Читать книгу Июнь - Марина Кацуба - Страница 5

Не губи меня

У заката золота две горсти.

Мчатся птицы вниз.

Не губи меня, захоти

Меня исцелить.

И я приму в тебе жизнь и смерть,

Стук об бубен лет.

Не губи меня, разумей

Меня уберечь.

Ночь приходит в дом и слова

Мои мнет в тенях.

Я тебя исцелю сама.

Только верь в меня.

В полнолуние тени быстрее ползут на дом,

Становясь все причудливей, словно возня калек.

И, устав лицемерить, он ложится в ее подол.

Облака продлевают ночь на несколько лет.

Чтобы тьма ухватилась за каждый угол ее локтя.

Чтобы серого шороха было вдоволь поразмышлять.

Облака продлевают ночь и летят, летят…

Мимо мирных снов, над верхушками пьяных шляп.

Она любит его так долго, что Петербург

Пропустил это в классику к Блоку и к фонарям.

Он звонится в звонок. Она думает: «Не смогу»,

Как и все моряки, уходя навсегда в моря.

А потом она мнет его волосы и пиджак.

И квартира пьяна. И писк во дворе котят

Режет сердце похлеще времени и ножа.

Облака продлевают ночь и летят, летят.

Без подола платьем распорота,

Рифмы ровно на поезд хватит.

Я жду встречи с новым городом.

Новый город – новое платье.

Вечер дурит, чужой и говор, и

Вокзал шевелится – осьминог.

Сколько душ у этого города?

Сколько песен, смертей, дорог?

Паровоз загудит, закрутит

К одаренным или бездарным,

Новый город – новые люди.

Новый опыт, да только я – старая.

В новом воздухе, в новом платье я.

На случайных нотах хмельных гитар

Мое слово старится будто патина,

Оседая в разные города.

Просыпаться, чтобы ум натянуть, как панцирь.

Я не вижу ни крыш, ни крылец у зданий.

Мое сердце в горах, в безупречном танце.

И оно не ищет других свиданий.

Мое сердце – волны и чайки, ветер,

Все искало покоя и вышло в горы.

Жизнь идет. В Москве наступает вечер.

Я пою тебе. Я закрываю шторы.

Дребезжащее будь мое, подноготное.

Я запуталась чулками, колготками.

Я, я буду какая угодно я,

Безнадежная и бледная, блеклая.

Родилась я и умру пустой, чистою.

Милый друг, тебе моя исповедь.

Чем бы это дно твое выстелить?

Моей болью и опавшими листьями?

Я пою, в толпу пускаюсь весельями.

И стихи в меня врезаются зеленью.

Только ты все стынешь, осенний мой,

И тот поезд, на который не сели мы.

Там, где родилась заря,

Над кувшинками с осокою,

Ты вчера его зазря

Величала своим соколом.

В крылья ленточки вплела,

Чтоб не сцапали – не сглазили.

Помолилась, обняла.

Два пера упали на́ землю…

Там, где устье у реки,

Где луна из веток выпала.

Он не взял твоей руки.

Улетел. Сердечко выклевал.

Ты назвал меня суженой.

Как же я тебя слушалась,

Цвели сливы да груши нам.

Только мы все разрушили,

Не сложили в дробях.

Если меньше бы злились мы,

То смогли б быть счастливыми.

Дождь над нашими сливами —

Молодой и трусливый, и

Так похож на тебя.

У осени в руках горят листья.

Война все портит сны родным, близким.

А мне уже который год снится:

Подбитой птицей я лечу низко.

И голос в тучах мой сел, стерся,

И крылья каждый раз поднять – мука.

В цвет листьев вдоль ветров горит осень.

А мне уже который год – сон в руку.

Мама, зонт потеряла, сон.

Мама, встретимся на Лесном.

Там дома́, пешеходы, парк…

Мама, я ведь как Жанна Д’Арк.

Мама, как объяснить стишку,

Что меня за него сожгут?

Мама, люди вокруг – клещи.

Я ужасно боюсь морщин.

Детство – гул, пронеслось пчелой.

Чудо выросло, чучело.

Мама, голос – из серебра,

Видишь, я обожаю врать.

Видишь, портится суть вещей.

Мама, если просить прощенья.

Бог услышит ли? Обещай.

Мама, портится суть в вещах.

Спали листья с деревьев – смерть.

Маме страшно в меня смотреть.

Мама, ливень. Ты без зонта…

Мама, я так старалась стать

Кем-то значимым, но, увы,

Мясо съели другие львы.

Мама, хочешь, я все к чертям

Брошу, голуби полетят?

Разноцветные голуби…