Читать книгу Шёлк лоскутный, или Книга падших - Майкл Улин - Страница 10

Вторая или какая-либо иная страница приведена условно, согласно переводу и его интерпретации.

Шелкопись состояла из двух рулонов шёлка, сотканного полосой в 40 см шириной и около 12 метров длиной каждый. Кроме этих рулонов, имелись 19 прямоугольных страничек – кусков, нарезанных, скорее всего, из некогда существовавшего третьего рулона, бывшими его владельцами. Я стал всего лишь случайным наследником всего примерно полгода назад.

И вот, как это случилось:

Я часто вспоминаю тот поход. Добросовестно исполняя инструкцию по составлению описательной части моей «Записки», номинированной для предоставления на суд и оценку Коллегии Университета для присвоения степени бакалавра экспериментальной медицины и фармакологии, я проводил сбор и описание образцов флоры в дикой опасной стране северо-восточнее моря, называемого Черным, в нескольких днях пути до горной местности – Кавказских гор. Моя гербарная рамка уже была переполнена и отказывалась принимать новые образцы, часть из которых была уже размещена в моей походной сумке.

В день, после которого было намечено моё скорое возвращение, я оказался вблизи одного из двух расположенных рядом странных и, по-видимому, древних сооружений из камней, которые, как я узнал уже по дороге назад, назывались местными жителями Дольменами. Несколько раз за свою экспедицию я встречал такие сооружения, принимаемые мною вначале как нагромождение камней. Позже, заметив наличие рукотворных отверстий в камне типа лаза, через который едва ли мог протиснуться человек, и то, что все они имеют некую соразмерность, я понял, что это – искусственные сооружения.

Почему меня привлёк именно этот дольмен, именно в этот день? Просто парочка колючих оранжевых огурчиков и несколько маленьких зелёных ёжиков украшали его, оплетенного травянистой лианой с колючеватыми листьями, похожими на огурец. На вкус они оказались не просто приемлемыми, но даже весьма хорошими для моего положения. Изумрудно-прозрачная зелень, внутри, заштрихованная рядами наливающихся белых семян – эндокарп, под сочным желто-кремовым мезокарпом на продольном разрезе «огурчика». Зарисовав плодик, листья с частью стебля и даже одиночный желтый цветочек на северной стороне, я тут же съел все плодики этого подарка судьбы, так необходимого тогда моему организму. И только один из них, самый зрелый и яркий, был положен в наружный карман походной сумки на дозревание. Стебель растения уходил в груду камней, которые густо оплёл с юго-восточной стороны. Я заметил скудные остатки глины, а также кусочки известняка, будто инкрустированные в эту ветхую замазку. «Неужели кто-то здесь пытался жить?!» – подумал я, снова обходя вокруг дольмена. С какой-то из сторон я заметил, что один из камней закрывает типичный для подобных сооружений вход. В некоторых местах своего соприкосновения с другими каменными глыбами, на закрывающем камне были остатки растительных волокон – очевидно, некогда бывших верёвкой. Присмотревшись внимательнее, я понял, что этот камень можно сдвинуть, соответственно – возможно добраться в середину каменной груды, к корням «огурчика». Корень был необходим для описания и очень желателен для гербария.

Сдвинуть руками камень не удалось, хотя моя физическая форма казалось вполне для этого подходящей.

Тогда я снял всю свою походную ношу, оставил её вместе с гербарной рамкой возле камней и вернулся к своей прежней находке – засохшему стволику дикой сливы (очень обрадовавшему меня всего полчаса назад, как прекрасный материал для костра в эту ночь – последнюю ночь экспедиции). Какие-то грызуны облегчили мои усилия, осталось только обломить несколько колючих сухих ветвей, и внушительная дубинка-рычаг была готова. 300 метров с перекинутой на плечо дубиной по небольшому подъёму я преодолел легко. Огурчики были вкусными и сытными. За время моего отсутствия, на одной из небольших площадок появился полоз внушительных размеров и грелся под солнцем. Я не дал ему спрятаться в дольмен – для меня это была хорошая добыча, мои запасы давно были на исходе. После охоты, отложив в сторону добычу, я забрался на самый верхний камень дольмена, свисающий по бокам, как крыша, вставил свой деревянный рычаг в верхнюю боковую щель и с усилием потянул. Запирающий камень чуть сдвинулся, и мой рычаг соскользнул, чуть было, не столкнув меня. Щель изменилась – с некоторым разворотом камня появился просвет, ширина которого позволяла мне вставить рычаг полностью, более эффективно и надёжно.

Через минуту я уже внимательно просматривал почти сумеречную темноту полости дольмена, контрастирующую с ярким блеском солнечного осеннего дня. Открывшийся под камнем люк оказался так же искусственно расширен до размеров, при которых можно было проникнуть внутрь. Осторожность – главное правило путешественника. Особенно, если он один на один с природой. Обходя дольмен в очередной раз, я внимательно просмотрел все поверхности на наличие скорпионов и пауков. Чисто – возможно, полоз «зачищал» своё жилище. Я обошёл его снова, теперь убирая с помощью ветки листья огурчика, а также некоторые другие – старые, сухие и мёртвые, в щелях между валунами. Кроме парочки спрятавшихся кивсяков и десятка небольших наземных раковин конической формы, там не было никаких более-менее опасных обитателей.

Вернувшись к своему люку, я продолжил рассматривание полости дольмена, протиснув голову внутрь. Несколько щелей в промежутках между каменными глыбами пропускали свет и позволяли разглядеть продолжение стебля моего огурчика со стороны самой крупной из них. Глаза привыкали к тусклому свету. Половина поверхности почвы со стороны люка была каменной. Не обнаружив никакой опасности внутри дольмена, с затаённой тревогой и осторожностью я начал влезать внутрь, приметив предварительно точки опоры. Ножа было вполне достаточно, чтобы раскопать корни моего будущего экспоната. Внутреннее пространство было небольшим – находясь в центре, можно было дотянуться рукой до каменной поверхности и даже до верхнего камня. Ступив на дно, я ещё раз осмотрелся. В верхнем углу находилось покинутое осиное гнездо – серое, величиной с кокос.

Краем глаза я заметил позади себя, внизу, что-то необычное, расположенное под самым люком и лишь потому не увиденное мною ранее, при осмотре. Серо-коричневая глиняная ваза – сосуд странной формы, почти полуметрового размера в высоту, стоял на каменистой плите вплотную к нижнему камню люка. Форма была веретенообразная. На самой середине вазы, по экватору, был заметен ободок. Она стоял дном кверху, как мне сразу показалось, когда я рассмотрел закрытый круг. Взволнованный находкой, я на минутку забыл о корнях. Присев перед вазой, я притронулся к ней двумя руками, осторожно наклонив её в левую сторону. Под вазой ничего не было – она плотно и удивительно устойчиво стояла на своём каменном постаменте. Щель по экватору оказалась слишком мала для убежища насекомых.

При наклоне, что-то внутри мягко зашуршало. Снизу сосуд также был закрыт. «Капсула какая-то», – подумал я тогда. Оставив вазу на прежнем месте как уже завоёванный трофей, я обернулся, вынул нож и аккуратно начал им рыхлить суховатую почву вокруг корневища моего огурчика. Корень был мочковато-стержневой, как у огурца, без каких-то особенностей. Потому я решил просто обойтись рисунком. Конечно, если бы рядом не было керамической капсулы, я бы довольствовался корнем, приложив его как экспонат.

Мне предстояло выбраться из дольмена с этой новой находкой. Оглянувшись ещё раз перед тем, как покинуть его со своим уже адаптированным к темноте зрением, я заметил на самом большом валуне где-то с западной стороны, сохранившиеся процарапанные или слабо прорезанные на каменной поверхности полосы старинного рисунка, напоминающего… дверь. Внизу были процарапаны-прорисованы поперечные линии параллельно земле – как бы ступеньки. На «двери» – едва заметные в полумраке надписи, такие же небольшие, но достаточно глубоких царапины на поверхности одного и единственного в данном сооружении камне известковой породы. Руническое сочетание, написанное футарком (См. Рисунок 9).

Рисунок 9. Где первая и третья буквы обозначают Беркано – плодородие; вторая буква – Исэ – средоточие воли; особый анаболический дух; последняя – Лагуз – форма воды. (Прим. автора)

…это всё, что мне запомнилось в надписи на известняке.

Осторожно подняв капсулу, я выставил её подальше, на неровную поверхность нижнего камня люка дольмена, и начал выбираться сам. Не знаю, как так получилось, но, похоже, я задел капсулу – она опрокинулась и исчезла из просвета люка, освободив мне дорогу назад. Я услышал глухой звук разбивающейся керамической посуды. Эта досадная оплошность очень огорчила меня и я уже не помню, как выкарабкался наружу через освободившийся проём.

Ослеплённый продолжающимся буйством дневного света, я нашел разбитый сосуд, среди черепков которого лежали два шелковых свитка и несколько прямоугольных шелковых кусочков. По величине они были сопоставимы с шириной свитков, скрученных рулоном, и перевязаны тонкой шелковой нитью. Отложив чуть в сторону шелковые свитки и полупрозрачные кусочки, я рассматривал черепки керамической капсулы. Она состояла из двух тщательно подогнанных по размеру керамических ваз, одна из которых служила крышкой, плотно прилегающей к верхней части второй и доходила до особого стыковочного валика по периметру. На черепках не было никаких надписей. Материал керамики был необычен – светло-жёлтый на изломе и с внутренней стороны. Он был не похож ни на фарфор, ни на глину.

Зарисовав по памяти форму корня у огурчика и форму вазы-капсулы (См. Рисунок 10), я просмотрел свитки – полупрозрачные шелковые полосы без каких-либо видимых следов надписей.

Уложив в свою походную сумку найденные шелковые свитки и слегка пожелтевшие куски шелка без следов надписи или рисунка, я окончательно уверился, что пора возвращаться назад. Улов был достаточен, даже обилен, и превысил исходную цель.

Собрав все черепки (20 и 3 сильно покрытых трещинками), я на всякий случай прикопал их в земле с обратной стороны от входа в дольмен. Я не мог их взять с собой – перегруженная гербарная рамка и вещевой мешок, с трудом вместивший найденный шелк, не смогли бы вместить эти дополнительные экспонаты похода.

Возможно, когда-нибудь… Впрочем, зачем?

Рисунок 10. Керамическая капсула, сохранившая шелковые свитки – найдена в дольмене во время моей одиночной экспедиции.

Я педантично пересчитал количество камней в этом «моём» дольмене. Их оказалось 27, включая те, верхушки которых были видны из почвы. Для полного успокоения, завершая свой путь в этой одиночной экспедиции, я подошел и осмотрел второй дольмен. Он располагался метрах в 150 от первого и был практически такой же величины. Однако вход в него был привален более массивной каменной глыбой необычного темно-синего цвета. Я сразу понял, что мне его не открыть, хотя, окрылённый своей находкой, я сделал бы всё возможное для этого.

Запеченный в листьях полоз оказался более значительным дополнением моего практически вегетарианского рациона, чем редко вылавливаемые ящерицы, богомолы и саранча. Он насытил перед обратной дорогой домой, к университетскому братству, к замечательной девушке Нате.

Нижние строчки были повреждены, и текст дальше читался с новой страницы:

…некоторые слова и предложения «Шелкописи» пришлось перестраивать и «подгонять» под смысл перевода с литовского. Никон был благодарен Нате за то, что она приняла участие в изучении его находки. Тем более что его ближайшей задачей был отчёт по экспедиции и написание работы, претендующей на первичное звание – бакалавра.

Ната не только смогла увидеть слова на шёлке, но и вручную переписала всю латиницу на бумагу и перевела текст на литовский[11] и немецкий язык, для последующей публикации в популярном немецком журнале. Никто не предполагал тогда, что очередная реформа христианской церкви не позволит публикацию такого материала и немецкий вариант рукописи будет навсегда утерян для нас.

От этих переводов Шелкописи сохранилась только небольшая часть. Небольшая, судя по нумерации на странице, однако важная: – она касалась состава напитка.

…и, наконец, в качестве основного настоя (Тайабiбл) используют не травы (вышеперечисленные части от 39 трав волшебства и одной «сорочной»), а плоды диковинного дерева, особо благословенного богами.

Процесс так же следует зачинать в новолуние, при крайней торопливости – в последний день ветаха. Плоды (семена) шоколадного дерева Theobroma cacao измельчают и заливают 9 частями spiritus vine. Заливаемый продукт должен гореть голубым огнём. Смесь настаивают 40 дней (срок/сорок), а затем отделяют от кусочков плодов прозрачную огненную смесь коричневого цвета с использованием льняного полотна. Особо годятся ткани, привозимые от восточных соседей – Литвинов, полян и дреговичей. Полученный настой хранят в укупоренном виде в стеклянной посуде, бутылях до использования. Пробку следует укрепить и обмакнуть в горячий плавленый воск для должного сохранения эликсира.

Плоды Cucumis sp. с достаточной степенью вызревания должны быть. Степень спелости определялась визуально, по дате сбора, и подтверждалась зрелостью, наполненностью семян внутри плода, после его разрезания. Семена не следует выбрасывать. Внутренняя волокнистая часть удалялась. Наружная кора предварительно вымытого и высушенного плода срезалась и удалялась так же. Внутреннюю часть мякоти нарезать полосками толщиной ¼ – 1/3 дюйма и размещают в бочонок. К приготовленной нарезанной массе добавляют мёд в количестве равном.

Осторожно, с помощью деревянного ковша всё перемешивают и оставляют на ночь, укрыв от попадания насекомых, мышей и др. не включённых в рецепт компонентов. После выдерживания смеси в течение ночи перемешивают и выдерживают снова дважды с перемешиванием в тёплом помещении. Всплывшие дольки собирают как примерная сладость для детишек путём просушки на печи, либо у камина. Хорошая сказка или поучительная история очень способствует хорошему вкусу такого медового продукта и может быть маленькой радостью в пост взрослому и даже старику, особенно приправленная сохранёнными семенами.

Сладкий сироп порционно перемешивают в реторте с одинаковым количеством выше описанного настоя spiritus vine, и разливают полученный продукт…

– … Тайабiбл – состав исходного напитка на основе “Spiritus vine”, особо подготовленного мёда и плодов шоколадного дерева. – Прочёл Ви ещё, закладывая страничку своей бумажной визиткой.

* * *

Здесь лист заканчивался и остаётся только сожалеть о том, что такая интересная часть описания рецептур утеряна в начале и в конце. Далее следовала иная тема, – что-то о насекомых.

– Однако и приведенного текста из Шелкописи достаточно для понимания основы продукта – мистического напитка Бiбл – подумал Ви, – бросив взгляд в темноту спустившейся за окном ночи.

– Наверное, Никон «оторвался» по полной! – У него ведь был Натин перевод всего текста Шелкописи 1.

Ви также представил себе ту далёкую девушку Нату: – как она задумчиво сидит за шёлковой тканью, пытаясь рассмотреть на ней буквы, знаки; – как она сантиметр за сантиметром просматривает ткань и под светом горящей свечи, и под солнечным светом из окна. Как, теряя всякую надежду и решив развеяться, она обернулась в этот шёлк, Шелкопись, обмотав свою стройную фигуру от макушки и почти до колен, закрепив конец ткани брошью с рубином. Вот она подошла к зеркалу у окна покривляться, чтоб развеяться и пока никто не видит её и… О, чудо! – во время своих поворотов пред зеркалом, какой-то лучик, скользнув «прочитал» на миг один из лоскутов на ней – проступили какие-то знаки!! Это событие сразу же вернуло Нату из её беспечного веселья к главному открытию её жизни. Шелк стал «читаться» но только в отражённом от зеркального стекла луче света, яркого солнечного света. Читается в зеркале.

Ви достал шёлковый кусок, вложенный в Манускрипт. Неужели тот самый? Полупрозрачная, чуть желтоватая страничка с многочисленными мелкими дырочками, и в самом деле, похоже, была отрезана с двух противоположных сторон. Две другие стороны были волнообразными и с каким-то явным закреплением, даже возможно обмётыванием края. На ней не было видно никакой записи. Даже на просвет. Одни дырочки. Ви Лоц долго и усердно работал с текстами, по жизни – сначала увлекаясь сказками, прозой и поэзией чуть позже, а затем наукой и философией. Зрение было, увы, не очень, ослабленным. Пару раз ему привиделось!? Или, в самом деле, что, где-то просматривая шелковую ткань под углом на просвет, боковое зрение на миг улавливало какое-то мерцание, мерцание полоски, возможно строки. Однако очередная попытка рассмотреть эту полосу пристальнее… и всё исчезало. Зеркало так же не помогло. Наверное, обычная усталость глаз, подумал Ви – надо отдохнуть, переключиться.

Сегодня Ви получил по электронке извещение на получение авторского экземпляра его статьи под названием «Экология логоса» в новом для него журнале с несколько эпатажным названием – «Лохматый Клоун». Статья была необходима Ви для набора некоего количества публикаций, требуемых от соискателя научного звания. Все предыдущие статьи были опубликованы в более, что ли приличных изданиях (по крайней мере, судя по названию) – научных журналах по философии, психологии, филологическим наукам и в соответствующих сборниках. В письме был так же вопрос об отношении автора к готовящейся реформе грамматики языка, допускающей вольный перенос и упрощённые формы для некоторых слов.

Но основной темой – была тревога по поводу всё более и более загрязняющегося языка всяческими рекламными слоганами, а также новыми торговыми марками, становящимися всё более и более многочисленными. Это явление было более опасным, чем предыдущая экспансия так называемой табуированной лексики. Там, имелось либо своё оригинальное звучание, либо иной морфемный, фонемный или интонемный штрих. И уж если и использован новый знак \ буква «Ҳ – хер», например, то лишь в своём рядовом качестве.

Сам Ви порой замечал за собой появляющееся двусмыслие, и даже многозначность обычных предложений, когда практически все форменные элементы предложения приобретали второй смысл, значение. Кроме того, владельцы таких торговых марок не жалели денег на то, чтобы эти их «перлы» не только бросались в глаза, но и прозвонили уши максимально возможному количеству потребителей. Молодёжь, своим живым умом и склонностью к новому и оптимизму (по определению), весело играла такими аллюзиями.

Однако Ви уже понимал, что как бесшабашная молодость, и это когда-то закончится, закончится печально – ещё вчера шутившие и веселившиеся, завтра вдруг почувствуют, что уже разучились их различать с прежней лёгкостью. Засорение языка рекламными штучками грозит серьёзными последствиями – эрозией логоса. Язык превращался в свалку, где начал теряться или искажаться смысл предложения, ещё совсем недавно понимавшийся однозначно, искажению самой информации.

Следовало бы так же провести популяционный анализ этого явления. Часть воспринимает новые словечки безропотно и легко. Парадоксально, но они же готовы безропотно признать любую кличку в свой адрес, даже если она оскорбительна для личности. Отчасти это потому, что они не знают иного уже существующего слова для этого. Это: прежде всего молодёжь и недостаточно эрудированный слой. Вторые, и меньшая часть, критически относятся к таким новым словам – консерваторы в хорошем смысле, как защитники языка. И так как в состав последних так же может входить молодёжь, причины такого различия могут скрываться в особых формах их воспитания, образования.

Предложение было высказано в резюме: – ввести некоторую звуковую и знаковую кодировку таких слов. / Как вариант можно было бы вернуть из забвения некоторые «забытые» буковки из Кириллицы. Обязательно включив их в слова рекламы, слоганы (например, буковки: φ – Ферт, Ҹ – Цы, Ҳ – Хер). Утвердить её обязательное использование и принять через строгие меры для всей системы государственной регистрации таких знаков.

Что касается ответа на вопрос, Ви наспех набросал немного эмоциональный текст со ссылкой на Иоанна, и опубликовал свой ответ в том же журнале, обнаружив при этом для себя сходство слов Аминь, Амен и Амон, а также «нимА», «немА» – родного языкового слова, означающего отсутствие. /См. Приложение 3/ http://www.proza.ru/2015/01/30/2136

Конечно, издание типа «Лохматый Клоун» не слишком подходило к такой серьёзной публикации, однако публиковать там было просто, быстро и совсем недорого. Некоторые публикации осуществлялись даже бесплатно. Поэтому журнал был достаточно популярным, в том числе среди молодёжи. И Ви надеялся на соответствующий резонанс. Завтра надо бы зайти на почту.

А сегодняшний вечер…продолжу, пожалуй, знакомство с Манускриптом.