Читать книгу Рубиновый Капкан. Игры кукловодов - Марк Шо - Страница 21

Леон Шломи, имевший сильные позиции в России в течение почти 40 лет, год назад провел встречи с рядом действительных членов Лондонской бриллиантовой биржи, надоумивших его выйти на таджикские рубины.

После иммиграции из СССР он начал работу огранщиком на ювелирном заводе, затем открыл собственное дело. В начале 1970-х годов, став сайт-холдером компании Де Бирс, он представлял её в СССР. Невероятно редкая и удачная должность – представление интересов по тем временам монополиста на мировом рынке алмазов в огромной стране с плановой экономикой – открывала ему широкий простор для установления контактов в СССР: в Москве и на ряде месторождений, во время отборки и при огранке алмазов, а также при экспорте бриллиантов.

Многие годы ему претила, более того, была ненавистна политика Де Бирс, при покупке алмазного сырья заставлявшая всех без исключения сайтхолдеров брать ровно то, что им предлагали: они не имели права на выборку товара. Любой мало-мальски опытный ювелир мог сказать, сколько и каких бриллиантов может получиться из алмазов, цена на которые была фиксированной. Достаточно было определить чистоту камня и просмотреть еженедельный вестник американской компании «Rapaport». В зависимости от чистоты и размеров цены отличались друг от друга в десятки и сотни раз: 3,000 или 300,000 долларов за карат – это была огромная разница.

Многочисленные геммологические лаборатории, разбросанные по всему миру, весьма точно могли определить, какого качества и размеров получились бы готовые изделия из конкретного сырья, предоставляя возможность выбора: покупать или отказаться от сырья. Как раз это не устраивало Де Бирс, диктовавшую вплоть до середины 1980-х годов цены на алмазы. Никто, кроме Шломи, так и не решился выступить против монополиста.

С приходом Горбачева к власти в СССР, где имелись месторождения якутских алмазов, появилась реальная возможность проводить сделки по алмазному сырью. Воспользовавшись положением, Шломи стал предлагать на мировом рынке независимый от Де Бирс товар, чаще он гранил сырье на собственных заводах. Психологический эффект на рынке не заставил себя ждать: с ним начали считаться и уважать во всем мире, он же стал расширяться в России за счет открытия все новых ювелирных предприятий, постепенно укрупнявших алмазный синдикат братьев Шломи.

Ему, конечно, было бы гораздо труднее, если бы не поддержка его бизнеса на высоком политическом уровне и вмешательство израильской разведки Моссад, предотвратившей несколько попыток его устранения спецслужбами ряда стран. Когда в Москве ему была навязана торговля тем, что было невостребовано внутри разваливающегося СССР, начиная от вертолетов и трансформаторов до продуктов питания, он начал сбывать советскую продукцию в ходе многосторонних бартерных сделок со странами, имевшими алмазные копи, в том числе в Южной и Юго-Западной Африке.

Его усилия не пропали даром, он нажил капитал в несколько миллиардов. Будучи выдающимся представителем общины бухарских евреев, преданным своему народу, он стал строить школы, музеи, направленные на то, чтобы сохранить свой немногочисленный народ в бушующем котле мирового капитализма. Испытав серьезное давление на фондовом рынке в начале мирового кризиса 2008 года, его компании к 2010 году восстановились и представляли собой грозную силу: семейный конгломерат ювелирного бизнеса и связей по всему миру, имеющий непререкаемую деловую основу в США, Великобритании, Японии, Израиле и России.

Его поездка в Таджикистан оказалась успешной: переговоры завершились подписанием протокола об организации совместного таджикско-израильского предприятия. Не теряя времени, его компания выкупила здание в Душанбе за 5 миллионов долларов. Речь теперь шла о поставке оборудования в штольни, ограждении территории и выселении живших там памирцев как минимум на расстояние в 2 км от месторождения.

По правде говоря, Шломи не был здесь первопроходцем: в таджикской части Горного Бадахшана в течение нескольких лет уже работало несколько компаний, в том числе с участием китайцев. Но ни одна из них не представляла собой тех знаний и опыта ювелирного бизнеса, какая была у синдиката Шломи.

Он осознавал, что нужно сделать нечто, что хотя бы временно перекроет либо серьезно затормозит доступ других компаний к рубиновому сырью. Таджикские власти ждали от него крупных инвестиций в инфраструктуру страны, особенно её горной части, где пролегала трасса Е008[14], соединявшая немноголюдные кишлаки и поселки.

Таджикистан, который говорил с ним на родном фарси, а также русском языке, был для него удобным и выгодным. Он мог перекачать небольшую часть своих активов сюда, набрать достаточное количество сырья и убраться восвояси. Русские, так или иначе – а он как никто другой, ясно представлял это – вернутся сюда, на шахты, разведанные и открытые с участием российских специалистов, и охраняемые с юга Таджикистана не кем-то, а российской дивизией, гарантом стабильности страны.

В его руках оставался лишь фактор времени, и он старался его эффективно использовать. Синдикат Шломи был первой крупной компанией, прибывшей на рубиновый «клондайк» Таджикистана. Задачей компании Шломи было застолбить за собой места, имевшие высокий выход рубинов, в т. ч. за счет использования новейших методов добычи. В Таджикистане рубины, залегавшие в мраморных породах, добывались взрывным методом, и качество, то самое качество камней, которое ценилось в мире превыше всего, резко ухудшалось, так как камни покрывались трещинами, и добыча теряла всякий смысл.

Воевать с русскими Шломи не собирался, в геополитику старался не вмешиваться: то был удел неблагодарный и еще более опасный, чем ювелирный бизнес. Тем более, что по этой стране пролегал северный путь поставки наркотиков, выращенных в Афганистане. Обычное «ну и что», которое он часто повторял своим подчиненным, жаловавшимся на серьезные проблемы при поставках алмазного сырья из Африканских стран, здесь он не употреблял. Трудности были намного серьезней, и успех, если говорить от чистого сердца, на промышленном уровне не был гарантирован на все 100. Те, кто был близок к нему, знали об этом, но на публике, во время переговоров и за пределами Израиля, тем более будучи в Таджикистане никто в успехе не сомневался.

Гарантии, предоставленные ему законом, обещания государственной защиты инвестиций со стороны правящей таджикской элиты, которые пришлось серьезно задобрить, и долевое участие, где на самом деле ему принадлежал лишь 51 % пакета СП, обнадеживали. Но таджики и предполагать не могли, что львиную долю доходов Шломи получит на своих заводах при огранке, и это многократно – в десятки раз – перекрывало доходы от поставок необработанных рубинов на мировые рынки, и делиться этим он, конечно, ни с кем в Таджикистане не собирался.

По оценкам своих консультантов, его рубиновый доход в ближайшие 2–3 года мог принести ему десятки миллиардов долларов прибыли. И уж если к тому времени ему суждено было потерять этот лакомый кусок, пусть так и будет: что ж, он не жадный. С другой стороны, у него с такими средствами кому бы то ни было отнять этот бизнес будет совсем-совсем не просто. Лишь политическая перетряска, нестабильность в Таджикистане или что-то вроде этого могли помешать осуществлению его планов.

Как следствие своих высоких ожиданий, Шломи посетил Ташкент, где он на высоком уровне пообещал многомиллиардные инвестиции в ряд проектов на территории Узбекистана. Тем не менее, Шломи не покидало ощущение, что кто-то дышит ему в спину, и скоро ему предстоит выдержать первый серьезный бой, чтобы удержаться на новых позициях. С какой стороны и кто это будет, он мог лишь догадываться, но то, что американцы на его стороне – об этом сообщил генерал в Тель-Авиве – его вполне устраивало, при условии, что часть сырья должна была обрабатываться и оседать в Штатах.

Оставшуюся часть он мог бы продавать в Лондоне, также делясь с местными дилерами по цене, превышающей ту, по которой ему отписывало его же таджикско-израильское СП, но меньшей, чем бирманское сырье. «Хочешь – не хочешь, а лавировать придется!» – подумал Леон и стал звонить в Россию, переключившись на алмазную часть своих дел.