Читать книгу Пары - Марина Яковлева - Страница 4

Он стоял, замурованный черными прямоугольниками потухших сенсорных экранов в человеческий рост. Ни одна из гладких поверхностей, затянутых густым мутным мраком, не давала четкого отражения, только размытые и искаженные контуры. Но стоило лишь прижать к поверхности ладонь, как срабатывал невидимый сканер, идентифицирующий личность. Тогда экран начинал светиться изнутри мягким голубоватым светом.

…Вот он сидит в старомодном костюме за столиком производственной столовой и нервно комкает салфетку в руках. Вскоре напротив него устало опускается на стул жена, запрокидывает голову и обессилено вздыхает. Она поленилась снять лабораторный халат и теперь накрывает колени салфеткой, боясь невзначай испачкать белую ткань гороховым супом. Только к концу обеда, когда на фаянсовой тарелке с щербинками по краям остается недоеденная куриная котлета и столовая ложка свеклы с майонезом, ему наконец-то хватает смелости признаться, что уходит от нее к любовнице. Запах яблочного компота с изюмом становится его последним впечатлением. На мгновение в мозг врывается дикая боль. Из глазницы торчит рукоятка тупого мельхиорового ножа; карминовый след от свеклы смывается неестественно алой в свете гудящих ламп дневного света кровью.

Экран гаснет и превращается в обыкновенное зеркало. Оно покрывается сетью мелких трещин, словно кракелюр, и со звоном осыпается, обнажая глухую серую стену. Он поворачивается к соседнему экрану. Повторяет процедуру активации. Экран вспыхивает. Все та же производственная столовая. Он снова наблюдает за собой со стороны.

…На этот раз он благоразумно забирает у жены второе и успевает убрать тарелку с ножом и вилкой до того, как ее губы смыкаются на загорелом боку пирожка с капустой. Звонок, возвещающий о конце обеденного перерыва, заглушает его слова. Он порывисто встает, обходит стол, слегка сжимает плечо жены на прощанье и направляется к выходу. За кирпичными стенами завода плавится асфальт, воздух тягуч, как патока, и буквально обжигает легкие. Во рту моментально становится сухо. Он спешит на автобусную остановку, перебегает трамвайные пути. Нога в начищенном до блеска ботинке неловко цепляется за рельс. Серый костюм сливается с запыленным гравием. Все накрывают густые тени цветущих каштанов. Отрезанная голова откатывается к тротуару.

Экран гаснет и рассыпается на сотни осколков, открывая все ту же глухую стену.

Он повторяет процедуру, запускает следующий сенсорный экран.

И снова он сидит в душной столовой.

…Слова повисают в воздухе. Подбородок жены начинает дрожать. С ложки капает гороховый суп. Он уходит, не оборачиваясь даже на звон бьющейся посуды. Жара. Вправо и влево тянется бесконечная заводская стена. До ближайшего пешеходного перехода минут двадцать быстрым шагом. Он бежит через трамвайные пути к автобусной остановке на противоположной стороне улицы. Железный грохочущий зверь с красными боками проносится мимо секундой позже того, как он успевает перебежать рельсы. Потеряв равновесие, он неловко машет руками, пытаясь нащупать точку опоры. Пустое пространство разрывает визг тормозов и крики прохожих.

Поверхность зеркала мутнеет, и оно разбивается, как предыдущие. Остается пустая рама на пустой бетонной стене. Он торопится запустить последний экран. Сенсор не сразу срабатывает, не реагируя на влажную от пота ладонь, и ее приходится отирать об одежду.

…На этот раз он бежит из столовой, едва не столкнувшись в дверях со своим начальником, даже не дожидаясь прихода жены. Добегает, запыхавшись, до перехода и покорно ждет зеленого сигнала светофора. Втискивается в автобус, салон которого насквозь провонял бензином, и едет на другой конец города, к морю. Его лоб покрывается бисерными каплями пота, но платок из кармана не достать, и он утирает лоб рукавом пиджака, замечая, что подмышки светло-голубой рубашки уже намокли и потемнели. Легкий бриз на набережной приятно холодит лицо. Дышится легко и свободно. На радостях он покупает букет пионов и буквально взлетает на седьмой этаж новой многоэтажки, не обращая внимания, как вода со стеблей капает на брюки. Дверь после долгих звонков открывает крепкий мужик в одних трусах, с армейскими татуировками на мускулистой груди и стрижкой – ежиком.

– Вам кого? – в голосе слышится явное недовольство.

– Н-нет, никого, простите. Видимо, ошибся этажом. Это восьмой? – он старается спрятать букет за спиной.

– Седьмой.

– Так я и думал. Еще раз извините.

Он делает шаг назад в попытке уйти, но тяжелая рука крепко удерживает его за плечо. В серых по-акульи блеклых глазах мелькает подозрение.

– Погоди. На восьмом уже полгода как не живет никто.

– Дорогой, кто там?

Мужчина оборачивается на зов. В коридоре показывается милое личико, обрамленное светлыми кучеряшками, а тонкая ручка с наманикюренными пальчиками запахивает шелковый халатик. Пухлые губки испуганно округляются:

– Милый, я все объясню!

А ведь ему почти удалось уйти. Военный издает звериный утробный рык. Сильные руки отрывают его от пола и спускают с лестницы. Дверь в квартиру захлопывается. В череде глухих ударов отчетливо слышен хруст шейных позвонков.

Последний экран затухает и раскалывается, трансформируясь в зеркало. За ним опять стена. Пол усеян острыми блестящими осколками, из них в пору сложит слово «вечность». Он замурован, выхода нет.

Экран гаснет. Тупиковая ветвь алгоритма. Он медленно поворачивается, дотрагивается рукой до скользкой холодной поверхности. Перед ним снова он, а вокруг него четыре зеркала…