Читать книгу Бессмертный пони. Заметки участкового терапевта - Мария Бородина - Страница 15

Александра Гавриловна Егорова, несомненно, была замечательным человеком.

Разве может быть недостойной заслуженный врач региона, жена депутата, образцовая мать замечательных детей (не завидую, к слову, детям её подруг), заботливая бабушка? Да и просто эффектная женщина, что всегда при параде и на каблучках?

Конечно, нет.

В две тысячи мохнатых Александра Гавриловна работала главным врачом. Но, увы – дурная оптимизация железной поступью раздавила её поликлинику. Пришлось подчиниться другой, не менее гордой командирке, став сначала начмедом, а потом и вовсе заведующей отделением.

Скорее всего, это уязвляло Александру Гавриловну; ибо – говорю совершенно искренне – человеком она была умным и заслуженным. Но чувства собственного достоинства она не теряла. Публичное унижение не мешало ей гордо носить себя по коридорам, вколачивая мимопроходящих в пол тяжёлым взглядом чёрных глаз.

Поступь её была так же тяжела, как и взор.

Стоять Александра Гавриловна умела не только за себя, но и за своё отделение. Как львица с солнечной кудрявой гривой. Оттого терапевты её уважали и почти боготворили.

Своих она защищала, как мать детишек.

Своим прощались не только мелкие косячки, но и большие ляпы.

За своих Александра Гавриловна могла порвать и уничтожить любого: от рядового проверяющего ФОМСа, до министра здравоохранения.

Только мы с Татьяной Арсеньевной оказались для неё чужими.

Сначала в немилость попала только Татьяна Арсеньевна: мне же при личных встречах внушалось, какая плохая и ленивая у меня медсестра. Когда я устала это выслушивать и начала заступаться за свою правую руку – а защищать своих я умею ещё эпичнее, чем Александра Гавриловна – начало прилетать и мне.

Прилетало, надо сказать, знатно. То фигнёй заниматься заставят, то "Войну и мир" от руки переписывать. То проверку на участок спустят: да такую, что и за месяц не подготовиться!

– У-у-у, – раздосадовано выкрикнула Татьяна Арсеньевна, когда Александра Гавриловна в очередной раз заставила её черпать воду решетом. – Мастодонт!

Так и закрепилось за Александрой Егоровной сиё меткое энциклопедическое прозвище.

Унижать Александра Гавриловна умела даже лучше, чем носить каблуки.

Как-то раз Мастодонт позвонила средь вплотную загруженного приёма и суровым голосом велела побросать всё нафиг и топать в её кабинет.

– Это что такое? – она ткнула в мою замученную морду бумажкой.

– Санаторно-курортная карта, – промямлила я.

– Я знаю, – она указала безупречным маникюром на помарку. – Это!

– Исправление. Подумаешь. Мы же не на уроке чистописания.

– Перепишите немедленно!

– Так зачем? Это ведь не паспорт. Не официальный документ. Примут ведь.

– Я сказала: перепишите. – Александра Гавриловна походила на электрочайник, который вот-вот закипит. – Если пришлют дефектную карту, виноватой из-за Вас останусь я.

– Если настаиваете, могу написать "Исправленному верить"…

– Без самодеятельности, пожалуйста!

– Но когда, когда мне этим заниматься?! Пациентов разогнать?!

– Ничего не знаю. Ошибка Ваша. Будьте ответственны за то, что делаете.

В эпоху Мастодонта – если, конечно, приём не приходился на первую смену – я просыпалась чётко по часам.

В 7.50.

Каждый день.

Даже в отпуске.

Как сапёра, подорвавшегося на мине, меня выкидывало даже из самого крепкого и сладкого сна и неумолимо забрасывало в жёсткую паническую атаку. Трясясь от неприятного предвкушения, я начинала ждать звонка. И дожидалась ведь!

Звонила Мастодонт ровно в 8.00. Ежедневно. Всегда на домашний номер.

Всегда с претензиями.

– Мария Александровна, доброе утро. Я посмотрела Вашу перепись, отчего у Вас прививки там не проставлены?

– Так они в прививочных картах.

– А должны быть и там, и там. Приезжайте немедленно и проставляйте!

– У меня приём в третью смену!

– Я сказала: приезжайте и проставляйте. Или звоните медсестре: пусть поднимает задницу и едет. Свою работу нужно выполнять безупречно!

Или:

– Мария Александровна, почему у Вас не заполнены тридцатые формы в паспорте участка?

– Они заполнены!

– За прошлый месяц. Нужно за этот. Приезжайте немедленно и оформляйте всё как надо. Или медсестре своей ленивой звоните.

Или:

– Мария Александровна, почему я не могу найти карточку Вашей пациентки Кузькиной?

– Потому что она у неё на руках!

– Поезжайте к ней немедленно, забирайте карточку и везите мне! Или медсестру посылайте!

Несмотря на выпады, не укладывающиеся в рамки здравого смысла и коллегиального отношения, Александра Гавриловна запросто могла вызвать меня к себе и… от души похвалить мои книги или блог!

– Вы так славно природу описываете! Как будто бы сама там побывала! Вы – талант, настоящий талант!

Или, пробегая мимо по коридору, заметить:

– У Вас руки не мёрзнут в таких тонких перчатках? Заболеете ведь! Вы мне нужны здоровой!

Или, глядя на мои рваные джинсы, мантию, берцы с цепями и майку с черепами, в которых я шла на участок пугать пациентов, многозначительно заявить:

– Однако…

Ещё она каждый год поздравляла меня с Днём Рождения. Да едва ли не раньше всех. Да такими красивыми литературными эпитетами, что каждый раз со слезами на глазах думалось: замечательный же человек Александра Гавриловна!

Но самодурством заниматься-таки приходилось. Когда все долбили диспансеризацию, чтоб выполнить план, мы с Татьяной Арсеньевной заполняли тридцатые формы.

Да ещё потом отдавали их ей на проверку.

Да выслушивали, что всё не так.

Да переделывали…

Надо ли говорить, что план мы хронически не выполняли?

С диспансеризацией при Александре Гавриловне была та ещё запара. Родись она на полвека пораньше – могла бы служить в Верховном Комитете Цензуры. И непременно дослужилась бы там до заслуженного работника.

Незадолго до конца месяца она забирала у меня оформленные карты и фильтровала. Сначала, упиваясь превосходством, просила Татьяну Арсеньевну найти номера телефонов пациентов и написать их на карточках. Потом – самолично обзванивала их. Мол, приходили ли Вы на диспансеризацию? Точно приходили? А то Бородина Вас провела. Не приписала ли?

Вторым этапом проверялись все диагнозы: ни дай Боже Бородина какую-нибудь эктопию шейки матки или миопию не указала!

На третьем этапе Александра Гавриловна шла в лабораторию и штудировала журналы с анализами. Все ли проведены официально? Не приписали ли мы какой-нибудь кал?

Тяжела работа заведующей, скажу я вам!

Отгадайте, на чей участок спустили большую туберкулёзную проверку?

Правильно, на наш!

О том, что проверка разнесла нас от и до, я узнала на уроке вождения. По громкой связи. Сидя за рулём. От неожиданности я чуть не расхреначила казённую машину о бордюр, а инструктор знатно отматюкался.

– Почему у вас не отмечена флюорография за последний месяц? – проворчал телефон.

– А это реально вообще? – фыркнула я.

– Это Ваша работа! Вот чем Вы сейчас занимаетесь? А могли бы уже быть здесь! – Телефон подпрыгнул у меня на коленях.

– Посмотрите флюорокарты других участков. Почему у них за десять лет пробелы, а Вы молчите? Что за двойные стандарты, Александра Гавриловна?!

– А Вы за себя отвечайте!

Инструктор офигел от разговора по громкой связи так, что выфигеть не смог. Аж подвёз меня на учебной машине прямо до поликлиники.

Именно в тот день я впервые, честно и от всей души, высказала Егоровой всё, что о ней думаю. И дверью хлопнула, поставив печать под сказанным.

Уходила Мастодонт красиво.

Уходила гордо, зная, что на место заведующей кто-то метит, и ей не избежать ещё одного публичного унижения.

С фанфарами, с цветами и большим, щедрым и вкусным столом. При параде и с достоинством. Сохраняя твёрдость взгляда и королевскую поступь.

Мне даже было грустно.

Но, едва Александра Гавриловна покинула пост, мы с моей медсестрой как-то резко стали частью коллектива. Как-то внезапно поднялись в общей иерархии до "своих".

С нами начали считаться. Нас стали уважать.

А наша участковая документация вовсе сделалась безупречной.

Ну, почти…

"И как мы всё это пережили?!" – удивлялись мы потом с Татьяной Арсеньевной.

Александра Гавриловна Егорова, несомненно, органично вписывалась в свою должность. И не спорьте! Ведь только блестящий руководитель убедит подчинённого в том, что он куда сильнее и выносливее, чем думает!