцуй, ласточка. С тобой движусь я.

В груди – клеточка: молчать велено.

Кричи, деточка. В тебя верю я.

Текст – соль, выпачкал, нас, Оль, в вечность лет.

Я – лишь ниточка. Храни в сердце свет.

И она приходит к тебе, нагая.

Ободок по шее бежит, дрожь – по коже.

И была смешнее, когда моложе,

А теперь имеет дела с богами.

И она звенит и мечет свой пестрый бисер,

Чтобы угодить и святым, и свиньям.

И собою полнит, будто полынью,

Будто поле всех твоих чисел.

Я хочу тебя выучить, будто азбуку.

Будто азбуку, буква за буквой вызубрить.

И смолчать, когда, падая грудью на землю,

Разобьюсь, безрукая, в эту тишь.

Разольюсь, прозрачная, в травы выкачусь.

Мое сердце – тебе – хранит Бог за пазухой.

Только б выдержать день, так хочу тебя выучить

Наизусть, любимый мой, будто азбуку.

Небо красное-красное между избами.

Тишина над рекою весит замком.

Я хочу тебя азбукой взять и вызубрить

И не знать других языков.

Как будто заново увидеть: ты – такой

Высокий, ясный и бессмертный в этот миг.

И я – твоя. Плыву искать покой

У берегов твоей большой любви.

И я ныряю, как амфибия, ко дну

Твоих сомнений и других камней.

И я бесстрашна: я не утону.

И ты мне веришь. И ты верен мне.

Какой блестящий, полный жизни миг.

Любить. Любить, чтоб миг сей был всегда.

Бог улыбается, увидев нас двоих —

Простых, смеющихся, не смеющих предать.

Лето звенит полями: жар, саранча.

Вспомни мой смех на ощупь – густые мхи.

Можно стихи или выпросить, или выклянчить.

Я же люблю случайно поймать стихи.

Я же пишу сквозь ветер, сквозь свой же гул.

Мне бы все ненароком, украдкой, вскользь.

Многие ищут правды в стихах и лгут,

Я же в стихах – всегда лишь случайный гость.

Встреча с тобою – как солнца прозрачный блик,

Каждое лето – на тысячи наших лет.

Дымка над полем – цвета твоей любви.

Камни твоих стихов у меня на дне.

Там, в других городах, где замуж берут за верность,

Где из туч выбирается солнце погреть прохожих,

Я останусь и очень далекой, и очень похожей

На картинку из памяти сердца. Надеюсь. Наверно,

Буду снимком старинным: лодка и барышня тонет

В беспристрастности дня. Эта барышня тонет и тонет.

И все тянет тебе прохладу своих ладоней

Оттого, что с тобой ей спокойней, светлей, удобней.

Осень выгонит жар, разольется водой, помчится

В будни золотом листьев, размочит и сны, и нежность.

Сохрани же мою чистоту и мою принадлежность

Сквозь себя, километры и долгие, длинные числа.

Если я – тот цветок, у которого пыль

Слаще меда и мельче речного песка,

Не суди меня строго, не рви меня впрок.

Отпускай меня сердцем. Цвести отпускай.

Аромат мой густой, на восток, на рассвет.

Лепесток бел, как снег, и в рассвет, и в восток.

Меня губит твой страх, меня греет твой смех.

Я – хрупка. Так хрупка. Я всего лишь цветок.

Осень сквозит в тенях: красным лист плавит.

Отковырять с поверхности дня память.

Жадно вдыхать финал, как больной астмой:

Зелень и синева, и твоя праздность.

Тени вокруг воды и в листве шелест.

Бросить бы этот стих, да в груди ще́мит.

Осень уже легла на язык фразой.

Спи, как в последний раз, провожай август.