Читать книгу Кожа и чешуя. С чего начинается Деликатес - Мария Волощук Махоша, Арсений Волощук - Страница 11

– В смысле «Баба жива»? Вы понимаете вообще, что несёте? Кто это допустил? – Большой чиновник тряс в воздухе Бабиной заявкой на жизнь и орал так, что жилы и вены лезли из него прочь.

Маленький чиновник, принёсший ему бумагу вместе с вестью о живости Бабы, втягивал голову в плечи, словно надеясь укрыться за своими неширокими плечами от напирающих жил и вен. Когда ему на стол заявление Бабы положили, он хотел подмахнуть, как обычно, не глядя, но красная приписка сверху гласила: «Утверждает, что она та самая Баба, которую дракон сожрал». Сколько их развелось, таких баб, но ни одна из самозванок за документами не обращалась. Так, орут на площади для прибыли, а эта, выходит, замышляет что-то, раз официоза требует. Отложил себе бумагу. Проверил номер – сходится номер! По номеру действительно та самая сожранная Баба! Перебили номера, выходит? Не может же быть она! Посоветовался с законниками, которые расследование вели, правды им не открывая: может ли быть, что и не жрал змей бабы вовсе? Чисто гипотетически? Те ответили: «Да легко! В желудке-то у него следов не нашли. Может, и продал кому, или на горе приблудилась на самом деле. Только это уже неважно: с Драконьих Гор не возвращаются! Значит, сожрал. Так или иначе – сгинула».

Вот те на! Выходит, может и она быть. Что делать-то теперь? Страсть как хотелось просто засунуть бумагу под сукно и забыть о ней. Не подписали заявление – нет человека. Пошёл советоваться с умными людьми. Те послушали внимательно и велели с бумагой этой не шутить. Заявится ещё самозванка, массы народные качнёт своим явлением, беспорядки начнутся – не сносить ему тогда головы, а у него она одна, не то, что у дракона. Надо привести документы в соответствие с реальностью, то есть, чтоб не стало этой Бабы, как в бумагах указано. И срочно. Но раз самому ему такой приказ не по чину, то отдать неприятность надо наверх, и чтоб ему приказ такой отдали, и он тогда его со спокойной душой вниз спустит, тем, кто исполнять будет.

Он сам-то что? Маленький человек! Бумаги туда-сюда передаёт. Ну, поорут на него, погневаются. Может, премии лишат. Главное, чтобы не самому решать, а значит, не самому отвечать. Поэтому явился он в кабинет Большого человека ко гневу готовый.

– Никто не допускал. Она сама пришла и написала. Номер исподний сверили с пристрастием: она и есть. Мне снизу передали, сам бы я такой бумаги ни за что не взял, я же понимаю… А они что? Они там, внизу которые, чинушки глупые! – лебезил Маленький человек скороговоркой.

– Кто её отпустил? Где она? Толпа услужливых идиотов! Такие деньги вложены! Такие силы! Таких людей подставляете! План по драконам на год не выполним – всех премии лишат, весь департамент по борьбе с Драконьим Беспределом! Уволю, недоумки!

Большой человек взмок от чувств и напруги так, что, того гляди, лужа с него натечёт, и глаза таращит, как бы наземь не вывалились. Маленький, не вынимая головы из плеч, развёл руками, отчего стал похож на безголовую курицу, которая по двору бегает после того, как ей острым топором башку отрубили.

– Ушла она. Не знаем, где. Дома была, подралась с новой хозяйкой хаты в свою пользу. В общине её тоже видели, но не задержалась. В селении нет её, в доме у родителей всё перевернули от подпола до крыши, – отчитывался человек-курица.

– Родные что говорят?

– Говорят, приходила самозванка, на неё похожая. Прогнали, якобы не их дочь. Сына пытали даже немножко. Он сказал, точно самозванка, потому что нытик и хлюпик, а его мать кремень была. Может, и не она это вовсе?

– Конечно, не она. Откуда вдруг она? Всё доказано! Сожрал, и точка! Сожрал! Нет Бабы. Самозванка или нет, а Дракон человека сожрал и будет казнён. Билеты на шоу распроданы, штрафы и санкции на драконов наложены. Точ-ка! Исполняйте, как хотите! – извергался Большой чиновник, в клочья разметав Бабину заявку на жизнь.

Маленький чиновник, упав на четвереньки, собрал кусочки, потом приподнялся согнувшись и, кивая, попятился спиной к двери, за которой скоро исчез, оставив Большого извергать вены и жилы в одиночестве.

– Как там? – спросили его ждавшие за дверью бледные двое.

– Слышали сами, чего спрашиваете? Расчленил заявку, – передал им клочки Маленький, – не подписал. Мёртвая будет, оживать ей запрещено. Что хотите, делайте – нет её. Сож-ра-на. Появится – всех премии лишу! А он – уволит!

Маленький человек шипел на бледных, и из него лезли вены и жилы.

 ***

– Почему драконы тебя бросили? – спросила Баба у Сейла. – Они ведь сильные, мудрые, они тебя вытащить могут.

– Не бросили. Драконы не люди – своих не бросают. Они тебя искали – не нашли. Мы золота законникам дали, много, чтоб откупиться – они золото взяли и кинули нас, как обычно. Люди ж подлые, у них свой интерес. Они под то, что им нужно, всё и переворачивают.

– И что теперь? – Бабина мыслительная цепочка на этом месте попала на тупиковую ветку, за которой в её мозгу начиналось бесконечное зелёное поле.

– Правдой пробовали – не пошло, рыжухой пробовали – не пошло, будем смертью пробовать, – сказал Дракон.

– Куда ни плюнь, везде смерть. Надоело, – буркнула Баба, недовольная его ответом.

– Так что сделать, если, кроме смертушки, ничто в этом мире «по полной» не работает? – ухмыльнулся Дракон. – Помнишь, я говорил про лекарей наших, что живут отдельно? Завтра прилетит мой адвокат, садись на него и гони к лекарям. Скажи, Сейлу на время издохнуть надо. Они поймут. И к Дену сгоняйте, золота займите под мои капиталы. Надо будет потом анатомов купить, чтобы меня не раскромсали после смерти на много маленьких дракончиков.

Баба ожидала от него добротного решения, а тут расстроилась: издохнуть в этом мире – дело нехитрое, каждый так может. Не решение это для жизни!

– Зачем тебе? В зоопарке хоть живой будешь, а так-то не вернуть обратно! И если тебя анатомы не искромсают, то куда я потом тушу твою огромную дену?

– Одна голова, Баба, хорошо, а две головы – лучше, особенно если обе они твои, и от тебя не отрубленные. Не тупи! Я ж не совсем помирать собираюсь. Так, небольшой анабиозик организуем – поваляться, отдохнуть. Хоронить меня несподручно: яму замучатся копать, выбросят на свалку. Проснусь – улечу себе спокойненько.

– А если не проснёшься? – беспокоилась Баба.

– А если не проснусь, то хуже, чем сейчас, мне точно не будет. Всю жизнь в зоопарке какать у всех на виду – лучше уж анабиоз!

– Неправда! Ты не пожил ещё, драконят не наплодил, некому будет по тебе ни заплакать, ни помянуть добрым словом. По мне вон целая община на поминки собирается жрать, пить, гармошки рвать! А поживёшь в зоопарке – звездой станешь, люди будут тебя знать, – пыталась уговорить его жить Баба.

– Ага. И когда я помру лет через «цать» от тоски, в газетах ваших заголовки будут во всю полосу: «Умер вчера рыжеглазый Дракон!» И придут меня хоронить, и цветов мне принесут, и игрушки будут детям потом вырезать: трёхшеий дракон с одной головой.

Баба уже было подумала, что Дракон повёлся, смирился. Обманулась Баба.

– Ты, правда, что ль, поверила? Баба… Ну не-е-е-т, не может быть! Ты же умная, ты же настоящая! Ты бы на такое повелась сама-то? – удивился Дракон.

– Нет, конечно. Я и на поминки свои не пойду. Какая мне разница, сколько по мне заплачет, если меня нет? И пока я есть-то, всё равно, а тогда – тем более! Хотя… Представляешь, усядутся они все за длинным столом, конины нажарят, рюмки нальют, скажут: «Не чокаясь!», а тут я вся в белом заявляюсь. Весело может получиться!

– Фу-ф, а то я уж испугался, что ты перегрелась и ненароком в полную дуру обратилась! Мне абсолютно индифферентно, сколько по мне, дохлому, заплачет. Зоопарку – нет, свободе – да, пранку – тройное да!