Читать книгу Потрясающие приключения Кавалера & Клея - Майкл Шейбон - Страница 11

На двух верхних этажах старинного красного таунхауса в районе Западных Двадцатых за десять лет до того, как его снесли вместе со всеми его соседями, дабы освободить место гигантскому многоквартирнику «Патрун-таун» со ступенчатым щипцом, вечным сном уснуло немало надежд комиксистов. Молодые Джоны Хелды и Тэды Дорганы с гордыми пятнами чернил под неровными ногтями больших пальцев, неся благоуханные, на выпускной подаренные папки и по почте заказанные дипломы школ карикатуристов, толпами искали пристанища под этими прогнившими балками, но из них лишь единственный одноногий пацан из Нью-Хейвена по имени Альфред Кэплин впоследствии добился успеха, на какой полагались они все, – да и то создатель Шму провел здесь всего две ночи, а затем перебрался в жилище получше на другом конце города.

Домовладелица, некая миссис Вачоковски, была вдовой юмориста из синдиката Хёрста, который подписывал свои стрипы «Во Чокнутый» и после смерти оставил ей лишь это здание, нескрываемое презрение к любым комиксистам, опытным и новичкам, и немалую долю в их общей проблеме с алкоголем. Изначально на верхних двух этажах было шесть отдельных спален, но с годами из них слепили дуплексы – три спальни, большая студия, гостиная (где обычно на паре приблудных диванов обитал дополнительный комиксист-другой) и то, что называлось (как правило, без иронии) кухней: бывшая комната служанки, оборудованная электроплиткой, кладовой из стального шкафа для медицинских препаратов, украденного из Поликлинической больницы, и деревянным ящиком, на кронштейнах приделанным к подоконнику за окном, где в холодные месяцы хранились молоко, яйца и бекон.

Джерри Гловски переехал сюда с полгода назад, и с тех пор Сэмми вместе со своим другом и соседом Джули Гловски, младшим братом Джерри, побывал в квартире несколько раз. О ее прошлом он был не очень-то осведомлен, но улавливал густое сигарное обаяние мужского товарищества, многих лет тяжкого труда и печали на службе абсурдных и великолепных черно-белых видений. Сейчас здесь обитали еще два «постоянных» жильца, Марти Голд и Дейви О’Дауд, – оба, как и Гловски-старший, в поте лица своего трудились на Мо Скафлета, он же Мо Скаред, – «упаковщика» оригинальных стрипов, который продавал свой материал (обычно низкокачественный) солидным синдикатам, а в последнее время и издателям комиксов. В квартире вечно толпились измазанные чернилами юнцы – пили, курили, валялись где попало, выставив большие пальцы из дырок в носках. Во всем городе Нью-Йорке не нашлось бы более логичной биржи труда для поиска наемников, которые требовались Сэмми, дабы заложить первый камень дешевого и фантастического храма работы всей его жизни.

Дома не было ни души, – во всяком случае, ни одна душа не приходила в сознание. Трое молодых людей колотили в дверь, пока миссис Вачоковски, в розовых бумажных папильотках и в халате, накинутом на плечи, не притащилась с первого этажа и не велела им катиться подальше.

– Еще всего минутку, мэм, – сказал Сэмми, – и мы вас больше не обеспокоим.

– Мы там оставили весьма ценный антиквариат, – процедил Джули, тоже с акцентом под Мистера Арахиса.

Сэмми подмигнул, и его спутники улыбались домовладелице, скаля как можно больше зубов, пока она не отвернулась, красноречивым тылом ладони послав их в преисподнюю, и не удалилась вниз по лестнице.

Сэмми посмотрел на Джули:

– Ну и где Джерри?

– Без понятия.

– Елки, Джулиус, нам нужно внутрь. А остальные где?

– Может, с ним вместе ушли.

– А ключа у тебя нет?

– А я тут живу?

– Может, через окно влезем?

– На пятый этаж?

– Черт его дери! – Сэмми хило пнул дверь. – Уже за полдень, а мы ни штришочка не начертили. Елки-палки.

Придется теперь возвращаться в «Крамлер» и проситься поработать за исцарапанными столами в конторе «Пиканто-пресс», что неизбежно выведет их на орбиту желчного Джорджа Дизи.

Джо стоял под дверью на коленях, водя пальцами вверх-вниз вдоль косяка, щупая ручку.

– Ты что делаешь, Джо?

– Я могу пропустить нас внутрь, но я оставил инструменты.

– Какие инструменты?

– Я вскрываю замки, – сказал Джо. – Меня учили, как это, выбираться из вещей. Коробки. Веревки. Цепи. – Он поднялся и ткнул себя пальцем в грудь. – Ausbrecher. Выломщик. Нет, не так… как это? «Эскаполог».

– Ты учился на эскаполога?

Джо кивнул.

– Ты.

– Как Гудини.

– Ты умеешь выбираться из того и сего, – сказал Сэмми. – А внутрь попасть можешь?

– В норме. Внутрь, наружу – то же самое, но обратно. Однако я, увы, перезабыл инструменты во Флэтбуше. – Он вынул из кармана перочинный ножичек и тонким лезвием поковырял в замке.

– Погоди, – сказал Джули. – Погоди секунду, Гудини. Сэмми. По-моему, нам все же не стоит вламываться…

– Ты точно в этом разбираешься? – спросил Сэмми.

– Ты прав, – ответил Джо. – Мы в спешке. – Он убрал ножик и зашагал вниз по лестнице; Сэмми и Джули двинулись следом.

На улице Джо взобрался на правую балюстраду парадного крыльца, увенчанную покоцанным бетонным шаром, где некий давно исчезнувший жилец тушью нарисовал жестокую карикатуру на сварливое лицо-луну покойного мистера Вачоковски. Снял пиджак и бросил Сэмми.

– Джо, ты что делаешь?

Джо не ответил. Постоял на вытаращенном каменном глазу, сдвинув длинные ступни в «оксфордах» на резиновой подошве, поглядел на выдвижную пожарную лестницу. Вытащил сигарету из кармана рубашки, спрятал огонек спички в ладонях. В задумчивости выдохнул облако дыма, сунул сигарету в зубы и потер ладони. А затем, вытянув руки, скакнул с башки мистера Вачоковски. Пожарная лестница под его ладонями зазвенела, просела, со ржавым стоном медленно заскользила вниз – шесть жалких дюймов, фут, полтора фута – и застряла, а Джо повис в пяти футах над тротуаром. Он подтянулся, пытаясь расклинить лестницу, туда-сюда поболтал ногами, но она не поддавалась.

– Кончай, – сказал Сэмми. – Не выйдет.

– Шею сломаешь, – сказал Джули.

Джо разжал правую руку, попыхтел сигаретой и снова сунул ее в зубы. Опять уцепился за лестницу и принялся раскачиваться всем телом, по дуге, все шире и шире. Лестница гремела и звенела, колотясь о железную платформу. Джо внезапно сложился пополам и вообще отпустил лестницу; импульс закинул его наверх через перила, на нижнюю площадку, и он приземлился на ноги. Решительно избыточное представление, сугубо эффекта или восторга ради – он прекрасно мог взобраться по лестнице на руках. Прекрасно мог сломать шею. На площадке он помедлил, сбил пепел с сигареты.

В этот миг неутихающему северному ветру, что весь день трепал облака над Нью-Йорком, наконец-то удалось их распихать и вывесить над Челси заплату дымчатой голубизны. Луч желтого солнечного света косо устремился вниз, вихрясь лентами пара и дыма – моросливая медовая лента, жилка желтого кварца, марморирующая безликий серый гранит зрелого дня. Свет заполнил окна старого красного дома до краев и вытек. Йозеф Кавалер, подсвеченный со спины переполненным окном, словно засветился, раскалился.

– Ты посмотри на него, – сказал Сэмми. – Ты посмотри, как он умеет.

Впоследствии, предаваясь воспоминаниям перед друзьями, или журналистами, или – еще позже – благоговейными редакторами фэнзинов, Сэмми годами сочинял и пересказывал всевозможные истории происхождения Эскаписта – прихотливые и приземленные, зачастую друг другу противоречащие, – но на самом деле Эскапист родился из совпадения желания, глубоко погребенной памяти об отце и нечаянной вспышки света в окне таунхауса. Глядя на блистающего Джо на площадке пожарной лестницы, Сэмми почувствовал боль в груди – и это, как часто случается, когда память и желание совпадают с преходящим погодным явлением, была боль творения. Сэмми смотрел на Джо, и желание его было бесспорно физическим – в том смысле, что Сэмми хотел обитать в теле кузена, а не обладать им. Отчасти жажда – весьма распространенная среди создателей героев – быть кем-то другим; быть не просто итогом двух сотен режимов, и сценариев, и проектов самосовершенствования, что вечно терпят крах, столкнувшись с извечной неспособностью Сэмми распознать ту самость, кою надлежит совершенствовать. Джо Кавалер излучал искусность, веру в свои способности, которую Сэмми, трудясь без устали, наконец-то выучился всего лишь подделывать.

В то же время, когда он глядел на безрассудную акробатику длинного кавалеристского тела Джо, на демонстрацию силы во имя силы и во имя демонстрации, встрепенувшаяся страсть была неизбежно затенена, или питаема, или переплетена с памятью об отце. Нам представляется, будто сердца наши, однажды разбившись, затягивают разлом несокрушимой тканью, что не дает им разбиться вновь ровно там же; но сейчас, глядя на Джо, Сэмми пережил ту же сердечную боль, что и в 1935 году, когда Могучая Молекула уехал прочь навсегда.

– Восхитительно, – сухо ответствовал Джули, тоном давая понять, что в гримасе старого друга наблюдается нечто забавное, и отнюдь не в юмористическом ключе. – Хорошо бы он еще рисовать умел.

– Рисовать он умеет, – сказал Сэмми.

Джо прогрохотал по ступеням пожарной лестницы до четвертого этажа, поднял раму и головой вперед ввалился в окно. Спустя миг из квартиры донесся беспредельно музыкальный визг Фэй Рэй.

– Ха, – сказал Джули. – Пожалуй, с карикатурными делами парень справится на ура.