Читать книгу Наследник - Марк Арен - Страница 6

Из-за какой-то аварии инженерных систем организаторы перенесли бал в самый последний момент, и так получилось, что Даша об этом не знала. В результате, когда сестры и сопровождавший их Майкл (Андрей срочно умчался по какому-то делу) вместе с другими неосведомленными гостями, потоптавшись у ворот Константиновского дворца, все же узнали, куда перенесли «этот чертов бал», и приехали к Гранд-Отелю, праздник был в самом разгаре.

Едва Майкл под руку с Катей и Дашей появился в холле, как сразу все повернулись к ним, вынудив сестер многозначительно переглянуться; от их внимания не ускользнуло, с каким интересом посмотрели на их кавалера прочие дамы.

В зале ресторана по сравнению с прочими днями произошли большие перемены. Чтобы можно было танцевать на балу, из него были вынесены все стулья и столы, и поэтому гости, стоя парами и группами, опоясали его стены живым, шумным кольцом. Оркестр играл попурри из Кальмана. «Дворянские» балы всегда славились музыкальным разнообразием, и Катя не удивилась, заметив в дальнем углу зала замысловатую конструкцию из множества световых и акустических установок, вокруг которых деловито копошились несколько одинаково одетых людей, готовя, видимо, сюрприз в лице приезжей звезды. На другом краю зала вдоль стены прогуливались усачи в сомбреро, с гитарами и трубами.

– Будет весело, – кивнув в их сторону сказал Майкл. – Как вам латиноамериканские танцы?

– Я смогу только румбу а вот с Дашей можете все, – поспешила ответить за двоих Катя и сконфузилась, поймав на себе выразительный взгляд сестры.

Майкл хотел ей что-то ответить, но в этот миг прозвучали призывные звуки мазурки Хлопицкого и несколько стоящих по соседству пар, манерно раскланявшись, направились к центру зала. Поймав взгляд Майкла, Даша глазами указала ему на сестру. Тот, оправив фрак, подошел к Кате и, сухо щелкнув каблуками, кивнул головой. Сделав скромный книксен, Катя протянула ему руку, и они присоединились к тем, кто уже парами выстроился в центре зала. Первой в шеренге стояла вице-премьерша с сыном. Затем польский морской атташе с паненкой. За ними один из владельцев «Зенита» с дочкой. После известный актер N* неизвестно с кем и так далее, и так далее, и так далее…

Стороннему наблюдателю могло показаться, что ожила картинка, столь красочно описанная когда-то классиком. Расправив воображаемые усы, консул пошел во второй паре с тем неповторимым шиком, с каким этот танец танцуют поляки. Услышав раздающиеся вокруг охи да ахи, Катя огляделась по сторонам. Вдоль стен яблоку было негде упасть. Все те, кто совсем еще недавно неспешно фланировал в вестибюле или же вел беседы в фойе, услышав первые аккорды, вернулись в зал посмотреть танец. Какой-то мужчина с лысой, как бильярдный шар головой, топал ногою, как на параде, и преимущественно невпопад. Другой, уже прилично пьяный, пытался дирижировать тростью, да так энергично, что создавал большую нервозность среди стоявших рядом с ним гостей. Лишь некоторые дамы, в силу некоторых обстоятельств оставшиеся без кавалеров, наблюдали за мазуркой с таким отсутствующим видом, с каким обычно стоят за прилавком продавщицы недорогих магазинов. С умилением на танцующих смотрели лишь только те, которые в силу своего преклонного возраста относились так уже ко всему на свете. Очень скоро танцоры подустали. Словно позабыв, что мазурку исполняют на цыпочках, плавно и кругообразно разводя ногами, они выделывали ими черт знает что. Вместо того чтобы, к примеру, делать pas de Basques, они просто бежали вперед, доскакав до умозрительного угла, стукали каблуком и, повернувшись, припрыгивая, уносились дальше.

Танец меж тем уже набрал обороты. Вскоре пришло время делать фигуру под названием pas de Pouvoir.

В этой фигуре одна из дам садится на середине круга и, выбрав в доверенные другую даму, шепчет ей на ухо имя того, с кем бы она желала танцевать. Ее партнер подводит к ним поодиночке других кавалеров, и посвященная в тайну доверенная дама отказывает им всем, пока очередь не доходит до известного ей избранника. В середину круга села вице-премьерша и выбрала себе в подруги даму с печальными глазами. А юноша пустился отыскивать ее избранника. После того как он подвел к матушке с полдюжины танцоров, на которых та даже не смотрела и которым дама с печальными глазами отказывала с улыбкой Джоконды, очередь наконец дошла до Майкла. И не успел он подойти к вице-премьерше, как та, зардевшись, встала ему навстречу. Легкая тень промелькнула по Катиному лицу, и это не осталось незамеченным для взглянувшего на нее из-под бровей Майкла. Проводив даму к сыну и вручив ее по принадлежности, Майкл вернулся к Кате и, поцеловав ей руку, встал рядом с ней.

– А вы, однако, дамский угодник! У нашей вицепремьерши тонкий вкус! – погрозила ему пальчиком Даша.

– Не более чем простая случайность. Уверен, она выбрала меня лишь потому, что я был рядом, – ответил ей Майкл.

– Так вам и поверила! – ответила Даша и, сказав: «Нам нужно припудрить носики», увлекла сестру за собой.

Однако на пути в дамскую комнату их то и дело останавливали небольшие группки о чем-то спорящих людей. Слушая то, о чем они судачат, Кате подумалось, что выражение «Невидимая Россия» больше бы подошло не выставке картин, а петербургской богеме, включая форум, особенно той ее части, что была недоступна постороннему глазу. На виду оставались дружелюбные улыбки, оптимистические прогнозы, трескотня пиарщиков. Но все это было лишь тонкой, хотя и яркой оболочкой, под которой скрывались ожесточенные споры, столкновения интересов, конкуренция, давление, выкручивание рук и неприкрытые угрозы. «Звериный оскал капитализма», как любил говаривать отец. Сам он старался всегда быть над схваткой, пытаясь если не примирить враждующие стороны, то хотя бы понизить накал их страстей. Обычно это ему удавалось. Но на сей раз свара выплеснулась наружу.

На закрытом заседании форума обсуждался проект губернатора Деева. Вообще-то дела у него шли неплохо. На заводах его края трудились и получали зарплату десятки тысяч людей. Но в правительстве не любили Деева, за ним закрепилась слава дешевого популиста. Появился даже термин «деевщина» как высшая форма «маниловщины». Многих настораживала щедрость деевских инвесторов, и они искали в этом некий скрытый политический подтекст. В Думе он тоже не пользовался популярностью. Хотя бы потому, что, зная ее низкий рейтинг, обещал, став президентом, разогнать парламент и отправить всех депутатов на лесозаготовки. В общем, его доклад на форуме был встречен в штыки. В результате все перессорились, и Деев, облаяв всех, хлопнул дверью и отбыл восвояси.

Прозвучавшие вдруг фанфары прервали ее размышления. Зычный голос распорядителя объявил выход дебютантов, и большинство спорящих, многие из которых впервые вывели в свет своих дочерей и внучек на бал, поспешили в зал, открыв сестрам путь в туалетную комнату.

Когда они вернулись к Майклу, танец был в самом разгаре. Впервые попавшие на бал юноши и девушки чинно вышагивали под плавные звуки полонеза. Их лица были напряжены, улыбки, казалось, застыли, а в глазах многих стоял страх. Однако шаги и повороты, отрепетированные на долгих занятиях, оставались безупречно четкими, даже несмотря на смену зала. Глядя на эту юную поросль петербургской элиты, Катя попыталась вспомнить, какой была она в шестнадцать лет.

– Когда-нибудь эти мальчики будут править страной, – сказал кто-то из стоящих рядом.

– Править будут эти девочки, – усмехнулась Даша, – а мальчики будут только подписывать бумаги.

– Браво, Даша, браво! – пророкотал появившийся вдруг рядом с ними статный мужчина с военной выправкой. – Ваши реплики разят, как говорится, не в бровь, а в глаз. Эх, если бы мое сердце принадлежало мне, то я, несомненно, предложил бы его вам, а в придачу к нему еще и руку, и половину края. Но! Для меня нет никого краше моей Дульсинеи Тобосской, по совместительству сестры вашей, Кати, а край принадлежит России, не мне!

Тут он сделал вид, что только заметил Катю и, прижав руки к сердцу, сказал:

– О, прекрасная! Я занес было ногу на борт вертолета, чтобы улететь прочь из этого погрязшего в грехах города. Но мое сердце подсказало, что вы будете здесь, и я, переломив через колено свою гордость, примчался, чтобы на зависть этим мазурикам сбацать с вами такую мазурку, какую свет не видал, но как вижу, опоздал!

– Не расстраивайтесь, генерал! – сказала ему Даша. – По-моему, наш новый друг вас лихо заменил. Уж можете поверить, в старинных танцах я знаю толк.

– Мазурка – гусарский, воинский танец, – отрезал генерал. – Не женщине судить о ней.

Он повел взглядом и остановил его на Майкле.

– Господин Вертер, – представила Майкла Катя.

– Увлекаетесь бальными танцами? – высокомерно спросил его генерал.

Майкл не спешил отвечать. Он посмотрел на Катю, потом на Дашу. Даша спохватилась первой:

– Позвольте вас представить. Константин Георгиевич Деев.

– Весьма польщен, – произнес Майкл. – К сожалению, Константин Георгиевич, само упоминание о бальных танцах уже вызывает у меня смертную тоску. В учебном заведении, где я когда-то учился, этой дисциплине придавалось неоправданно пристальное внимание.

– В балетной школе? – довольный своей шуткой хохотнул генерал.

– Нет, в Суворовском, – сделав паузу, спокойно ответил Майкл.

Деев покраснел и, смерив Майкла недоверчивым взглядом, сказал:

– Однако вы не больно-то похожи на офицера.

– Так получилось, что я решил заняться наукой, – ответил Майкл.

– Теперь понял, – с грустью вздохнул Деев, – вы интеллигент.

– А вам что, не нравятся интеллигенты? – спросила его Катя.

– Мне нравитесь вы, Катенька, а интеллигентов я действительно не люблю! – сказал как ножом отрезал генерал.

– За что же? – удивилась Катя.

– За Расею! – ответил генерал. – За погубленную ими Расею!

– Это эмоции, генерал, – вмешалась в разговор Даша. – Вы пользуетесь тем, что интеллигентные люди не могут отвечать вам в вашей же манере. Что они робеют и теряются, когда им хамят. Но вы же знаете, я не такая. Поэтому или факты, генерал, или я, посчитав себя оскорбленной, потребую у вас сатисфакции. И тогда вам придется выбирать между плохим и очень плохим. Потому что, отклонив мой вызов, вы покроете себя позором, а приняв, опозоритесь вдвойне. Посему выбирайте: или вы мне – факты, или я вам – позор! – подбоченившись, завершила свою тираду Даша.

– Извольте, – слегка обескураженный ее напором ответил Деев. – Вам, должно быть, известно о существовании такой штуки, как статистика. Она беспристрастна, как вечная мерзлота. Так вот, хранимые ею цифры говорят о том, что в царствие Николая II Россия достигла небывалого благосостояния. Что потребление, к примеру, чая увеличилось в два раза, а сахара и того больше, в три. И не надо кривиться, уважаемая Дарья Николаевна, – сказал он, заметив реакцию Даши. – В те времена уровень потребления этих товаров был таким же мерилом благополучия, каким сегодня являются автомобили и дома. А из этого следует, что источником недовольства в России были не реальные тяготы жизни.

– А что? – спросила Даша.

– Мысль о ее несправедливости, которую внушала народу ваша интеллигенция. Да-да! – воскликнул генерал, заметив Дашин скептический жест. – За всю присущую человеку дисгармонию, за все его неурядицы дома и на работе интеллигенция виноватой назначила власть, и в первую очередь царя, будто бы в его силах было изменить в человеке все то, за что он когда-то был изгнан из рая. Короче, целое столетие русская интеллигенция жила отрицанием и подрывала основы существования России.

– А генерал не так прост, как кажется, – наклонившись к Кате, шепнул ей на ухо Майкл.

– Вздор, – запальчиво ответила генералу Даша.

– Скажите это Бердяеву. Эти слова принадлежат ему, – ответил генерал и, желая показать, что полемика с Дашей закончена, отвернулся от нее.

– А скажите-ка, господин… – поморщился, словно силясь вспомнить, как его зовут, обратился он к Майклу.

– Вертер, Майкл Вертер к вашим услугам, – подсказал ему Майкл.

– Ах да, Вертер, – спохватился Деев. – Так вот, признаюсь, вы меня заинтриговали, и я просто сгораю от нетерпения узнать, на какую такую науку вы обменяли ваш мундир?

– Я социолог, – коротко ответил Майкл.

– А-а-а, – протянул генерал, – социолог… Впрочем, я так и думал… Да-с.

– Послушайте, – сказал он вновь после небольшой паузы, – а я вот остался на службе, и поэтому вы, уж не взыщите, не очень сведущ в науках. Ну нет, я, конечно, знаю, что мерилом полезности химии является отравляющий газ, физики – нейтронная бомба, а лучшим плодом филологии является караульный устав. А чем занимаетесь вы, социологи, в перерывах между выборными экзитпол?

– Извольте, – с улыбкой на устах ответил ему Майкл. – Мы пытаемся понять и объяснить общественную жизнь, ищем пути к справедливому мироустройству…

– Смотрите-ка, – удивленно поднял брови генерал, – так ведь и я занимался мироустройством в том смысле, что устанавливал мир в одном отдельно взятом регионе. Выходит, и я социолог?

– Я говорил о справедливом мироустройстве, – не реагируя на иронию генерала, сказал Майкл.

– О какой такой справедливости вы говорите, – начал терять самообладание генерал, которого выводило из себя нарочитое спокойствие Майкла. – Это все ваши интеллигентские выдумки, чтобы будоражить людей. А на самом-то деле жизнь продиктована не справедливостью, а целесообразностью, степень которой каждый человек определяет для себя сам. Вы даже яблоко не сможете разделить по справедливости. А говорите о науке!

– Яблоко? – переспросил Майкл. – У меня появилась идея. Если я в вашем присутствии и присутствии уважаемых дам разделю по справедливости яблоко, мы прекращаем дискуссию и занимаемся балом, а если нет…

– А если нет, – перебил его Деев, – мы опять-таки прекращаем дискуссию и занимаемся балом, но вы перед этим в моем присутствии и в присутствии все тех же уважаемых дам во всеуслышание признаетесь, что занимаетесь полной ерундой, или нет, постойте, полнейшей чепухой!

– Я согласен, – не раздумывая, протянул ему руку Майкл.

– Ох, с огнем играете, господин бывший офицер, с огнем! – пожав ее, покачал головой генерал.

Извинившись перед дамами, Майкл отошел к столику, где стояла фруктовая ваза, и, взяв яблоко, вернулся к генералу. Сестры с интересом следили за ним. Генерал, делая вид, что все это ему крайне неинтересно, тем не менее скосив глаза, тоже наблюдал за ним. Майкл тем временем, слегка поднатужившись, разделил фрукт пополам и протянул генералу обе половинки. Тот слегка удивился:

– Объяснитесь…

– Все очень просто, – ответил Майкл, – поскольку яблоко делил я, то право выбора дольки должно быть за вами. Если бы яблоко делили вы, то первым выбрать дольку должен был я. И поэтому, кто бы из нас его ни делил, он будет стараться сделать это честнее, и если все же ему достанется меньший кусок, то винить в этом он будет только себя. Значит, не так делил!

– Здорово! – захлопала в ладоши Катя. – Я считаю, что выиграл Майкл.

Генерал протестующее поднял было руку, но зычный голос распорядителя бала объявил:

– А сейчас, уважаемые дамы и господа, по традиции будут разыгрываться фанты!

Все тут же зашуршали бумажками. Даша первой оторвала от своего приглашения прикрепленный к нему конвертик и осторожно вскрыла его край.

– Пусто, – разочарованно сказала она, – опять пусто! А впрочем, чего я могла еще ожидать, ведь я такая везучая! – с сарказмом сказала она и со словами «а что у тебя?» попыталась заглянуть в фант Кати.

– У меня танец! – раскрыв свою бумажку, ахнула Катя и звонко крикнула, размахивая фантом: – Господа, господа, у нас танец!

Все сразу посмотрели в сторону Кати.

– А у нас песня, – послышался голос с левой части зала, и все как по команде обернулись туда. Там с фантом в руке рядом с дамой стоял жгучий брюнет. Лицо распорядителя бала озарила улыбка.

– Награда нашла героя! – возопил он, указывая на брюнета. – Этот господин, войдя в непростое положение устроителей бала в связи с внезапной аварией во дворце, абсолютно без-воз-мез-дно, то есть даром, предоставил свой замечательный ресторан! Позвольте представить, дамы и господа! Его зовут… – Но увидев, что брюнет едва заметно покачал головой, продолжил, меняя тему, как ни в чем не бывало:

– По нашим канонам после полонеза дебютантов должен состояться танец-фант! – сказал распорядитель и объявил: – Всеми любимая Екатерина Кузнецова со своим кавалером!

Вокруг захлопали в ладоши, а Катя, сказав, что танец будет наградой Майклу за выигранный спор, грациозно протянула ему руку. Дирижер взмахнул палочкой, грянули первые аккорды «Бесаме мучо», и ведомые десятками глаз Катя и Майкл закружились в танце.

Танго не относилось к числу любимых танцев Кати. Ей больше нравился вальс. Она любила, отдавшись плавному течению и позабыв обо всем растворяться в танце. Вальс уносил ее словно широкая спокойная река. А танго казалось горным потоком, стремительным, бурным и непредсказуемым.

Однако Майкл смог сдержать этот поток. Он вел Катю, не выбиваясь из ритма, плавно и нежно, точно так же, как исполняла песню любимица отца – неувядаемая Сезария Эвора. Все его движения были уверенными, а прикосновения выдавали скрытую силу. Кате казалось, что он мог бы легко поднять ее одной рукой. Осмелев, она стала прогибаться все глубже, откидываясь так, что кровь приливала к щекам, но ладонь Майкла на ее талии оставалась крепкой и надежной. И горячей. Катя чувствовала, как тепло этой ладони передается ей. Странно, но ей не было жарко. Разгорячившись, она чувствовала только необычайную легкость во всем теле. Казалось, достаточно будет лишь оттолкнуться от паркета – и взлетишь под потолок! Слушая легкие, мелодичные, хрустальные звуки музыки и ощущая на себе сильные, уверенно и умело ведущие руки партнера, Катя полностью отдалась во власть танца, изгибая стан, поворачиваясь и кружась. Она танцевала, забыв всех и вся, словно они были одни в этом зале.

Майкл наклонился над ней в пируэте, и его мягкая борода скользнула по ее щеке.

– Пообещайте, что непременно приедете в Грецию. Я буду вас ждать, – прошептал он ей на ухо.

– Не могу ничего обещать, – таким же шепотом ответила она.

Не успела она закончить эту фразу, как оркестр слаженно и резко оборвал финальный аккорд, и Майкл обеими руками придержал за талию Катю, окончившую танец эффектным прогибом назад, едва не коснувшись вытянутыми руками пола. Грянули аплодисменты.

– Фантастика! – произнесла Катя с нарочитой грубоватостью. – Вы меня закружили, как настоящий аргентинский мачо. Мне нужно отдышаться.

– Пожалуй, мне тоже, – признался Майкл, взяв ее под руку, и они вернулись туда, где оставили Дашу и генерала. Однако Даша стояла в гордом одиночестве.

– А где генерал? – спросил ее Майкл.

– Пошел стреляться, – невозмутимо ответила Даша. Катя выразительно посмотрела на сестру, но та недоуменно пожала плечами. В это время оркестр начал исполнять новый танец, и какой-то Дашин знакомый, подойдя к ним, ее пригласил.

«Уже забыла об Андрее, а он, наверное, грезит о ней», – подумалось Кате, смотревшей на кружащуюся в танце сестру. Но тут же тряхнула головой, будто отгоняя серьезные мысли. Ей было весело и легко. Следующий тур вальса они с Майклом не пропустили, а потом зазвенели мексиканские гитары, и на паркете стало свободнее, потому что на румбу и сальсу у публики уже не осталось сил. А у Кати с Майклом словно открылось второе дыхание, и они выдали два зажигательных круга и вновь под аплодисменты вернулись на место.

В перерыве между танцами распорядитель разыграл, наконец, фант жгучего брюнета. Заранее предупредив гостей, что он не брал уроков вокала, тот пошептался с дирижером, и грянули знакомые аккорды песни «Я люблю тебя до слез…». С первых же строчек столь любимой дамами песни все убедились, что по части вокала брюнет не лукавил. Он не очень старался попадать в ноты, но зато был словно живым воплощением Ромео, Хосе и Отелло в одном лице одновременно. Это был спектакль одного актера, который играл самого себя и делал это мастерски и великолепно! В финале песни он пал на колени перед своей дамой, осыпая ее лепестками, вырванными из ближайшей корзинки роз. Зал стонал от восторга и разразился бурей аплодисментов. Мужчина сдержанно поклонился, как заправский певец, указывая рукой на оркестр, и сел рядом со своей сияющей дамой.

– Какая экспрессия! – восхищенно сказала Катя.

– Ставлю сто против одного, это Кавказ! Точно, Кавказ! Наши на такое чувство просто не способны!

Тем временем распорядитель, поблагодарив обладателя второго фанта, объявил дефиле, и в зал под звуки музыки одна за другой стали выходить расфуфыренные модели.

– Разрешите предложить вам вина, – сказал Майкл, обращаясь к сестрам.

– Мне, пожалуйста, бургундского, – попросила Даша.

– Пожалуй, и мне, – согласилась с ней сестра. Оглядевшись в поисках официантов и не найдя таковых поблизости, Майкл направился в сторону бара. Почтительно кивнув улыбнувшимся ему по дороге двум пожилым дамам, он подошел к стойке и попросил вина. Взяв в руки по бокалу, он собрался уже вернуться назад, как вдруг кто-то резко задел его правый локоть, и бургундское мигом перешло из бокала на его ослепительно-белую до того рубашку. Толчок был настолько резким, что вино обрызгало не только его, но и проходящего мимо мужчину. Майкл с досадой посмотрел направо и увидел Деева, чьи смеющиеся глаза не оставляли и тени сомнения в том, что это произошло отнюдь не случайно.

– Эх, жалость-то какая, – нарочито огорченно сказал генерал. – Смокинг-то, небось, арендованный? Да-а-а, не повезло вам. Сегодня вам будет уже не до танцев. – Сказав это, Деев с деланым видом вздохнул и, довольный собой, обернулся к поприветствовавшей его пожилой паре.

Майкл почувствовал, как у него вскипели вены. С трудом сохраняя самообладание, он заставил себя подойти к бару, заменить бокал и вернуться к дамам.

– Что это с вами? – увидев его, всплеснула руками Катя.

– Да вот незадача, – улыбнувшись, развел руками Майкл. – Хотел угостить вас вином, но сам искупался в бургундском. И теперь вместо того, чтобы наслаждаться вашим обществом, должен откланяться, чтобы привести в порядок свой костюм, тем паче что у нас с Андреем скоро самолет в Пирей. Я могу быть уверен, что вы без приключений доберетесь до дома? – спросил он, обращаясь к сестрам.

– О да, конечно, – ответила Даша, – можете за нас не волноваться. Звонил папа, он приехал в Питер и обязательно за нами заедет. Меня больше волнует, что будете делать вы? Мы в своем городе.

– Поеду в отель, найду горничных, – выразительно оглядев свой костюм, ответил Майкл и, поцеловав дамам ручки, откланялся.

Выглядывая из-за чужих спин, Катя провожала его взглядом, пока это было возможно. «Если он обернется, то мы будем вместе», – почему-то решила она для себя. Но Майкл и не думал этого делать. С каждым шагом, что приближал его к дверям, ее сердце билось все сильнее, и ей казалось, что все это слышат. И когда оно было уже готово вот-вот выпрыгнуть из груди, чтобы догнать и заставить его обернуться, он вдруг обернулся сам и помахал им рукой. Обессиленная от пережитого, Катя прислонилась к стене и под удивленный взгляд Даши стала медленно сползать на пол…

А по ту сторону той же стены к выходу из ресторана размашистым шагом шел генерал Деев. Его душила злоба. Сорвав с себя бабочку и рванув ворот рубашки, да так что с треском слетели ни в чем не повинные пуговицы, он спросил:

– Кто такой этот чертов хлыщ, откуда он взялся?

– Скоро узнаем, – подобострастно забегая вперед то слева, то справа, ответил помощник.

– Скоро кошки родят, – рявкнул Деев, – чтобы завтра бумага была у меня на столе…

Выйдя из зала, Майкл поначалу хотел было поехать в отель, но решив хоть немного привести в порядок свою одежду, передумал и зашел в мужской туалет. Там, склонившись над одною из раковин, возился со своей рубашкой пострадавший вместе с ним человек.

– Бургундское? – кивнув на свою рубашку, спросил он Майкла.

– Бургундское, – ответил Майкл, лишь сейчас заметив, что это был тот, кто пел в зале песню.

– Хорошее вино, – вздохнул товарищ по несчастью, – не отмывается.

– Прошу прощения, что так получилось, – извинился Майкл, – могу я как-то компенсировать вам ущерб?

– Я же все видел, вы не виноваты, – успокоил его брюнет и тут же предложил: – Мыло хотите?

– Попробую, – неуверенно сказал Майкл и, смочив салфетку, стал с ожесточением тереть свою одежду. На протяжении какого-то времени в туалетной комнате было лишь слышно их тяжелое сопение. Первым сдался брюнет.

– Это безнадежно, – сказал он, нарушая молчание.

– Видимо, да, – отерев со лба пот, ответил Майкл.

– У вас есть машина? – спросил его брюнет.

– Нет, возьму такси, – ответил ему Майкл.

– Такси? – удивился мужчина. – Вы, наверное, не местный. Вообще-то я тоже не местный, я из Москвы, но в обеих столицах ни один таксист не возьмет пассажира с таким красным пятном на груди. Давайте-ка я дам вам рубашку.

– У вас тут есть рубашка? – удивленно взглянул на него Майкл.

– У меня здесь есть все, – ответил брюнет и, подумав, добавил: – Или почти все. Это мой ресторан.