Читать книгу Падает снег. Сможет ли жизнь стать прежней? - Марина Зенина - Страница 11

IX. Бездна

Оглавление

Неужели оттого, что делаешь зло другим людям, тебе самому становится легче? Так или иначе, а после истории с Птицей мне полегчало на общем моральном фоне. Я знала, что он больше никогда не захочет со мной общаться, да и Вика мучилась теперь, и наблюдать за ее переживаниями было даже забавно. Всегда боялась стать злой и циничной. А когда стала ей – перестала бояться. Каждый, проще говоря, свое получил. Кто за предательство, кто за глупость и самоунижение.

Жизнь текла своим чередом. И я снова погрузилась в ее омут с головой.

С момента нашей последней встречи Андреев себя не проявлял около недели. В университете мы лишь коротко кивали друг другу, и не более того. Меня это не особо задевало. Я не считала, что он будет бегать за мной теперь или как-то выделять среди остальных. Он мне ничего не должен. Что бы ни произошло. Теперь я точно знаю, что даже если между людьми сильная связь, все равно никто никому ничего не должен. Даже если обещает. Даже если любит. По-настоящему.

Но вот в одну из пятниц мы, как обычно, встретились с ним на втором этаже. Он закончил пару и выходил из аудитории, а у нашей группы должно было быть там следующее занятие. Завалившись с подругами внутрь и дико угорая над чем-то до глупости смешным, я уже знала, кого сейчас увижу. Но я и подумать не могла, что сегодня простым кивком головы не обойдется.

Подруги поздоровались с ним и пошли в конец аудитории, чтобы повесить на крючки верхнюю одежду. Я поставила сумку на парту и разматывала шарф, ожидая, когда Андреев поднимет глаза, чтобы кивнуть ему, как всегда, и тоже пойти назад. В аудиторию вошли еще несколько человек.

– Вера, – как-то особо строго, не снимая забрала и не отрывая глаз от сумки, в которую складывал журнал, методички и прочее, произнес Андреев.

– Да, Максим Викторович? – у меня даже возникло ощущение, что он собирается меня за что-то отчитывать.

Андреев поднял серьезные карие глаза. Закидывая сумку за плечо, сказал, словно вынес приговор:

– Сегодня я заеду за Вами в шесть.

Поразительно. Просто поразительно. И таким тоном, что поспорить нельзя. Нельзя и слова сказать против. Все уже решено за меня.

Андреев и не собирался ждать моего согласия или хоть какой-то реакции. Он, не прощаясь, покинул аудиторию, как только поставил меня перед тем фактом, что сегодня я провожу вечер с ним. Мужчина безоговорочно брал ситуацию в свои руки, и такая решительность вызывала у меня симпатию. Но не восторг, как можно было бы подумать.

Когда он вышел, я кивнула сама себе и пошла к вешалкам. Подруги уже рассаживались и доставали вещи из сумок.

– Че он хотел? – спросила Элина, рассматривая себя в крохотное зеркальце, встроенное в пудреницу.

– Да ничего особенного, – отмахнулась я. – Сказал, чтобы отсюда никуда не выходили, потому что ключ он сдавать не будет.

– Ясно. Слушай, дай свою красную помаду?

– Конечно, держи.

И лишь Таня, сидевшая рядом, все поняла. И посмотрела с подозрением.

А я подумала: хорошо, что никто из студенток не питает особой страсти к Андрееву. Он же никогда никому не нравился, кроме меня. Чем-то он других девушек отталкивает. А мне-то всегда нравились именно те, которые не считаются в женском обществе привлекательными. Что-то в нем такое есть, что другие обойдут стороной, а я подберу. Только не могу понять, что. Внешности он не самой привлекательной, кстати. Высокий, худоватый для своего возраста. Я бы назвала это стройностью. Да, он стройный. Как может быть строен молодой человек. И при этом роста выше среднего, с треугольным корпусом: широкие плечи и узкие бедра. Истинно мужская фигура. Когда была поглупее, мечтала ночами об этой спине и об этих руках. Не понимаю, что им всем не по вкусу. А вот лицо… тут все понятно. Не из смазливых он, чтобы нравиться нашим студенткам. И даже не из тех, кто отращивает бородку с усами и становится брутальным мачо. Вообще что-то иное, третье. Моя мама окрестила бы это третье как «ничего примечательного». И я с этим не спорю. Действительно ничего примечательного. Ни форма губ, ни цвет глаз, ни черты лица – ни по отдельности, ни в совокупности не производят впечатления. Но всегда, когда я смотрела на него, мне казалось, что этот человек о чем-то молчит, что-то скрывает. Это-то и влекло. Раньше. Все – раньше. Сейчас я поняла, что именно скрывалось от моих глаз столь долгое время. Уж слишком он похож трагически умершего от передоза певца. Певец этот тоже, кстати, внешне мало кому нравился.

Вечером я даже не волновалась.

– Не смотри на меня так, – попросила я Таню, снимая бигуди.

– Да я гляжу, ты применяешь тяжелую артиллерию, – хитро сказала подруга. – Не верится, что ты снова делаешь это ради мужчины.

– Я делаю это ради себя.

– Ну конечно.

– Послушай. Я не ставлю себе цели завоевать его сердце.

– Ну да, зачем ставить перед собой цель, которая уже достигнута?

– О чем ты?

– Ты подумала, что будешь делать, если он и правда в тебя влюбится?

– Не будет такого. Он взрослый, – улыбнулась я глупости соседки и стала красить губы.

– Я думаю, что будет. Точнее, уже начинается. И скоро ты поймешь, что не знаешь, что с этим делать. Потому что ты сама его не любишь.

– Верно, не люблю.

– Тогда зачем даешь ему надежду? Соглашаешься на свидание? Зачем? Ты хочешь поиграть с ним, как с Птицей?

– Что за допрос? – повернулась я, поправляя длинные каштановые локоны и довольная собой, несмотря на причитания Тани. – Во-первых, никому никакой надежды я не даю. Об отношениях пока даже речи не велось. Нам приятно быть рядом – всё. Во-вторых, никто моего соглашения не спрашивал, меня просто поставили перед фактом. В-третьих, поступать с Андреевым так, как с Птицей, мне не позволит совесть. Не хочу я с ним спать, и не смогу использовать, даже если это реально потребуется моему организму. А чего ты вообще так завелась? Али глаз на него положила?

– Ничего я не положила, у меня Вадим есть, – обиженно ответила Таня. – Просто не хочу, чтобы моя лучшая подруга становилась… – замолчала она.

– Договаривай.

– Стервой. Стервой, из-за того, что с ней когда-то плохо обошлись.

– Не хочешь, чтобы я стала пользоваться мужчинами, как одноразовыми перчатками?

– Да. Не хочу. Ты не такая. И не стоит тебе…

– Я и не буду, – прервала я ее. – Возможно, если бы меня попользовали и кинули, я бы такой и стала. Но в моем случае, ты знаешь сама, не было ничего подобного. – Я замолчала, пристально глядя на свое отражение в зеркале, и вдруг будто не своим голосом проговорила: – Есть объяснение любому дурному поступку. Есть оправдание любому плохому человеку. Это значит, что зла не существует. Понимаешь?

Таня с сомнением покосилась на меня и ничего не ответила. Зазвенел звонок.

Я побежала, обулась, оделась наскоро и вышла за порог. Андреев был в черных брюках, черном зимнем пальто с поясом и в шарфе. Видно, погода на улице позволяла ходить без шапки. В последнее время что-то совсем тепло стало, не то, что в начале зимы. Мы ничего друг другу не сказали. Молча вышли из подъезда, так же молча – со двора, затем он подставил мне свой локоть, окинул строгим взглядом с ног до головы и отвернулся, выдохнув носом клуб пара. А я схватилась за любезно предоставленный мне локоть, пошла рядом с ним, слушая цоканье своих каблуков, и дышала полной грудью этим вкусным и чистым, словно колодезная вода из глубокого детства, зимним воздухом.

Мы ни о чем не разговаривали.

Гуляли мы по местам, которые не назовешь людными, но я уверена, что Андрееву было все равно, если нас увидят вместе какие-нибудь его или мои знакомые. Иначе он просто не стал бы говорить мне прямо в университете, во всеуслышание, во сколько за мной зайдет.

Рядом с ним у меня в голове странно пустело. В том плане, что лишних и противных мыслей там не водилось хотя бы некоторое время. Точно так же забывалась на время и гадостная душевная боль, такая уже привычная и тихая, что стала всей моей жизнью.

Мы были рядом и не мешали друг другу.

Когда я поняла, что Андреев ведет меня в сторону дома, было уже около десяти вечера. А мы до сих пор не проронили и слова. Почему он такой? Нет, меня это не напрягает, но это очень уже непривычно. Он не старается узнать меня и мои интересы, не пытается наладить отношения, или хотя бы прояснить их, расставить точки на i, объяснить все происходящее. Ему это как будто и не нужно. Да любой другой мужик давно бы травил какие-нибудь байки и истории из своей жизни, боясь помолчать лишнюю минуту, боясь тишины и боясь произвести плохое впечатление. А этот? Молчит, будто ему вовсе не нужно убеждать меня в том, что он – это то, что мне нужно. Странно так. Таня, наверное, не поверит, когда я скажу ей, что мы и словечком не перекинулись. Ну это, правда, со стороны выглядит дико. А мне вот нравится. Нравится, что он не такой, как другие. Что ведет себя абсолютно необъяснимо с точки зрения психологии. И что мне, несмотря на это, все так же удобно и уютно рядом с ним, как и раньше.

Когда мы подошли к моему подъезду, Андреев, наконец, подал голос. Свой басовитый, громоподобный, глубокий, словно океан, голос, от которого вибрировали стены:

– Ты поняла, почему?

Так странно, что меня даже не возмутил его скорый и необъяснимый переход «на ты». Наверное, подсознательно я ждала чего-то подобного. Ведь если двух людей не смущает молчание в течение нескольких часов, то они уже достаточно близки. И эта недосказанность во фразах вовсе не раздражала. Я понимала все, что он имеет в виду и подразумевает.

– Просто не нужно было. И без этого хорошо, – пожала плечами я.

Андреев долго-долго рассматривал мое лицо безо всякого стеснения и вежливости. Что удивительно, я не отводила взгляда, хотя терпеть не могу смотреть людям в глаза слишком долго. Боюсь, что они могут заглянуть в меня, что-то понять, узнать обо мне через зрительный контакт. Кажется, перед Андреевым я только сегодня сняла свое собственное забрало и разрешила ему покопаться во мне через зеркала души.

Мы просто стояли напротив и рассматривали друг друга так, словно нам дали срок запомнить, и после нам придется рисовать портрет по памяти. Странная у него внешность, скажу я вам. Она опять показалась мне новой. Как ни взгляну, все вижу его иным, нахожу какую-то деталь, упущенную в прошлый раз, и деталь эта меняет весь общий фон полностью. Сегодня он был очень уж сосредоточен и серьезен. Не зол и не расстроен, нет, скорее изнурен и задумчив. А черты лица-то все цельные, твердые, каждый штрих доведен до конца упрямой, уверенной линией. Не замечала этого раньше. Это даже не красота, не мужественность, а какая-то порода. Именно порода. Осознав это, я вдруг ощутила себя недостойной стоять рядом с ним, я, обыкновенная девушка с весьма невыдающейся внешностью и безо всякой изюминки. Но, заметив в следующую секунду во взгляде его нотку сумасшествия и бешенства, заключенных где-то очень глубоко внутри его души, похороненных еще в молодости, я поняла, что это гораздо более непростой человек, чем я могу представить. Минута проходит – и я снова вижу его другим. Словно заглядываю глубже и глубже, ближе и ближе. И так интересно, что будет дальше, каким я увижу его следующим, и так невозможно оторваться от карих глаз, темных красивых бровей, длинных волос, спадающих по обе скулы. Где тот строгий преподаватель, который никому не нравится? Где тот улыбчивый и добродушный мужчина, которого я накормила? Где, наконец, тот бескомпромиссный человек, назначивший мне встречу сегодня днем? Передо мной – страшный, чем-то опасный, что-то скрывающий, притягательный и властный мужчина. Которому со мной хорошо. Забрало снято и выброшено куда-то за спину. Передо мной Максим Викторович в своем естественном виде.

Андреев понял руку, слишком дёргано и резко, я даже вздрогнула и отпрянула, прижала голову к плечам: инстинкт самосохранения требовал, чтобы я любым способом избежала удара, которого так и не последовало. Андреев закрыл глаза и провел ладонью по моим волосам. Несколько раз. Я стояла, не шевелясь. Боюсь я этого мужчину. Побаиваюсь. После того, что разглядела в нем. Погладив меня по голове, Андреев решительно провел пальцем по моей скуле и нижней губе. Взгляд его при этом стал совершенно непонятным для меня.

– До встречи, – сказал он сухо.

– Д-до свидания… – выдавила я, пятясь к двери.

Андреев ушёл. Мною овладело полное непонимание происходящего. А еще – страх. Страх, что я снова подпускаю к себе не того человека. Который сделает мне больно. Когда – это лишь вопрос времени.

Падает снег. Сможет ли жизнь стать прежней?

Подняться наверх