Читать книгу Сон в летнюю жизнь. Повесть. Перевод с чешского - Мария Червинкова-Ригрова - Страница 7

***

Был ясный полдень. Солнце играло, как летом. В дальнем уголке сада на лавочке под кустами жасмина в приятной прохладе обе девушки уселись за рукоделием.

Воздух был напоён ароматом жасмина. Ольга обернулась, чтобы рассмотреть нежные белые цветы, распустившие свои бутоны. Лидушка вышивала, но то и дела отрывала взгляд от работы.

Потом схватила Ольгу за руку:

– Смотри!.. Нет, направо! Видишь как дядюшка Ондржей по сторонам оглядывается? Нас ищет? Нашёл! К нам идёт.

Бойкая головка еле сдерживала озорной смех.

– Не оборачивайся! Смотри сквозь ветки: он не видит, что мы его заметили, – прошептала она Ольге, – Смотри, как поправляет галстук, как отряхивается, манжеты осматривает… Боже! Подумать только! Дядюшка Ондржей поправляет галстук! Ольга, это многое значит! А в руках какие-то книги… Ну сейчас уморит своей философией.

Пан Ондржей приблизился, и Лидушка сразу склонилась над своим вышиваньем, только иголка в руках замелькала, будто девушка и впрямь поглощена своей работой. Ольга любезно взглянула на подошедшего.

– Не помешаю … – отозвался тот, встав неподалёку.

– Ни в коем случае! Присоединяйтесь. Я уже устала шить, да и грех всей красоты вокруг не видеть!

– Однако, дядя! Вы в парадном! По какому случаю воскресный наряд? – поинтересовалась Лидушка.

Пан Ондржей покраснел до корней волос:

– Да ничего особенного, – спешно отговорился тот.

– А как эффектно повязан галстук! А ты ещё вполне себе, дядюшка!

Пан Ондржей смущённо взглянул на барышню Ольгу, но та будто пропустила мимо ушей Лидушкины шпильки, и сказала:

– Не возражаете, если посмотрю Ваши книги?

– О нет! Просто… Я подумал, может быть… У барышень нет времени… У меня тут кое-какие лекции.

– А что у Вас ещё интересного с собой?

– Ты ещё спрашиваешь, что интересного?! Не трудно догадаться! Так ведь, дядя? Что-нибудь вроде Критики здравого смысла Канта!

Пан Ондржей нахмурился:

– Критику чистого разума не стоит переводить как критику здравого смысла, – сказал он серьезно.

– По-моему, тоже! Но я догадалась. Или что-то из Гегеля или Шопенгауэра?

– Полюбуйтесь, как наша Лидушка во всём разбирается, – улыбнулась Ольга.

– Вот так и запустила бы тебе в глаза песком, милая Ольга! Да люди вроде нашего дядюшки больше предпочитают книжную пыль!

– У меня с собой простенькие лекции, – пояснил пан Ондржей.

– Да неужели?! Дядюшка Ондржей принёс простенькие лекции! А не романы Поль де Кока?

– Но, Лидушка!

– А барышня знакома с «Дзядами» Мицкевича? – повернулся к Ольге пан Ондржей.

– Они переведены?

– Некоторые части.. По-моему, там невероятная глубина мысли. В самом деле… Мало у кого в мировой литературе так бывает. Читала барышня стихи Юлиуша Словацкого? Тут есть.

Ольга приняла из рук пана Ондржея несколько книг.

– А третья какая? – спросила она.

– Это очень интересная работа. Рекомендую..

Лидушка взглянула на название книги и тут же воскликнула:

– «Gedanken über die Unsterblichkeit der Seele»?2 И ты считаешь это «простенькими лекциями», дядюшка?

– Они и правда не сложные! Там так написано, что… неспешно начал пан Ондржей.

– Что даже нашему женскому разуму понятно, да? – оборвала Лидушка.

– Я не об этом.

Ольга, перелистывая страницы, сказала:

– Эта книга читана усердно. И не только Вами?

– Да… Неоднократно. Мне её передала…

– Передала? Вам её дала дама?

– Дядя, дама?

– Да.

– Местная, из Дубкова или из Карловиц? Дама! Знакомая тёти Маховой?

– Пани Ждарска.

– Ах! – вырвалось одновременно у девушек.

– Ты знаком с пани Ждарской? Дядюшка, ты никогда не говорил об этом!

– Мы только однажды виделись…

– Из-за этой книги? – спросила Ольга.

– Да, доктор просил почитать что-нибудь о бессмертии души…

– А она дочитала эту книгу? – тут же спросила Ольга.

– Нет.

– А почему?

– Потому что умерла.

Лидушка, разом закрыла книгу, которую только что попыталась взять, и быстро вернула её пану дяде Ондржею.

На мгновение все смолкли.

– А что, дядя, она была хороша собой, красива? – нарушила тишину Лидушка.

Пан Ондржей пожал плечами:

– Хороша собой или красива? Всё зависит от того, как это понимать…

– Да что там понимать! Говори, как есть, как она тебе показалась. Красивой?

– Красивой. Но я её уже в болезни застал.

– А доктор… Дружил с ней? – спросила Ольга.

– Конечно.

– И даже был влюблён? – перебила Лидушка.

– Откуда же мне знать? – слегка улыбнувшись укорил пан Ондржей.

– Да Вы прямо ничего не знаете, дядя! И ни в чём не разбираетесь, хотя и ученый, тоже мне, пан профессор… Ох!

Пан Ондрей усмехнулся:

– Паном профессором уже не стану…

– Как же так? – возразила Ольга.

– Не преподаю.

Но ведь будете?

– Нет.

– Почему? Зачем оставили своё дело?

– Да так… Не по душе… Не хотелось…

– Может, ещё вернётесь!

Тот отмахнулся со странной улыбкой:

– Была такая мысль… Но говорю же, не хочу связываться.

– Связываться?

– Связываться с теми же устоями, что и прочие.

И пан Ондржей рассмеялся, своеобразно, приглушённо. Будто сам с собой, сотрясаясь больше телом, и вскоре смех почти не был слышен.

– Мне всё это казалось… однообразной жвачкой, – и он опять засмеялся.

– Какой абсурд! Учить молодежь, открывать ей духовный мир, действовать… А Вы… Не хотите «связываться»…

– Учить? Всё это поверхностно.

– От Вас зависит, будет ли поверхностно.

– Я не верю в это! Все учатся поверхностно… И всё это в соответствии с учебным планом, подробно разбирать каждую квадратную милю Междуречья? Эх! Не по мне это всё!

– А по работе не тоскуете?

– Мало ли другой работы? Может ли человек когда-либо быть готов?

– Готов? К чему?

– К жизни? К познанию?

– Познавать всю жизнь?

– А что есть высшее познание, как не поиск истины?

– Познание! Бесплодные усилия! Нет, нет, не знаю, что ответить! Какая-то мысль! Не знаю, как объяснить… – поспешно, говорила Ольга в пылу спора.

Издали послышался голос пани Маховой.

– Тётя зовёт! – заметила Лидушка.

Все встали и засобирались.

– Но мы не договорили! В другой раз продолжим? – спросила, Ольга.

– Конечно, барышня!

– Не продолжайте! – смешно скривилась Лидушка.

Тут Ольга остановилась по пути и тихо попросила, будто извиняясь:

– Будьте так добры, одолжите мне книгу?

– «Дзяды»?

– Нет,.ту, что читала пани…

– С величайшим удовольствием. И если заинтересуетесь бессмертием души, могу порекомендовать книги и поглубже этой..

– О нет, нет… Можно ту самую?

– Несчастливая! Зачем от неё философские книги брать! Ещё беду на себя навлечёшь! – засмеялась Лидушка.

Ольга поспешно взяла поданную книгу, и так же быстро спрятала ее в сумочку ручной работы. Навстречу им шли доктор с пани Маховой.

– Веду гостя, – пояснила тётя.

Девушки протянули руки.

Он протянул в ответ свою, неохотно с молчаливым холодным поклоном.

– Я сочла долгом воздать доктору за труды.

– А Вам, тётечка?

– Жена городничего приехала.

– О, Боже, вот ужас! – воскликнула Лидушка

– А где пан советник? – сухо отозвался доктор.

– Скоро выйдет в сад!

– Возвращайтесь к нам скорее! – сказала вслед тётя.

– Вернусь, милосчтивая пани!

Лидушка что-то прошептала тёте, пока остальные молчали.

Ольга направилась обратно к лавочке, размышляя, как начать разговор.

«Что с ним случилось?» – подумала Ольга, сравнивая его нынешнее волнение и радостный вид при их недавней встрече на дороге, с оцепенением теперь.

Доктор испытующе оглядел всех присутствующих. В этом взгляде будто мелькала искра недоверчивости, как будто задавался вопросом каждому лицу: «Что полагаете? Мне не стоило приходить?

Всё же встретившись с со слегка насмешливым и встревоженным взглядом Ольги, он сменил холодный взор на улыбчивый.

– По лицам барышень вижу благодатное влияние Дубковского воздуха. Всего за несколько дней…

– Пан доктор, тут не только в воздухе дело, а кажется, в какой-то миг… Мы старались…

– А барышня, кажется, слегка расстроена, – чуть улыбнулся но добродушно, без насмешки пан Ондржей.

– А разве можно расстроить молчаливого человека? – поинтересовался доктор.

– Ах, доктор! Это двое скучных людей – Ольга считает, что жизнь дана для воспитания молодого поколения, а дядя – что главное познание жизни через книги. А теперь они и Вас могут втянуть в свои беседы.

– Наша Лидушка преувеличивает. Я просто высказался, что истина человеком непознаваема.

– Но нет высшего счастья, чем познание, – вырвалось у Ольги.

– Полагаете? Благороднее и достойнее человеку познавать истину, чем унижаться реальной жизнью, принимая её в сердце, независимо от внешних событий? – и лицо пана Ондржея вдруг ожило, а глаза засияли особым светом.

– Боже, как прекрасно! Только что даст бесцельное познание истины? Или у Вас есть цель? – возразила Ольга.

– У всего сущего нет высшей цели. Есть лишь жизнь в истине, духовность…

– Жизнь, говорите? Жить самому по себе со своими мыслями, не делая никому ничего кроме себя? Это эгоизм!

– Всё на свете устроено гармонично. Душевный порыв одного может стать порывом всего человечества…

– О, я не настолько сильна в науке, чтобы ответить, но, по-моему, Вы не правы. Что толку прочим от Вашего душевного порыва? Пан доктор, может, поможете мне? Как Вы полагаете?

Доктор очень удобно расположился в кресле, закинув голову на спинку, а ногу на ногу. Спор двоих он наблюдал с кривоватой усмешкой.

– Что я полагаю? Да ничего. Просто думаю, не будь у пана Ондржея своей доли Дубкова, не стал бы он рыться в этих трудах, у него были бы другие цели и задачи в жизни…

– Вы ошибаетесь, доктор, и очень ошибаетесь! – воскликнул пан Ондржей с негодованием, совсем не вязавшимся с присущей ему мягкостью, – Никакие внешние события не влияют на судьбу, и не отражаются на духовной жизни…

– Если бы Вы голодали… или пальцы торчали бы из Ваших худых ботинок…

– Был бы расстроен…

– И только?

– Думаю, как и каждый.

Доктор пожал плечами.

– Я не собираюсь спорить с Вами, раз так уверены. Но задам небольшой вопрос. Взгляните на то поле!

– И что? Свёклу выкопали.

– Да, выкопали свёклу. Пойдите с ними, потрудитесь серпом с утра до ночи согнувшись. А потом вечером вернётесь домой, а там вас ждут пятеро детей с в криками: «Папа, мы хотим есть!» И какое Вам после этого будет дело до поисков истины и смысла жизни?

– То, что далеко не каждому дано сподобиться достигнуть благородной цели, не означает…

– И сколько же, по-Вашему, вот таких избранных, которые, если повезёт, могут бесконечно искать истину в своих книгах? Барышня права, Вам и дела нет до других, вроде крестьян, копающихся в поле! И это Вы считаете умственным прогрессом?

– Полагаете, я им не сочувствую, если не работаю как они?

– Работаете? Попробуйте. Всё это лишь благие намерения. Как полагаете, барышня? А Вы, барышня? – резко обернулся он к молчавшей Лидушке, – Что лучше: в Дубковском саду читать философию или копать в поле свёклу?

– Это, поверьте мне, трудный вопрос! Если бы мне кто-то предложил, либо целый день слушать дядину философию, либо весь копать свёклу, я бы затруднилась с ответом…

– Правда? – и глаза доктора при взгляде на Лидушку, заблестели, а сам он громко и весело расхохотался, запрокинув голову.

– А ещё, пан Ондржей, Ваша племянница плохо воспитана.

– Может, задержитесь у нас? Скоро будет готов кофе, – сказала Лидушка.

Все встали и пошли вниз к дальней части сада.

Пан доктор говорил с Лидушкой, Ольга пошла проводить пана Ондржея, но рассеянно отвечала на его вопросы.

«Какой странный, пан доктор! – подумалось ей, – Так трудно иногда понять по голосу, то звучит сухо, то вдруг очень тепло. И почему сегодня поначалу был так сдержан? А теперь вот растаял.

Неподалёку от усадьбы было приятное местечко под несколькими клёнами, кроны которых соединялись ветвями в купол. Вокруг стола, покрытого красной скатертью восседало небольшое общество. Жена городничего разливала кофе и беседовала с паном городничим, пытаясь развлечь всех, восседая во главе стола.. То была темноволосая, бледная дама, с длинным, узким лицом, острым носом, и яркими, светлыми, глазами-бусинками. На ней было серое шёлковое облегающее платье, и она то и дело демонстративно поправляла тощей ручкой чёрный кружевной чепец.