Читать книгу Кукла вуду - Мария Николаевна Сакрытина - Страница 5

Что делать, что делать… Возьми себя в руки, Оля, ты трусиха, а не дура. И тебе не нравится чувствовать себя… как мадам Фетисова выразилась? Как идиотка. Ну да, а кто же ещё – больная и полуголая бегаешь по их гостиной и визжишь, как поросёнок. Боже, как стыдно.

В первую очередь мне не хватает знаний. Значит, нужно их достать.

Я осторожно вылезаю из-под одеяла. Меня всё ещё колотит, и я не пойму, от озноба или от страха. Голова кружится, но (господи, спасибо!) уже не болит. Я уже почти привыкла к постоянной мигрени за эти дни. Хм… Если подумать, татуировка у меня появилась как раз тогда, когда заболела голова. Я проснулась утром, увидела этот рисунок на запястье, и решила, что это мои двоюродные сестры пошутили. Раньше они меня маркером изрисовывали, теперь это. Я не знала, как они умудрились меня не разбудить, но всё возможно. Например, подмешать мне тётино снотворное… А что голова тогда же заболела – я думала, краска ядовитая. Сестры не стали бы травить меня специально, но посмотреть состав у них ума бы не хватило. Когда татуировка светилась, я была почти уверена, что в ней содержится фосфор или что-то вроде. Даже напугала медсестру, и химический анализ мне всё-таки сделали. Это не так сложно: оборудование у нас в школе лучше, чем во многих университетах, а ученики – победители олимпиад по химии… Фосфор они не нашли, и вообще результат поставил их в тупик: по их мнению, краской оказалась… кровь. Если бы не новогодние праздники, наши учителя и олимпиадники обязательно заинтересовались бы светящейся кровью. А так – оставили на “потом”.

Но что если между моей головной болью, татуировкой и смертью Антона действительно есть связь? Конечно, магия, вуду, золотые нити и прочее в том же духе – это конечно, глупости и суеверия. Но как я могу отрицать, что мои сны с кладбищем и странное поведение внезапно ожившего Антона не часть чьего-то плана? Это только в кино магия в герое внезапно открывается, потому что он избранный, а в жизни это всегда кому-то надо. Очевидно, ритуал с Антоном кто-то подготовил. Определённо всё это – чей-то план, и в него меня зачем-то втянули. Зачем? Я же никто и ровным счётом никому не нужна. Чтобы отвлечь внимание от настоящего преступника? Допустим, но почему я? Или в этом нет логики, а причина – обычный человеческий фактор? В смысле, я просто случайная жертва?

Задумавшись, я устраиваюсь на диване поудобнее и опускаю взгляд на левое запястье. Татуировка выглядит нормальной, но золотая нить, снова видимая, переливается в солнечных лучах и тянется от меня к Антону. Правой рукой я легко касаюсь её и тут же слышу резкий вздох Антона. Поворачиваюсь: он, дрожа, держится за грудь, взгляд стеклянный.

Хм. Эта штука явно им управляет. И другие её не видят, или спросили бы меня о ней. Да и я не всегда её вижу. Почему? Это галлюцинация? Я читала о таком: гипнотизируемому даётся триггер (в моём случае татуировка), и при взгляде на него, он видит то, что хочет гипнотизёр. Допустим, я вижу нить, но почему тогда Антон так на неё отзывается?

– Скажи, – увлёкшись размышлениями, прошу я. – Ты её видишь? Нить от моей руки к тебе?

Короткая пауза, тяжёлое дыхание, словно Антон пробежал марафон. Я жду.

– Да, – сдавленно отвечает он наконец.

Я снова приближаю к нити руку (Антон испуганно смотрит на меня), но теперь не касаюсь её. Однако чувствую, как дрожит вокруг запястья воздух. Словно это не нить, а оголённый провод. Трогать провод я бы не стала, а нить могу и даже почему-то знаю, что ничего страшного со мной не произойдёт. А вот с Антоном… Эксперимента ради (вдруг прошлый раз у него просто сердце прихватило?) я снова аккуратно касаюсь нити, теперь запоминая ощущения. Она тёплая наощупь, как солнечный луч, и настолько же реальна – я её вижу, но никак не ощущаю.

Антон у стены крупно вздрагивает и падает на колени.

Я поспешно убираю руку, но уже не пугаюсь – усталый мозг не может удержать в себе ещё и страх. За главного сейчас любопытство, поэтому, помолчав, я спрашиваю:

– А ты можешь её коснуться?

Антон не спрашивает, о чём я. Он тихо отвечает:

– Я не знаю, госпожа.

– Попробуй, – прошу я и пристально смотрю на свою руку. Будут ли изменения? Я почувствую то же, что и он? Боль в груди? В руке?

Антон молчит – очень долго, поэтому я снова оборачиваюсь и вижу, как он застыл с поднятой у груди рукой.

– Не могу, госпожа, – всё-таки говорит он тихо, и я замечаю, как он морщится. Волосы у лба и висков у него слиплись от пота.

Не может? Но я же смогла. Странный какой-то гипноз. Я не чувствую ничего, кроме тепла, а он? Ему явно больно. Или нет?

– Что ты чувствуешь?

Антон кривится и выдавливает:

– Больно…

«Так и знала», – удовлетворённо думаю я. А потом всё-таки пугаюсь. В голове мелькает простая мысль: ему плохо из-за меня. Я что-то сделала не так.

Оля, ты и правда идиотка! Ты же читала, чем заканчиваются эксперименты с людьми. Даже такие простые. Никогда ничем хорошим! Как ты вообще смогла даже подумать…

Я вспоминаю, как только что сгорала от любопытства, бросаю взгляд на левое запястье и, к счастью, на этот раз вижу на нём только татуировку. На мгновение меня обжигает жгучий стыд: я намеренно сделала Антону больно.

Голова по-прежнему кружится, но я неуклюже сползаю с дивана и, кутаясь в плед, пошатываясь, подхожу к Антону, ловлю за руку. Почему-то прикосновение кажется сейчас правильным. Более правильным, чем просто отменённый приказ.

– Не надо, хватит.

Антон сразу расслабляется. Его рука безвольно лежит в моей, и я сама её опускаю.

– Прости, – прошу я. – Я не… должна была.

Он с нежностью смотрит на меня, и заглянувшее в комнату солнце вдруг вспыхивает в его волосах так ярко, словно корона… Я всё ещё держу его за руку.

Антона Фетисова. За руку. Я.

Эта мысль отрезвляет и заставляет меня отпрянуть. Антон снова мрачнеет.

– Чем я испугал тебя, госпожа? – спрашивает он нерешительно.

Я ошарашенно гляжу на него. Нить реальна, это точно – я никогда не слышала о двойной галлюцинации, а у Антона точно нет триггера, его взгляд только что бродил по мне и даже по комнате. Взгляд у гипнотизируемого обычно застывший, если мои книги не врут. Я могу чего-то не знать и не понимать, конечно, но…

Почему он зовёт меня госпожой?

Я спрашиваю об этом Антона, запинаясь и стараясь унять дрожь.

Он снова ласково улыбается.

– Потому что ты моя госпожа.

Ну да. Исчерпывающе.

– Правда? А почему именно я?

Теперь он смотрит с недоумением, словно сама мысль кажется ему невероятной. Как будто я действительно центр его мироздания, и по-другому быть не может. Ну, как раньше верили, что Земля – центр мира.

– Пожалуйста, не называй меня так больше, – прошу я. И в ответ на его недоумённый взгляд добавляю: – Мне… неуютно.

– Как пожелаешь, – отзывается он. – Но как же мне к тебе обращаться?

– Просто: по имени. Оля.

– Оля, – повторяет он и улыбается. Я бы влюбилась в его мягкий голос и улыбку, точно бы влюбилась… Если бы не вот это вот всё сейчас.

– Спасибо, Антон, – говорю я, тоже пытаясь улыбнуться. Мои губы дрожат.

– Антон? – удивлённо переспрашивает он. – Это моё имя?

Боже, он действительно не помнит?

– Да, – тихо отвечаю я.

Мне снова почему-то стыдно и очень неловко. А он хмурится, опускает голову, будто что-то припоминает, и одновременно тихо говорит:

– Спасибо. Оля.

Я возвращаюсь на диван. Залезаю под одеяло чуть не с головой и только тогда с облегчением вздыхаю. Закрываю глаза и вспоминаю, что кроме улыбки и голоса, у Антона очень бледное лицо и синяки под глазами. Наверное, для бывшего мертвеца это нормально, но… А что, если без меня он действительно не станет ничего делать? Вообще ничего?.. Это ненормально, но… Ну да, как будто эта дурацкая нить – нормально!

– Ты правда выполнишь любой мой приказ? – спрашиваю я тихо, старательно изучая рисунок пледа. Коричневые и зелёные цветы и линии красиво изгибаются на восточный манер, переплетаются и завораживают. – Антон?

– Да, госпожа, – тут же отзывается он. Потом поправляется: – Прости, Оля.

Неужели это правда?

Мне катастрофически не хватает знаний. Вуду, гипноз? Нужен компьютер или планшет, чтобы выйти в Интернет. Мой телефон не потянет, а планшет остался у тёти…

Антон ведь живёт здесь? То есть, жил. Живёт… А, чёрт, какая разница! У него должен быть ноутбук или планшет, верно? Если я им сейчас воспользуюсь, он же не обидится?

Я бросаю осторожный взгляд на Антона, по-прежнему застывшего у стены. Он тут же вопросительно смотрит на меня, и я поскорее отворачиваюсь.

Ну да, конечно не обидится. Уже. Я понятия не имею, что с ним сделали, и это точно была не я, но ему, похоже, действительно нужно сейчас моё внимание. Он всем своим существом это выражает. Даже когда не говорит, не заметить сложно.

Ладно…

– Т-тогда м-можно тебя поп-просить? – Я сильно-сильно сжимаю пальцы в “замок” для храбрости. – П-пожалуйста?

– Конечно, Оля.

Нет, радость в его голосе мне не чудится. Какой гипноз, это и правда похоже на магию!

– П-принеси мне, п-пожалуйста, свой п-планшет. Или ты не п-помнишь?..

Он молчит немного, потом тихо говорит:

– Помню. Как пожелаешь.

Я закрываю глаза, собираюсь с духом.

– И м-можно ещё… Антон, тебе нужно… Ты д-должен… – Господи, как же сложно отдавать приказы! – Переоденься, пожалуйста. И… ну… прим-ми душ… что ли… – Не знаю, как он слышит, потому что я выдыхаю всё это шёпотом. – Ты устал, т-тебе н-нужно отдохнуть. Ты п-понимаешь?

Он серьёзно смотрит на меня и кивает.

– Сделаю, Оля. – И тихо добавляет: – Пожалуйста, не бойся меня.

Ха! Я всего на свете боюсь.

Отвернувшись и рассматривая вычурные часы на каминной полке, я тихо говорю:

– Прости. Я трусиха.

Его руки осторожно ложатся мне на плечи, и я, полностью оправдывая свои слова, от неожиданности вскрикиваю. Он тут же отступает.

– Прости.

Да уйди уже.

Словно прочитав мои мысли, он кивает и наконец исчезает за дверью. А я, конечно, остаюсь. Меня трясёт, но на душе отчего-то становится легче. Взглядом я нахожу свой рюкзак, думаю, что в нём наверняка уже покопались. Ещё бы, усопший сын главы ФСБ принёс в дом девицу в отрубе. Надо же узнать, что это за девица. И Анатолий Николаевич уже знал моё имя, когда я проснулась, так что…

Но странно: когда я, снова выбравшись из кокона на диване, проверяю вещи, всё лежит на своих местах. И ни одного звонка на телефоне. Ну ещё бы, если тётя обо мне и вспомнила, то только из-за выпивки, которая наверняка закончилась ещё до полуночи. Но звонить мне? Ну да, щас! Одиннадцать утра, она и сёстры наверняка ещё дрыхнут, как и их гости. На мгновение я даже рада, что могу прямо сейчас к ним не возвращаться. Но потом оглядываюсь, и радость увядает.

Наверное, как-то так должна выглядеть гостиная в доме моего отца. Хотя, говорят, он любит модерн… Здесь, похоже, предпочитают прованский стиль: гостиная вся в бежевых тонах, аж светится на солнце, и эти фиалки на обивке кресел и дивана, журнальный столик под цвет потолочных балок, закрытый белой ширмой камин и зелёный прихотливый узор на тканевых обоях… Тут точно поработал дизайнер, даже корешки книг в шкафу попадают в цвет, и, конечно, оконные рамы (в тон всё тех же балок), и шторы цвета жёсткого на вид паласа…

Я здесь как муха в дорогом кофе. Бедные хозяева!

Открывается дверь, но заходит не Антон и не кто-то из его семьи, а серая кошка. Заходит она не спеша, помедлив на пороге, внимательно изучает меня. Потом, подняв хвост трубой, степенно шагает к дивану. Настоящая хозяйка!

Сидя в коконе одеяла, я наблюдаю за ней.

Кошка суёт нос в мой рюкзак, тонко фыркает и снова смотрит на меня. В её глазах мне чудится упрёк: “Что за гадость ты притащила в мой дом?”

Я кусаю губу, вспоминаю брезгливые рассуждения тётиной подруги всё о том же рюкзаке (слишком серый, не стильный, бедный), ложусь и думаю, что уйти отсюда нужно поскорее. Мне здесь не место. Даже кошка осуждает.

А та, окинув меня длинным взглядом, неожиданно прыгает мне сначала на живот, а потом перешагивает на грудь. И, жмурясь, принимается топтаться по мне передними лапками, звонко мурча. Мнёт, обмахивает хвостом, толкается лбом в подбородок.

Кто-то однажды сказал, что кошка – тепло в доме. Мне действительно становится тепло, и напряжение постепенно исчезает. Я расслабляюсь под кошачье мурчание… Которое резко прерывается, когда в комнату заходит Антон.

Кошка юркает под одеяло, а Антон подаёт мне айпад в сером кожаном футляре.

– Оля, что-нибудь ещё?