Читать книгу Живая ветвь - Мария Украинцева - Страница 7
Живая ветвь
Шестая глава
ОглавлениеАмерика, Лос-Анджелес.
Владимир Вересов, решившись покинуть Россию, сначала они решили с женой ехать во Францию. Во-первых, уехать во Францию было намного проще: шла война, и мы были ее союзники, во-вторых Франция была для Владимира как бы вторая родина, он там родился и вообще половину своей жизни провел в Европе, до 23 лет жил в Англии, где учился в университете. Ему нравилась жизнь за границей. Но, приехав в Париж с семьей, Владимир встретился со своим другом, с которым вместе учился в Англии. Он был американец, и тот уговорил его ехать на постоянное местожительства в Америку. Сам он был из Нью-Йорка.
– Зачем тебе Европа с ее постоянными катаклизмами, войнами? Там же негде развернуться, все эти мелкие страны, воюющие за каждый клочок земли! То ли дело Америка – простор! Особенно юг, работы непочатый край!
– Юг? Пустыня, как же там жить?
– Юг, насчет пустыни – это ты зря, там такие города! Богатство: золото, нефть! Потом – не хочешь юг, пожалуйста, в Нью-Йорк, там деловому человеку рай. Я сам оттуда. Поехали. О чем тут думать!
Володя, посоветовавшись с женой, согласился на предложение друга. И вот они уже в Нью-Йорке. Несмотря на то, что он жил в Европе, в Петербурге, Лондоне, видел много различных городов, и его трудно было чем-то удивить, но этот город его потряс. Огромные административные небоскребы. Не замирающая жизнь ни днем, ни ночью, залитая рекламными огнями, оглушила и придавила Вересовых.
– Нет, это не для нас. Этот город из стекла и стали не наш, мы русские и привыкли жить на земле.
Спустя некоторое время он с семьей перебрался на юг Америки, в штат Калифорния. Там он купил виллу в небольшом тихом городке на берегу океана, в Лос-Анджелесе.
Штат Калифорния был на северо-западной части испанской империи в Северной Америке. После Американо-мексиканской войны в 1847 году этот регион был поделен между Мексикой и Соединенными Штатами в 1850 году. Это самый жаркий штат, ему не зря было дано название «жар печи». Основная отрасль экономики Калифорнии – сельское хозяйство, производство фруктов и овощей, молочных продуктов и вина, так как всю центральную часть ее занимает плодородная центральная долина, обрамленная со всех сторон горами, которые когда-то были дном океана.
После обнаружения золота в 1848 году началась так называемая «золотая лихорадка», численность населения штата стала существенно расти. А после завершения строительства первой трансконтинентальной железной дороги в 1870 году привело к взрывному росту населения. Переселенцы ринулись в этот жаркий штат со всего мира. Им нравился климат, прекрасно подходящий для сельского хозяйства.
Прибыв в этот штат, Владимир Вересов с женой и маленьким сынишкой был приятно поражен тишиной и спокойствием небольшого, утопающего в цветах и зелени городишки. Теплый и влажный воздух заливал город, он как бы стекал к побережью океана с невысоких прибрежных гор. В основном он состоял из одно- и двухэтажных домов-вилл, которые были раскинуты по горам. Административный центр был на равнинной площади и состоял весь из многоэтажных домов, шло усиленное строительство. Вересовым очень понравился зеленый город с его теплым климатом, и они сразу согласились: здесь нам жить.
Купив приличный дом на побережье, Владимир вскоре открыл свою юридическую контору по продаже недвижимости. Город быстро рос, работы было предостаточно. Через год у них с Дарьей Васильевной родилась дочь Наталья, еще через пять – сын Кирилл. И так Владимир Вересов стал одним из обеспеченных жителей Лос-Анджелеса, где он с женой и тремя детьми навсегда обосновался в Америке, штат Калифорния.
Франция. Имение под Парижем. Особняк старинной застройки на довольно большом участке земли, засаженном молодыми тисами. Садовник под бдительным наблюдением хозяина особняка очень ревностно следил за садом и цветниками. Он здесь же и жил в дальней сторожке на берегу небольшого ручья. И вот сейчас, среди буйно цветущих осенних хризантем, хозяин осматривал с садовником новые посадки, делал он это внимательно, буквально осматривая каждый кустик. Это был Георгий Кириллович Вересов. С тех пор, как он обосновался здесь с семьей, купив этот особняк, он неожиданно для всех пристрастился к садоводству. Это стало его хобби. Теплицы, сад и вообще каждое дерево на участке – все было в его ведении, под его внимательным присмотром.
Уже два года, как они поселились здесь. Он был единственный мужчина в доме и защитник. С ним жили жена Ксения Александровна, дочери Ольга и Елена и невестка Анна Николаевна с маленькой внучкой Катенькой. Внучке было уже 5 лет, любимица и радость всей семьи.
Ксении Александровне недавно исполнилось 50 лет, и она крепко держит в своих маленьких руках все управление домом, в том числе и мужа, который всю жизнь преклоняется перед этой маленькой женщиной.
Старшая дочь Ольга после гибели мужа в России, кажется, наконец расправила крылья, очень изменилась в лучшую сторону и не только внешне, но и внутренне. Родители, привыкшие видеть ее безвольной, с потухшими глазами, не узнавали свою дочь, это стала интересная активная молодая женщина. Она, несмотря на протесты отца, отправилась на службу, занимаясь благотворительной деятельностью. Она помогала таким же, как и они, русским, которые с трудом находили в чужой стране себе место. У нее появилось много друзей. Отец и мать с некоторым беспокойством наблюдали за дочерью.
– Оля, зачем все это тебе надо? Ты посещаешь богатые дома, собираешь списки пожертвований на помощь неимущим. Если они бедны, зачем было ехать сюда из России? Потом – это занятие не для тебя. Ты ведь женщина. И потом – эти посещения больниц…
– Папа, и это говоришь ты! Ведь сам нас всю жизнь учил быть милосердными по отношению к людям, если они в беде. А потом – я не одна, этим занимается целый большой коллектив: и мужчины, и женщины. И почему нам неудобно брать пожертвования богатых французов для неимущих русских эмигрантов? Ведь в основном здесь оказались выброшенные за борт люди, которые помогали и воевали за Францию с Германией, Италией. Теперь, когда Франция процветает, а Россия в разрухе, почему бы им, богатым, не поделиться немного с нами? Нет, это очень даже удобно и необходимо. А насчет больниц, папа, я ведь не хожу по палатам. Я просто отвозила туда медикаменты для нее, ведь больницы, в которых лечатся в основном эмигранты, самые дешевые, где отсутствуют самые элементарные лекарства. Вот и все. Но там работают замечательные люди. Недавно я познакомилась с необычайно интересным доктором. Он как раз заведует одной из таких больниц, Яков Семенович Мен. Исключительно деловой человек.
– Оленька, все это так на тебя не похоже, ты – и деловая женщина! – с удивлением и восхищением говорила мать.
– Да, я теперь только жить начала, проснулась, как медведь, после зимней спячки. Поверьте, мне все это очень по душе – помогать людям.
– Господь с тобой, родная, разве я против. Только как-то все это не вяжется с твоим обликом. Я привыкла видеть тебя спокойной, нарядной, с нотами в руках.
– Одно другому не мешает. Мне 25 лет, и я не могу просто сидеть дома и вышивать на пяльцах. Это не по мне.
– Почему на пяльцах? Разве мало есть занятий для женщин? Вон Аннушка занимается домом, помогая мне, воспитывает дочь. И какую дочь! Она не рвется ни на какую службу, ей и в голову это не придет, а ведь она моложе тебя.
– Мамочка, я очень рада за Аню, значит, это ей по душе, пусть занимается домом. А потом – у меня ведь нет такой Катюши, кого я стану воспитывать?
– В этом-то и все горе, что нет. К этому я и веду с тобой беседу. Неужели тебе никто не нравится? Так и будешь всю жизнь одна?
– Мама, мы с тобой уже не раз беседовали на эту тему, хватит с меня одного Вадима, второго не будет никогда. Брак должен быть только по любви, и в такое болото, как прежде, меня больше не заманишь. Все, мамочка, я побежала, довольно об этом.
– Хорошо, детка, хорошо. Господь с тобой.
Ольга ушла на службу, а Ксения Александровна еще долго в памяти перебирала разговор с дочерью.
В гостиную вошла веселая, сияющая молодостью и красотой девушка небольшого роста с мольбертом через плечо. Это была младшая дочь Вересовых, Елена. Она училась в художественной школе и только что вернулась с этюдов. Это была копия матери, и даже походку переняла ее. Георгий Кириллович на этот счет шутил, любуясь Аленой:
– Как мне посчастливилось, Ксюша, я дважды переживаю твою молодость, понимаешь, дважды. Но ты во все времена прекрасна.
– Спасибо, родной. Мне приятно это слышать, спасибо. Я хочу с тобой посоветоваться. Как ты находишь это новое увлечение Алены живописью? Она ведь девушка, женщина и художник, как-то я не могу представить ее в этом роде занятий.
– Я тоже, однако много есть художниц, мы просто с ними не сталкивались. А потом, милая, честно говоря, не нахожу особого таланта у нашей дочери; да, она умеет рисовать, но женщины все в молодости увлекались этим, и вышиванием или теннисом, но не стали же в зрелом возрасте швеей или спортсменкой. Думаю, все это пройдет, пусть занимается. Это не беда. Это полезно.
– Да, но она общается в этой среде.
– Ну и что, разве это плохо, это сейчас считается нормальной, хорошей средой. Не волнуйся.
– Удивительное время настало, дорогой.
– Ты поменьше за всех переживай. Дети все выросли, у них свои взгляды на жизнь, а она стала другой, не похожей на нашу.
– Где теперь мальчики? Что с ними? После горя с Мишенькой вся душа изболелась – как они там? Разбросала всех нас судьба по свету.
– Будет, Ксюша, будет. Подумай, кто сейчас живет с детьми. Спасибо, что хоть дочери с нами, да внучка растет рядом. А мужчины должны свои семьи содержать. Свои у них заботы. Мы с тобой тоже в свое время ушли из семей, и ничего. Счастливы. Ведь счастливы, Ксюша?
– Счастливы, конечно, счастливы. Только бы знать, что у них все благополучно, что не нужна им наша помощь, а так я не ропщу.
– Им? Нет, милая. Нашей помощи наши дети вряд ли ждут. Не так мы их с тобой воспитали, чтобы до старости ждать помощи от старых родителей. Я не думаю, что это возможно, теперь сами свою жизнь строят.
– Ну что ты опять развоевался, я ведь имела в виду не материальную помощь – советом, сочувствием…
– Ладно, у нас с тобой есть о ком заботиться здесь. А что Николай и Аркадий в России, так они мужчины, Коля – доктор, Аркадий – военный. Сами выбрали свой путь.
Получив очередную почту, Георгий Кириллович обнаружил необычное письмо. Оно было из Швейцарии, от Монастырских. Он с изумлением вскрыл его.
– С чего это вдруг они с нами переписку завели? Странно… – Открытое письмо заставило вздрогнуть Георгия Кирилловича, оно было от Варвары Вересовой. Значит, Аркадий все-таки женился на Варе, как и мечтал. Но, читая далее, лицо его все темнело и темнело. Потом он в бессилии медленно опустился в кресло и долго сидел не шевелясь, опустив седую голову на грудь. Вид у него был ужасен.
– Боже, боже, только не это, бедный мой дорогой мальчик! Мой милый мальчик, за что же все это!? – Слезы градом катились по его морщинистым щекам и крупными каплями падали на грудь. Как же ему было тяжело, один Бог знает.
Это было письмо от Вари, где она сообщала о гибели Аркадия в Крыму. Он погиб в самый последний день отступления остатков белой армии. Они уже собрались перебраться в Грецию и ждали парохода. У них родилась дочь, Ксюша. Варя с малышкой ждала мужа в Анапе, но бой, шедший в самом городе, стал для Аркадия последним.
Оставшись одна с ребенком, не зная, что делать, после отхода красных Варя разыскала захоронение мужа и перезахоронила его прах. Потом с ребенком стала пробираться в Петербург. Это была нелегкая поездка, занявшая не один-два дня. Более месяца Варя провела в поездах! Приехав в Питер, она рассчитывала найти там бабушку, но оказалось, что та уже давно умерла. Никого знакомых в городе не осталось, и тогда Варя решила пробираться к родителям в Женеву. Это заняло очень много времени и сил. Сейчас она дома, в Женеве, уже немного пришла в себя, главное, что сумела в этом хаосе спасти дочь. Ей скоро год, она копия бабушки, матери ее ненаглядного и любимого мужа. И еще пишет, что ни в чем не нуждается, а считает себя обязанной сообщить родителям Аркадия о его последних днях жизни и месте гибели. Георгий Кириллович долго сидел один в кабинете с великой тяжестью на сердце.
– Как все это сказать Ксюше? Оно ее убьет?
И он решил пока молчать, хотя бы сам пока придет в себя, потом позже что-нибудь придумаю.