Читать книгу ИНСАЙТ - Марк Грим - Страница 7

Прибой вляпался в Морок. Я не сразу понял. Только мы с ним несём по трухлявой лесенке ящик, полный мясных консервов (редкая и ценная добыча!), и вот он уже (ящик упал мне, аккурат по голени) хлопает ладонями, будто ловит несуществующих в этом жестоком мире бабочек. И смеётся. Я на мгновение теряюсь – настолько этот смех бессовестно счастливый. Но тут же прихожу в себя: смех сменяется негодующими вскриками, руки, до этого беззаботно хлопающие, теперь пытаются что-то оттолкнуть, пальцы скрючены когтями, фигура парня как будто размывается. Меня Прибой, даром, что я крупнее, почти сбрасывает с лестницы, но я удерживаюсь и, умудрившись прижать его предплечья к ветхим перилам, кричу:

– Люшер!

Это наш сигнал при Мороке. Не знаю почему. Первым появился Мумия. Он молча (как обычно) взял Прибоя в обратный захват, позволив мне наконец-то растереть больную ногу и, матерясь, взгромоздить ящик на те же прогибающиеся перила, сквозь которые я только что чуть не перелетел.

Потом подоспел Дятел. Он отбросил многообещающе звякнувшую (опять алкоголь, наверное! Везёт засранцу!) котомку и выхватил из заплечного мешка старый плед. Совместными усилиями замотав буйствующего Прибоя в шерстяной кокон, мы вывалились на улицу (я умудрился выволочь ещё и ящик с консервами) и наткнулись на Улыбаку, Суслика и Лису…

– Ох, как не к месту… – Лиса, будто надеясь, что это приведёт парня в чувство, дернула за серо-волнистую прядь. Но нет, Прибой всё так же дёргался и выгибался в своём коконе. Хорошо, хоть, молчал, обычно морочные орут.

– Так! – Улыбака прекрасно, как и остальные, знал, что сегодня они забрались далековато на «восток» и подготовленные убежища далеко…

– Бросайте добычу, оставляем самое важное! И бежим…

Я немного погрустил о бросаемых бутылках, взваливая ноги Прибоя на плечо. Но Свора не оставляет своих! Близящийся Звон заставлял черепа вибрировать, как мыльные пузыри на ветру. Мы с Сусликом взяли Прибоя, как бревно, и побежали.

– Ффух! – злобно сопела моя Лиса, на которую навесили большую часть мешков с самыми ценными находками. – И свин сегодня, как на зло, не с нами. Как чувствовал. Говорят-же, что свиньи трюфели чуют. А наш – неприятности, блин. Ффух…

Раздалось несколько смешков, но все они прозвучали довольно нервно. Каждый чувствовал – не успеваем! Искать место, где отсидеться? Слабый вариант, обычно все убежища готовили долго и тщательно – беда, если хоть трещинку в стене пропустишь, а она окажется сквозной. После такого, потом обычно находят… В общем лучше, когда ничего не находят.

Глухая, злобная вибрация прервала мои размышления и, вспыхнув огнём в нервах, бросила нас всех на мостовую. Лиса застонала, Улыбака сплюнул слюну пополам с кровью. Хреново попасть под Звон на улице. Тени, до того почти неразличимые в тёмных подворотнях и переулках, наоборот, взбодрились. Еле слышные причитания стремительно превращались в маниакальную симфонию стенаний, и чёрные силуэты (как же их много!), загребая ногами, побрели по направлению к нам. Вибрация нарастала, и я еле расслышал голос вожака:

– Закройте глаза! Сейчас будет фарш!

«Фарш». Так он называл то, что происходит с Городом, когда Звон достигает апогея. Сам я, слава всем богам (которые, правда, похоже, забыли это проклятое место), не видел, но Крыс (к тому моменту уже покойный… в лучшем случае) рассказывал, что стены, дороги, фонарные столбы, дома, кривые башенки, сами люди, будто дрожат, скручиваются в безумные, невозможные спирали, и самое жуткое то, что в какое-то неуловимое мгновение, тебе начинает нравится этот агонизирующий танец… А потом вибрации стихают и окружающее просто плавно колышется, будто повсюду вокруг – марево горячего воздуха, оставляя тебе на память жуткую боль, слабость и мучительное чувство, будто ты почти вспомнил что-то крайне важное…

Я закрыл глаза. И ждал, пока не стих Звон, аккомпанементом которому служили наши стоны и какой-то тонкий свист. Двое глаза не закрыли. Первым делом (не считая вызывающих дурноту дрожащих стен) я увидел Прибоя. Парень, когда мы все упали, отлетел вправо к бордюру. Из раны на ушибленном о камень виске капала кровь, а плед, в который он был завёрнут, разметался по булыжникам сломанными крыльями. Глаза, ввалившиеся и наполненные ужасом, вперились в чёрно-багровое небо, а сам он как-то искривился и застыл, будто все его конечности свело. Над ним, обняв покосившийся столб с газовым фонарём, стоял Улыбака и, скаля окровавленные зубы, раз за разом взмахивал своей цепочкой, разрезая приближающиеся Тени. Цепочка свистела над самой головой, так, что никто из нас не мог встать.

– Улыбака… – еле прохрипел я. Потом, отхаркнув кровавую мокроту, смог крикнуть. – Улыбака, б**дь!!!

Когда вожак повернулся, я обомлел. В обычно спокойных глазах светился какой-то безумный восторг. Вокруг, разбрызгивая вонючую, похожую на нефть жижу, корчилось штук пять Теней, постепенно рассыпаясь чёрной пылью. Несущий смерть полумесяц свистнул ещё раз… Он летел прямо мне в голову…

Глухо и протяжно, страшно, завыла Лиса. Улыбака будто встряхнулся, в глаза вернулся разум. Лёгкое движение кисти и кулон, который должен был бы трепанировать мой череп, только прочертил на мостовой перед лицом идеально-ровную трещину. Я вздрогнул.

– Кот. Прости… Что-то мне… Нехорошо… – и, отпустив фонарный столб, Улыбака обессиленно сполз на землю. Я вскочил на ноги и, убедившись, что остальные Тени пока далеко, шагнул к нему.

Он улыбался. А из широко открытых глаз текли слёзы, на подбородке сливавшиеся с ниткой пузырящейся слюны. Он шевелил руками, пытался встать, но раз за разом падал обратно и всё бормотал:

– Время. Время вышло, оставь уже меня…

Что тут можно было сделать? Я изо всех сил (правда, я давно об этом мечтал) залепил ему пощёчину. И заорал на Лису с остальными:

– ВСТАТЬ!!!

Странно, но они тут же подорвались, будто не было иссушающей слабости, жрущей нас всех.

– Милая, бросай мешки на х**! Двое, взяли Прибоя! Да бросьте же плед, эта скотина не шевелится всё равно!!!

Мешки грустно звякнули о камни. Парни взгромождали бревно-Прибоя на плечи, а я подошёл к Улыбаке и закинул его руку себе на плечо, взяв в правую заветный кулон. Он почти ничего не весил и всё продолжал бормотать, плакать и пускать слюни.

Выпрямившись, я огляделся. Все были готовы, а Тени были уже совсем близко.

– Что встали?! БЕГОМ!

И они побежали. Я, волоча на себе вожака (хорошо у него осталось достаточно мозгов, чтобы переставлять ноги), шёл последним, периодически срезая подобравшиеся Тени. Пользоваться кулоном оказалось просто. Он будто продолжал мои страх и ненависть и, подпитываясь ими, сам плясал в воздухе. О, что это был за бег! Наши ноги набатами били в дорогу, по бокам сменяли друг-друга кривящиеся стены, а света редко встречавшихся фонарей, факелов и поганок едва хватало, чтобы не воткнуться в одну из этих стен. Хорошо, Расколотых пока не было видно.

Мы пробежали несколько кварталов. Лиса то помогала мне тащить Улыбаку, то сменяла кого-нибудь из парней. Но всё равно мы совсем выбились из сил. Тени так же брели к нам – островкам жизни в этом безумии, но большинство было далеко, а подобравшихся ближе, я срезал вожаковским кулоном. Обветшалые дома вокруг я начал узнавать. На самом деле, Город постоянно меняется и там, где раньше был пустырь или пруд, через несколько циклов может появиться очередная гниющая хибара. Остаются только те дома, в которых кто-то живёт и спит. Не знаю, почему. И никто не знает. Но чувство, что мы близко (та самая «чуйка»), оно не оставляло меня. В общем, мы остановились передохнуть…

– Бл*бл*бл*! – истерически бормотал Суслик. Мумия молча пыхтел, уткнувшись лбом в колени. Лиса, всхлипывая, пыталась вытереть Прибою кровь. А Улыбака всё так же пускал слюни мне на плечо.

Я старался дышать глубоко и размеренно, чему совсем не помогал страх, с каждым глотком воздуха, будто вливающийся в кровь. Все чувствовали что-то похожее, но мне всё казалось, что я острее всех. Я начинал задыхаться и опёрся о ржавую железную водоразборку, непонятно (как и всё остальное здесь) как оказавшуюся воткнутой посреди тротуара. Мечтая о глотке воды, я качнул рукоятку и мне на ноги, отвратительно хлюпая, плеснула… Кровь. Пополам с какой-то слизью.

Это было уже слишком. Я засмеялся и опустился на тротуар. Ко мне подбрёл Суслик:

– К-кот, не надо. Успокойся, а? – его качнуло. Я правда хотел крикнуть, предупредить, но смех забил глотку. И Суслик опёрся о кирпичную стену. А на стене была изломанная щель, в которой поблёскивали зубы…

Пасть раскрылась мгновенно, и Суслик провалился по самое плечо. Каменные челюсти так же стремительно сомкнулись и он заорал. Боже, как он орал!

Пасть, словно повинуясь какому-то приказу снова открылась. На плече парня были глубокие следы от зубов, но больше, вроде, ничего страшного я не заметил… Пока он не потянул руку на себя… Тут и там, вгрызаясь под кожу, тянулись к жадной глотке десятки сухожилий и сосудов. Рука Суслика срослась с монстром. А он продолжал орать:

– КОТ! КОООООТ! ПОМОГИИИиии!

На секунду я замер. Я обдумывал, как ему помочь, правда (хотя самая светлая мысль была – отсечь руку), а потом почувствовал ЭТО. Присутствие. Мы все почувствовали. Суетящийся Мумия и визжащая Лиса резко повернулись в направлении, откуда мы бежали. Сбив вниз пару черепиц, на фронтон трёхэтажного здания в двух кварталах от нас, выползло пятно беспросветной, абсолютной тьмы. Расколотый!

– Так. – сказал я как можно спокойнее, хотя страх требовал вопить и бежать, что есть силы. – Хватайте Улыбаку и бегом, бегом!

Они взяли понемногу приходящего в себя вожака и побежали дальше. Лиса сняла чехол с грибного фонаря и скоро три тела стали уменьшающимся пятнышком зеленоватого света. Я, держа в поле зрения зловещее пятно, подошел к мечущемуся в припадке Прибою и промямлил (до сих пор мучаюсь – можно было сказать это как-то торжественнее):

– Прости, друг. – свистнул кулон, и голова парня, продолжая бессмысленно пялить глаза и шевелить губами, откатилась на дорогу. Тени, почуяв кровь, снова двинулись в нашу сторону, на этот раз быстрее, а Расколотый начал перетекать вниз. Достигнув тротуара, тьма сложилась в сухопарую, невысокую фигуру и, расшвыривая Теней, устремилась ко мне.

– Кот?! КОООООТ! СУКАААА! НЕЕЕЕТ!

Но я уже бежал. Расчёт был прост – Суслик и так обречён, а живой он может увлечь Расколотого достаточно долго, чтобы мы могли достигнуть одного из убежищ. Если вам станет легче – его колючие крики преследуют меня до сих пор.

А потом они так же остро оборвались. Я бежал. За пятнышком света, остро осознавая (похоже, я действительно чувствовал Город лучше), что Лиса и Мумия сбились с пути. Слишком отклонились к северу. Догнав их, задыхающихся и хрипящих, я взял свою женщину за волосы и потащил по ближайшему, поворачивающему южнее, проулку. Ни она, ни Мумия не спросили об оставшихся. Спасибо им за это…

Несколько сотен метров спустя мы остановились. На маленькой площади, всосавшей три проулка, по одному из которых мы бежали. Огромная бетонная плита под ногами и искривлённая стела из потемневшей меди посередине. Не знаю, что она изображала. Сплошные острые углы, шипы и пластины. Важно было другое. За нами собралась толпа Теней, настолько густая, что казалось, будто чернильная река течёт по мостовой. Такая же толпа перекрывала боковую улочку, хотя та и так уводила в сторону от нужного нам пути. А впереди, там, где уже виднелся Шпиль, рядом с которым было несколько «подготовленных» зданий, маячили трое Расколотых. Фрагменты масок, плавающие по их телам, будто сливались в издевательские, мертвенные улыбки.

Улыбака сполз на мостовую. Лиса заплакала. Мумию затрясло. Я замер, но мозг начал работать небывало чётко. Трое. Стоят рядом. Наклонившись к ребятам, я прохрипел:

-На счёт три – бегите к Шпилю… ТРИ!!!

Я побежал первым. Взмахнул рукой, и серебряная цепочка описала полукруг, захватив всех трёх чудовищ. Эффект был не тот, что я ожидал. Их не рассекло, они не рассыпались. Только замерли на мгновение, в общем достаточное, чтобы обогнавшие меня ребята миновали площадь. Хотя мне показалось, будто последний Расколотый, с гротескной претензией на галантность, взмахнул плащом, пропуская Лису.

И они двинулись ко мне и пытающемуся встать Улыбаке, замыкая кольцо. Я только и мог, что описывать удлинняющимся кулоном круги, разрубающие Теней и заставляющие на секунду замереть Расколотых. Но всё было предрешено…

– Да-да-да, всю работу делают за моих малышей! А ведь этот был почти совсем мой, лысый, гниющий, всё, как надо! Ну так разве можно?! – поигрывая тростью, только что съездившей Кота по макушке, Кошмар, взмахнув плащом, соскочил с трухлявого ящика и брезгливо пнул горелку, уничтожив единственный источник света в каморке. Но Кот всё равно видел это существо слишком отчётливо. …Улыбака с трудом встаёт рядом – в трясущихся руках кривой, как коготь, нож.

– Эй, я к тебе обращаюсь, дружочек. Ты не слишком любишь гостей, да?

…Расколотые наваливаются разом. То ли лапы, то ли щупальца стискивают меня в страстных объятиях.

– Не слишком вежливо, так обращаться с тем, кто спас твою блохастую шкурку, а? – Погонщик кривляется и фиглярствует, руки и ноги гнутся под немыслимыми углами, жуткая маска будто смеётся. А Кот всё не может ничего сказать…

… -Нет-нет-нет-нет-нет, этого не трожьте, он мне всего дороже!!! – весёлый, немного безумный голос, режет как бритва, распевая корявые вирши. Но Расколотые замирают. Правда всего на мгновение:

– Этого можно. – Звонарь почёсывает ближайшего Расколотого. Обломки маски, плавающие на месте лица, расходятся в стороны, и голову рассекает алая щель пасти с огромными, искрошившимися, тупыми зубами…

– Кстати, чуть не забыл, хххих! – сухопарая фигура плюхнулась на матрас, рядом с дрожащим Котом. Тонкая рука змеёй обвила шею, а маска (холод, лютый холод от неё) пристроилась на плече, как ужасная, неестественная, уродливая птица. И шёпот:

– Твой друг передаёт привет… Он наконец перестал улыбаться…

Неестественно жуткая пародия на поцелуй. Секунда, две, и Улыбака падает. На месте его нижней челюсти рваная дыра глотки, обрамлённая гирляндой разорванных мышц и осколками костей. Но крови почти нет. Глаза, расширившиеся на пол лица, находят мой взгляд. В них боль и мольба. А я не могу даже пошевелиться, как сейчас.

– Так, милые, этого уносите, поиграйте пока! А папочке нужно поговорить со вторым мальчиком.

– Ну да ладно, кто старое помянет, да? – этот ходячий ужас с силой хлопает Кота по плечу и пересаживается напротив.

– Нет, ну ты что, совсем ничего мне не расскажешь? Я тебе и привет от старого друга передал и вообще! Скотина ты невоспитанная! Выпотрошить тебя что ли?

Кот не мог оторвать глаз от огоньков, хищно пляшущих за тёмными стёклами чумной маски. Сказать, что он боялся – сильно приуменьшить. Матрас под ним давно стал мокрым, даже руки перестали дрожать, так сковал его страх.

-…у совсем ведь не больно, правда? А ты орал, глупыш, ха! – Кошмар убирал от моего лба свой тонкий, бледный палец. Я не представлял, что существует такая боль. Тело будто парализовало, а на лбу остался саднящий овальный ожог от фаланги. И тут… Не знаю как объяснить. Память и мысли не ушли, не пропали. Они смешались, что ли. Будто это прикосновение разбило их, как паззл, на тысячу кусков. Фрагменты те же самые, но картинки больше нет, только абстрактное месиво красок и форм. И ещё я понял, что не могу говорить. Чувствуя спиной холодный бетон, проваливаясь в черноту, я услышал:

– Жди меня, и я вернусь! Ты только очень жди! Ххихихихиииии!

– ДА! – от неожиданного возгласа Кот дёрнулся, и дёрнул на себя одеяло, будто стараясь спрятаться, – Ты ж не можешь мне ответить, совсем забыл, прости уж старика! Сейчас я всё поправлю! Мигом!

Кошмар сдёрнул правую перчатку. Кот тихо завыл.

– И не дёргайся!

…Снова боль. Хуже, чем в прошлый раз. Последнее, что он осознал, как сжатые в агонии зубы откусили кончик языка. Снова запахло патокой.

– Фу-у-у, ещё и надышался этой дрянью! Ты хоть знаешь, из чего её делают? Нет? Вот и радуйся, ха! Тебе так со мной повезло! Это мы тоже быстренько вычистим!

Как только палец был убран ото лба, Кота скрутило жесточайшим спазмом. Его рвало густой, серой жижей, сквозь зловоние которой, пробивался безошибочно узнаваемый, коричный запашок Пыли…

– И не благодари, не благодари! Потом сочтёмся! – вещало чудовище на фоне моих (или его?) всхлипов и бульканья. – Уже сегодня ты почувствуешь изменения к лучшему!

– На самом деле, – его голос снова упал до доверительного шёпота, – я и не хотел так с тобой, ты уж прости. Подозреваю, что тебе было не слишком весело в последнее время. Но! – он взмахнул плащом и исполнил балетное па. – Необходимость! У меня на тебя планы! Надо было всё подготовить! Эта пьеса будет моей лучшей! И, хотя я бы с удовольствием просто сожрал твою душу, но какой же актёр без души?! Согласен?!

Чудовище ожидало ответа, но Кота всё продолжало корчить на полу. Остроносый ботинок несколько раз топнул в нетерпении:

– Ладно, некогда мне тебя ждать! У нас ещё декорации не готовы! Свет! Задники! Массовка! МУЗЫКА! Но скоро мы увидимся, а пока – наслаждайся! Пока, пока, моя звезда… – с этими словами, Звонарь шагнул в стену и растворился, будто его не было.

– Пока… Сука. – Кот, не веря, прижал ладони ко рту, размазывая по пальцам блевотину и кровь. Не смотря на всё безумие происходящего, в нём вспыхнула радость: ОН ГОВОРИТ! И мысли больше не дрейфуют осколками кривого зеркала. И страх… Нет не ушёл. Но уже не был сводящим с ума всепожирающим ужасом.

«Лиса! Надо ей сказать!»

Потом вспомнил, что она куда-то ушла, и выпрямился в полный рост. На секунду пожалев, что в нём снова пробудился разум.