Читать книгу Потрясающие приключения Кавалера & Клея - Майкл Шейбон - Страница 13

Часть II. Пара юных гениев
7

Оглавление

Как испокон веков поступали все юноши, загнанные в угол, они решили прилечь и потранжирить время. Они сбросили ботинки, закатали рукава и распустили галстуки. Они переставляли пепельницы, смахивали кипы журналов на пол, завели пластинку и вообще вели себя так, будто они здесь хозяева. Расположились они в комнате, где художники-вундеркинды хранили свои чертежные столы и тумбочки для инструментов, – в комнате, которую за многие годы ее обитатели успели наречь Общагой, Геенной, Крысиной Дырой, Задрот-студией – последнее зачастую распространялось на всю квартиру, на здание, временами на квартал и даже – сумрачными, похмельными, перхотными утрами, когда из окна уборной открывается вид на восход цвета бурбона и пепла, – на весь этот клятый гнусный мир. Когда-то в прошлом веке здесь была спальня элегантной дамы. По-прежнему сохранились изогнутые латунные крепления газовых ламп и лепные овы, но в основном мшистые муаровые обои содрали для целей что-нибудь набросать, а на стенах осталась только раскидистая бурая паутина потрескавшегося клея. Впрочем, сказать правду, на обстановку Сэмми и Джо едва обратили внимание. Просто поляна, куда они пришли разбить шатер своих фантазий. Сэмми лежал на охромевшем лиловом диванчике; Джо на полу какую-то секунду замечал, что валяется на кисло пахнущем овальном плетеном ковре в квартире, откуда только что выбежала девушка, за считаные мгновения знакомства показавшаяся ему красавицей, какой он в жизни не видал, в доме, куда он взобрался по фасаду, дабы приступить к выпуску комиксов для компании, которая торгует пукающими подушками, на Манхэттене, в Нью-Йорке, куда он прибыл через Литву, Сибирь и Японию. Затем где-то в квартире спустили воду в туалете, а Сэмми, издав довольный вздох, содрал с себя носки, и ощущение нынешней странности жизни, зияющего провала, долгой и уже непроходимо заросшей тропы, что отделяла Джо от его родных, отступило.

Любая вселенная, включая и нашу, начинается с разговора. Любой голем в истории мира, от замечательного козла рабби Ханины до Франкенштейна из речной глины, творения рабби Иегуды Лёва бен Бецалеля, призваны к бытию языком, шепотами, декламацией и каббалистической болтовней – буквально заговорами и уговорами. Кавалер и Клей – чей голем сложится из черных штрихов и четырехцветных точек литографа – полежали, подожгли первую из пяти дюжин сигарет, которые им нынче предстояло выкурить, и заговорили. Осторожно, с неким удрученным юмором, отчасти объяснявшимся застенчивостью из-за корявой грамматики, Джо поведал историю своих оборвавшихся занятий у Ausbrecher Бернарда Корнблюма и рассказал, как старый учитель помог ему уехать из Праги. Джо сообщил только, что его контрабандой вывезли с грузом неназванных артефактов, которые Сэмми вслух живописал как большие гримуары на древнееврейском, с золотыми замочками. Джо его не разуверил. Он теперь смущался оттого, что, когда попросили изобразить гибкого воздушного Супермена, нарисовал флегматичного голема во фригийском колпаке, и решил, что отныне о големах лучше поминать пореже. Сэмми живо интересовали подробности самоосвобождения – он так и сыпал вопросами. А это правда, что нужны гипермобильные суставы, что Гудини был уникальный, у него гнулись в другую сторону локти и колени? Нет и нет. А правда, что Гудини умел сам себе вывихивать плечо? Корнблюм говорил, что нет. А что в этом деле важнее – сила или ловкость? Тут требуется скорее искусность, нежели ловкость, скорее выносливость, чем сила. А ты, когда освобождался, обычно резал, вскрывал или публике голову дурил? И то, и другое, и третье, и не только – ломаешь, извиваешься, рубишь, брыкаешься. Джо припомнил кое-какие истории Корнблюма о его карьере в шоу-бизнесе – тяжелые условия, бесконечные разъезды, товарищество артистов, усердные и непрестанные сбор и распространение знаний среди фокусников и иллюзионистов.

– Мой отец выступал в водевиле, – сказал Сэмми. – Шоу-бизнес.

– Я знаю. Один раз слышал отца. Он силач, да? Был очень сильный.

– Он был Самый Сильный Еврей в Мире, – сказал Сэмми.

– А теперь он…

– Теперь он умер.

– Это очень жаль.

– Он был ублюдок, – сказал Сэмми.

– Э.

– Не буквально. Это просто так говорят. Он был мудак. Уехал, когда я был мелкий, и больше не возвращался.

– А.

– Одни мускулы. Сердца ни на грош. Он был как Супермен без Кларка Кента.

– Ты поэтому не хочешь, чтобы наш чувак, – Джо перенял терминологию Сэмми, – был сильным?

– Не! Я просто не хочу, чтобы наш чувак был такой же, как у всех, понимаешь?

– Извини, ошибся, – сказал Джо. Но почуял, что прав. Он расслышал восхищение в голосе Сэмми – даже когда тот объявлял покойного мистера Клеймана ублюдком.

– А у тебя отец какой? – спросил Сэмми.

– Он хороший человек. Он доктор. Он не самый сильный еврей в мире, как ни печально.

– Им там пригодится, – сказал Сэмми. – Ну или вот посмотри на себя – ты же выбрался. Может, им нужен типа супер-Корнблюм. Эй. – Он вскочил, правым кулаком мерно застучал по левой ладони. – У-у! У-у, у-у! Так, ладно. Погоди минуту.

Теперь Сэмми вжал основания ладоней в виски. Идея почти зримо расталкивала локтями его мозговое вещество – точно Афина в черепушке у Зевса. Джо сел. Мысленно перелистал последние полчаса разговора и, словно принимая сигнал прямиком из мозга Сэмми, различил в уме силуэты, темные контуры, балетные извивы костюмированного героя, чьей суперспособностью будет невероятный и нескончаемый побег[1].

Он как раз воображал, или предвкушал, или, как ни странно, вспоминал этого лихого персонажа, и тут Сэмми открыл глаза. Лицо его от возбуждения перекосилось и покраснело. Выглядел он так, будто, по его собственному выражению, у него кишки вскипели.

– Так, – сказал он, – слушай. – Он заходил меж чертежных столов, глядя себе под ноги, вещая резким, лающим тенором, который Джо слыхал у американских радиоведущих. – Всем, э-э… всем, кто, э-э… страдает в путах рабства…

– Путах?

– Ага. – Щеки у Сэмми побагровели, и он ненадолго оставил радиовещание. – Типа в цепях. Ты слушай. Это же комикс, понимаешь?

– Понимаю.

Сэмми снова заходил по комнате и продолжил радиовещать, сочиняя свое историческое восклицательное вступление:

– Всем, кто страдает в путах рабства и, э-э… ну, в кандалах угнетения, он дарит надежду на избавление и сулит свободу! – Декламация его становилась увереннее. – Он превосходно развит физически и интеллектуально, у него блестящая команда помощников, он владеет древней мудростью, он странствует по планете, верша потрясающие подвиги, и приходит на помощь тем, кто томится в цепях тирании! А зовут его… – Сэмми умолк и глянул на Джо беспомощно, восторженно, уже готовый совершенно раствориться в своей истории, – …Эскапист!

– Эскапист, – примерился Джо. На его неискушенный слух звучало великолепно – надежный, полезный, сильный человек. – Он эскаполог в костюме. Борется с преступностью.

– Он не просто с нею борется. Он освобождает от нее мир. Он освобождает людей, ага? Он приходит в самый беспросветный час. Он наблюдает из теней. Ведомый лишь светом своего… светом своего…

– Золотого Ключа.

– Отлично!

– Я понял, – сказал Джо.

Костюм будет темный, темно-синий, цвета полуночи, простой, функциональный, лишь на груди эмблема – ключ-вездеход. Джо подошел к чертежному столу и взобрался на табурет. Взял карандаш и лист бумаги, принялся торопливо набрасывать, жмуря внутренние веки, проектором на их исподе, так сказать, высвечивая гибкого акробата, который только что запрыгнул ему в голову, – акробат как раз приземляется, гимнаст спускается с колец, правая пятка вот-вот коснется земли, левая нога поднята и согнута в колене, руки выброшены высоко над головой, ладони раскрыты, – нащупывая физику человеческого движения, балансировки жил и групп мышц, дабы выковать – так, как не делал еще ни один комиксист, – анатомию грации и стильности.

– Ух, – сказал Сэмми. – Ух ты, Джо. Это хорошо. Это красота.

– Он чтобы освободить мир, – сказал Джо.

– Именно.

– Позволь мне задать у тебя вопрос.

– Спрашивай сколько влезет. У меня уже всё тут. – И Сэмми самоуверенно постучал себя пальцем по виску, почти болезненно напомнив Джо Томаша; спустя минуту, услышав вопрос, Сэмми, точно так же как Томаш, падет духом.

– В чем почему? – спросил Джо.

Сэмми медленно кивнул, потом замер.

– Почему, – сказал он. – Ешкин кот.

– Ты сказал…

– Я знаю. Я знаю. Я помню, что сказал. Так. – Сэмми подобрал пальто и цапнул последнюю пачку сигарет. – Пойдем-ка прогуляемся.

1

Спустя тринадцать лет после смерти Гарри Гудини память о нем была все еще свежа в американском сознании – память о его мифе, о его таинственных талантах, физических способностях, подвигах, о его неутомимой охоте на мошенников и притворщиков; память эта – позабытый источник идеи супергероя, что, в общем-то, аргумент в ее пользу.

Потрясающие приключения Кавалера & Клея

Подняться наверх