Читать книгу Семья напрокат - Майя Бессмертная - Страница 4

На следующее утро, проснувшись ни свет, ни заря, я понимаю, что совсем скоро моя жизнь круто изменится. Мало того, что мне придётся примерить на себя маску совершенно чужого человека, так и ещё и нельзя будет сделать ни единой ошибки.

Нужно, чтобы хоккеист обязательно мне всё рассказал – как, когда, где и при каких обстоятельствах он познакомился с Лизаветой, когда у неё день рождения, что она любит и многое другое. То есть я, по сути, должна буду стать ей.

Хотя, незнакомая Елизавета не вызывает у меня никаких чувств, кроме отвращения. Ну как можно жить с мужчиной, родить ему ребёнка, а потом, накануне знакомства с родственниками, сбежать с любовником, прихватив с собой сына? Это просто в голове не укладывается!

Хотя, может быть достаточно будет остаться собой? Ведь ни Ангелина, ни бабушка Максима Дмитриевича не общались с таинственной невестой. Интересно, какую задачу передо мной ставит хоккеист? Я должна понравиться его родственникам, или наоборот? Ведь должен же он им потом как-то объяснить разрыв с прекрасной Елизаветой.

До обеда всё прошло гладко – мы чудесно проводили время с Никиткой. Погуляли на улице, подышали свежим воздухом, сходили на ёлку, которую поставили на площади. Уже чувствовалось приближение самого замечательного, доброго и сказочного праздника!

К обеду мы вернулись домой, и, посадив сына в стульчик, и дав ему в руку продолговатую печенюшку, я удалилась в ванную помыть руки.

Открутив кран, я начинаю выдавливать жидкое мыло себе на ладони, и слышу, как в комнате надрывается мобильный телефон. Ну что ж, перезвоню позже. Но телефон не умолкая, продолжает весело играть мелодию снова и снова.

Чертыхнувшись, бегу в комнату, на ходу вытирая мокрые ладони о свои джинсы. И кому там неймётся? Высветившееся на экране имя Максима Дмитриевича, заставляет моё сердце забиться сильнее.

– Вы не скучаете без своего верного коня?

Нахмуриваюсь, и теряюсь в догадках, о чём меня сейчас расспрашивает спортсмен. Может, он на солнце перегрелся?

Хотя, вроде, на улице зима. Но спортсмен, скорее всего, исправно посещает солярий.

– Я говорю об автомобиле, Маргарита. Пора просыпаться – уже обед, и начинать включать мозг. Я понимаю, что думать – это несвойственное дело для женщин, но всё же, постарайтесь.

Чёрт побери! Он сова начинает насмехаться надо мной!

Я багровею, и начинаю фырчать в трубку, как сердитый ёжик. Этим я вызываю ещё более колючую реакцию у известного хоккеиста.

– По крайней мере, я надеюсь, что слушать вы не разучились. Вашу «букашку» отремонтировали, я пригоню её к вам. Заодно и с мальчишкой познакомлюсь. Идёт?

– Да.

Это единственное, что я смогла выдавить из себя. Похоже, Полонский просто создан для того, чтобы насмехаться надо мной.

– Адрес, Маргарита! Я не знаю вашего адреса! А экстрасенсорными способностями я, к сожалению, ещё не обладаю!

Хоккеист насмешливо кричит в трубку, вызывая у меня новый виток раздражения. Быстро продиктовав ему адрес, я отключаюсь. Вот как может человек вызывать во мне такую гамму чувств! От раздражения до ревности!

Раздражённо бросив трубку на диван, я спешу на кухню. Мой сынок, наверное, уже рассосал печенье и сидит сейчас в гордом одиночестве.

Убедившись, что это так, я достаю из холодильника детский творожок, и пытаюсь открыть фольгированную крышку. Но, она, как назло, очень хорошо запечатана – мне никак не удаётся подцепить своими короткими ногтями.

Из комнаты снова доносится трель мобильного телефона. Наверное, хоккеист решил, что слишком мало поиздевался надо мной, и придумал какую-то очередную шутку?

Чёрт с ним, пусть звонит – не собираюсь отвечать. Я ему уже всё сказала, пусть гонит машину к подъезду. Так и быть, потом дам ему посмотреть на сына. Но, не более.

Разозлившись на Полонского, я с силой рву крышечку с изображением банана на себя, и понимаю, что она, неожиданно, очень легко поддалась. Содержимое небольшой баночки поднимается в воздух и летит мне прямо в физиономию.

Вскрикнув, я тут же понимаю, что вся липкая, прохладная субстанция с сильным запахом банана прилетела мне прямо в лицо и равномерно растеклась по нему, прямо как маска.

Пошевелив ресницами, я приобретаю возможность рассмотреть всё вокруг, и первое, что я вижу – улыбающуюся мордочку сына. Наверняка, он решил, что мама решила с ним поиграть и подурачиться, выплеснув весь перекус на себя.

– Прости, дорогой, мама достанет тебе другой йогурт. А вечерком прогуляемся до магазина, я куплю тебе ещё несколько, взамен испорченного.

Чтобы сынишка занялся пока делом, я сую ему в руку очередное печенье, и с раздражением ставлю полупустую баночку на стол. Пока Никита сосёт печенье – побегу в ванную, умываться. Надеюсь, маска для лица из детского творожка пойдёт моей коже только на пользу.

Но, звонок в дверь заставляет меня притормозить в прихожей.

– Чёрт возьми, этот хоккеист летает, как будто на метле!

Делать нечего – придётся отпереть дверь и бежать в ванную. Пока мужчина будет разуваться, я успею умыться. Ну, не могу же я показаться перед ним в таком виде – насмешек и порции злых шуток мне не избежать.

Быстро щёлкнув замком, я исчезаю в ванной комнате. Включив кран, слышу, что в квартиру кто-то вошёл.

Холодею – а вдруг, это не Полонский? А какой-нибудь незнакомый человек? Вор, или убийца?

Ужасные мысли, что я, по своей беспечности, могла впустить в дом неизвестно кого, придают мне скорость, и я, быстро умывшись, выбегаю из санузла с полотенцем в руках.

Возле стульчика, в котором сидит Никитка, стоит Игорь, и хмурит брови. Выдохнув, что это не убийца, а родной отец мальчика, я приближаюсь к нему. Значит, мужчина всё-таки, решил сдержать обещание, и вернулся. Очень жаль, потому что я надеялась больше никогда его не увидеть.

Подумав об этом, я холодею – Бог мой, как это произошло? Ведь я так любила Игоря, страдала по нему и искренне не понимала, почему он ушёл. Откуда теперь эта холодность, презрение, отчуждённость?

– Ну, и где твой хахаль?

Мужчина поворачивается ко мне, и я читаю презрение на его лице. Как будто, он увидел что-то крайне неприятное перед собой.

– Скоро придёт!

Голос дрожит, но я вскидываю подбородок, чтобы говорить чётче и уверенней – у Беляева не должно возникнуть никаких сомнений в том, что я уже не одна.

Конечно, я надеюсь, что мужчина мне поверит на слово, но, если нет – придётся просить разыграть сценку любви с Полонским. Надеюсь, он мне не откажет в этой маленькой шалости?

– Вряд ли. Ты на себя в зеркало давно смотрела? Что за панда?

Бегу в прихожую, и смотрю на себя в зеркало. Ну да, пока смывала творожок – слегка потекла тушь, оставив чёрные круги под глазами. Но я всё равно очень хорошо выгляжу. Видимо, мужчина просто лишний раз решил унизить меня.

Самоутверждается, что ли?

– Я очень симпатичная молодая женщина. И мой мужчина думает так же. Так что меня не трогает твоя ирония и злые насмешки.

Открываю дверь. Игорь наблюдает за мной с иронией:

– Что, соседа сейчас просить будешь тебе подыграть?

– Нет. Почему соседа?

Я недоумённо пожимаю плечами, закрываю дверь, но замок не защёлкиваю – очень надеюсь, что пришедший хоккеист просто потянет дверь на себя, а у Игоря создастся впечатление, что мужчина открыл дверь своим ключом.

– Просто проверила. Мне показалось, кто-то шуршал у замка.

Игорь опирается рукой на косяк, и, не мигая, смотрит на меня:

– Ага, уборщица! Хватит врать! Нет у тебя никого!

– Какая уборщица?

Я отхожу от двери, и пытаюсь проскользнуть к кухонному гарнитуру, у которого остался мой сын, сидящий в стульчике. Но мужчина преграждает мне путь, выставив ногу:

– И как его зовут?

– Максим… ээээ…. Дмитриевич.

Чёрт! Ну, зачем я добавила отчество? Если я живу с хоккеистом, то явно называю его по имени – просто Максим.

И, конечно, от слуха моего бывшего мужчины не ускользнула эта оплошность. Он скрестил руки на груди и насмешливо поднял левую бровь:

– Дмитриевич? Он что, пожилой?

Краснею.

– Нет, с чего ты взял? Просто, так вырвалось.

– Ага! Вырвалось у неё! Что-то я не верю тебе, детка!

Детка… От этого обращения по моему телу проносится волна дрожи, а тело покрывается мурашками. Раньше у меня сносило крышу, как только Игорь обращался ко мне так. Во мне сразу же просыпалось желание, и я была готова всё простить этому человеку.

Детка… От этого слова я всегда начинала часто дышать, а сердце было готово выпрыгнуть из груди. Ведь мой суровый, всегда жёсткий мужчина так редко баловал меня чем-то нежным и мимишным.

Детка… Однажды я мгновенно простила его за оплеуху, которую он дал мне в кафе, при всех. Это было так унизительно, так больно, так жестоко. И, самое главное – ни за что. Просто мужчине показалось, что я слишком кокетливо разговариваю с официантом. Хотя, это была лишь простая вежливость. И, когда моя щека запылала от удара ладонью, я выскочила из-за столика, и понеслась в сторону женского туалета.

– Детка, прости!

Игорь колотил кулаком в створку кабинки, и я, ожидаемо, растаяла. Нельзя было это прощать – ещё тогда нужно было бежать от этого тирана. Но, меня словно приворожили. А за обращение «детка» я была готова простить и забыть абсолютно всё.

А что теперь?

Спустя полгода после расставания передо мной стоит всё тот же мужчина. И эта же небрежно брошенная фразочка «детка», и те же пронзительные серые глаза.

Но, теперь это слово не вызывает ни дрожи в коленях, ни умиления, ни всепоглощающей нежности. Ничего. Пожалуй, только раздражение. Раздражение на саму себя. Что я была такой дурой, такой непроходимой тупицей! Что позволяла вытирать о себя ноги и прощала абсолютно всё!

Возможно, если бы я была чуть жёстче, смотрела бы на Игоря не через розовые очки, я бы смогла построить с ним нормальные, здоровые отношения.

Но, в моих мыслях он был идеал – чудесный принц из сказки, а я – гадкий утёнок, на которого, по недоразумению, бросил взгляд самый чудесный мужчина на свете.

Вот и поплатилась.

– Так что, детка, где твой старикан?

Я морщусь от этого слова, которое, почему-то, до сих пор больно бьёт по моей психике, и огрызаюсь.

– Он не старик, я же тебе сказала.

– Тогда почему так официально? Спишь с начальником? Стала личной секретуткой какого-то босса?

У меня перехватывает дыхание, и я краснею. Моё воображение тут же нарисовало очень пикантную картину – как я сижу на письменном столе в одном нижнем белье, а Полонский расположился в мягком кожаном кресле напротив меня.

Ах, видимо, у меня слишком давно не было интимной жизни, и мой организм начинает подавать сигналы. Но, бывший не должен об этом догадаться! Ведь у меня, якобы, есть любимый мужчина.

– Прекрати свои пошлые, грязные домыслы!

Я хватаю сынишку на руки, вытираю ему личико, и несу на диван – переодеть подгузник и подготовить к дневному сну. Мне нет дела до Беляева – он мне надоел. Почему я вообще должна перед ним отчитываться? По документам ни мне, ни сыну – он никто. Потому что Никитку он так и не признал, а на мне так и не женился.

А Игорь, тем временем подлетает к шкафу, стоящему в комнате, и распахивает его настежь, окидывая полки и штангу с вешалками своим хищным взглядом.

Закрываю глаза и закусываю губу. Ну, конечно, я не ожидала такого.

– Но тут нет никаких мужских вещей!

Мужчина с победным видом поворачивается ко мне, тут же открывая ящик комода, стоящий рядом со шкафом. Ранее эта пока в комоде была отдана под его вещи – трусы и носки, но, с тех пор, как Беляев покинул эту квартиру, полка пустует.

– Ты мне соврала!

Он начинает лихорадочно выдвигать ящики комода. Выудив со второй полки мой новый, кружевной красный бюстгальтер, он искривляет губы в победной улыбке.

– Никаких мужских вещей в квартире нет! Только твои и Никитоса! Значит, нет у тебя никакого романа с боссом! Нет никакого Максима Дмитриевича!

Беляев начинает приближаться ко мне, покачивая на указательном пальце мой новенький бюстгальтер.

– Что скажешь, детка?

Меня всю передёргивает.

– Не смей называть меня детка!

– А что так? Раньше тебе нравилось, когда я тебя так называл, и даже очень. Прям текла вся!

Игорь подходит ко мне почти вплотную, и я прижимаю к себе Никитку – как бы защищаясь им, ставя между собой и мужчиной.

Его грязная фразочка больно резанула слух, а сердце учащённо забилось. Он прав, чёрт возьми. Ещё полгода назад я бы уже срывала с него одежду, и мечтала о страстном, необузданном сексе. Но сейчас, в моей душе – словно выжженная пустыня. Всё как-то голо и незащищенно.

– Положи ребёнка, не будь дурой!

Дура. О, это излюбленно обращение Игоря ко мне. Я всегда была для него дурой – когда меня обсчитывали в магазине, когда я покупала дорогое платье, и даже когда забеременела.

Хотел ли Беляев ребёнка? Я не уверена. Он хотел просто кончать в меня, когда ему заблагорассудится, а о средствах контрацепции я должна была позаботиться сама.

Хотела ли я ребёнка? Определённо – да. Потому что это был любимый мужчина. Самый любимый, не смотря ни на что.

Вот поэтому и дура. Согласна. Но больше он не посмеет так меня называть!

– Заткнись и проваливай!

Я смотрю прямо в глаза Игорю и холодею – в них просыпается что-то грозное, животное, страшное. Я не могу подвергнуть сынишку опасности. Отступаю на шаг назад, и сажаю мальчика в манеж. Тут он в безопасности.

– Что ты сказала?

Мужчина наступает на меня, шумно дыша.

– Уходи! Я не желаю тебя видеть! Ни мне, ни Никите ты абсолютно не нужен! Проваливай!

Я это сказала? Господи, и откуда, только взяла силы?

Игорь останавливается, и задумчиво пожёвывает губу, испепеляя меня взглядом своих серых глаз.

– А ты изменилась. Стала другой. Более уверенной в себе, самодостаточной, дерзкой. Это меня заводит.

У меня замирает сердце. Что он хочет этим сказать?

А Беляев растягивает губы в ухмылке и прищуривается:

– Это мне нравится. Давай поиграем, детка!

Опять это ненавистное слово!

– Я для тебя больше не детка. Я – Маргарита Денисовна, и точка. Никитка тебе не сын, пока ты не зарегистрировал его на себя и не стал платить алименты. А, знаешь что? Не нужно мне от тебя ни отцовство, ни алименты. Просто исчезни из нашей жизни!

– Ты определённо стала решительной. Уже не та наивная дурочка, и уж точно не детка. Ты права, тебе нужно имя посолиднее.

Что, я не ослышалась? Что он этим хочет сказать?

А Игорь продолжает наступление на меня, и хватает меня за руки. Больно.

– Отпусти!

– Ну, уж нет. Я уже хочу тебя, Марго. Теперь буду называть тебя только так. Как мне нравится, когда ты такая дерзкая, неприступная, резкая! Как я хочу тебя!

У меня внутри всё переворачивается от омерзения, которое я испытываю к отцу своего ребёнка. Я пытаюсь вырваться из его цепких рук, но у меня ничего не выходит – Игорь крепко сжимает меня за запястья, и припадает влажными губами к моей шее.

Как будто электрический разряд проносится мо моему телу, и я яростно начинаю сопротивляться. Не хватало ещё, чтобы этот мерзавец изнасиловал меня на глазах у сына!

– Ты же говорил, что у меня ни рожи, ни кожи, ни сексуальности! А теперь вдруг заявляешь, что хочешь меня? Ну, уж нет, убери свои грязные лапы!

Я стискиваю зубы, и высвобождаю одну руку из цепких лап Беляева. На моём тонком запястье остался красный отпечаток пальцев – значит, завтра, сто процентов, будет синяк.

– Иди сюда!

Мужчина пытается перехватить мою руку, но у меня словно проснулось второе дыхание. Меня захлёстывает ярость, я размахиваюсь и сильно шлёпаю бывшего любовника по щеке.

Ого, я смогла! Я дала оплеуху!

Глаза Игоря расширяются, и я вижу, как он напряжён – на шее начинает пульсировать венка.

– Я не понял, ты чего такая смелая стала? На курсы самообороны записалась, что ли?

Он опускает руки, и, не мигая, смотрит на меня изучающее, очень настороженно. Ага, он меня опасается!

– Были бы у меня ногти, я бы сейчас тебе всю рожу расцарапала!

Беляев криво ухмыляется:

– Значит, сегодня мне ничего не грозит? Чудесно!

– Убирайся!

Протискиваясь между мужчиной и манежем с сыном, я спешу в прихожую. Очень надеюсь, что всё закончилось, и Игорь больше не станет пытаться взять меня силой.

Толкаю дверь наружу:

– Уходи! Я не желаю тебя больше видеть!

Мужчина подходит ко мне вплотную и выставляет вперёд руку. Затем наклоняется в бок, и прикрывает входную дверь:

– Не думай, что тебе так легко удалось от меня отделаться! Я ещё вернусь, и ты обязательно будешь моей, не сомневайся!

По моему телу проносится волна дрожи от этого шипящего, угрожающего голоса. Коленки начинают трястись, а внутри всё переворачивается – неужели, он, наконец-то, уйдёт?

Тут входная дверь распахивается, и на пороге возникает подтянутая широкоплечая фигура хоккеиста. У Игоря вытягивается лицо, и он, нахмурив брови, спрашивает:

– Мужик, ты кто?

У меня как будто камень с души свалился!

Я кидаюсь к ничего не понимающему спортсмену, и обвиваю его шею своими руками. Полонский удивлённо переводит взгляд с Беляева на меня, но, слава Богу, молчит. Мне нельзя дать ему сказать хоть что-то, иначе он выдаст меня с потрохами!

– Дорогой, ты пришёл!

Я целую Максима Дмитриевича в губы и сразу отстраняюсь. Блин, я сама от себя не ожидала такого поступка. Никогда ранее мне не приходилось целовать мужчину первой вот так, с наскока.

Мммм, а губы хоккеиста очень нежные, мягкие, и с каким-то сладким привкусом – возможно, он ел какую-то конфетку только что.

– Что тут происходит?

Полонский явно обескуражен моим пылким поцелуем. Но ещё больше он недоумевает по поводу присутствия рядом со мной незнакомого мужчины, который настроен весьма враждебно.

– Познакомьтесь. Игорь Беляев – мой бывший молодой человек. А это – Максим Полонский, мой любимый мужчина.

Я хватаю спортсмена за руку, и изо всей силы сжимаю её. Господи, только бы он промолчал и всё понял!

– А вы случайно не хоккеист? Мне кажется, я видел игры с вашим участием.

Беляев выжидательно смотрит на соперника оценивающим взглядом, чуть отступив от меня на шаг.

– Да, вы правы. Я – нападающий сборной.

Понимаю, что знакомство состоялось, и хоккеист не выдал меня. Это просто отлично!

– Так значит, вы теперь вместе с Риткой?

Игорь кидает презрительный взгляд в мою сторону.

– Нет, вы не правы. Не с Риткой, а с Маргаритой. Я очень люблю и уважаю свою девушку, и прошу от всех остальных такого же уважения к её персоне!

Голос Полонского звучит громко в моей маленькой прихожей, и у меня от счастья перехватывает дыхание. Вот он какой! Не только всё понял, но и заступился! Вряд ли Игорь полезет в драку с профессиональным спортсменом – побоится за своё здоровье.

– Да-да, вы правы.

Беляев опускает глаза в пол, а потом, прищурившись, спрашивает:

– А вам известно, что вы живёте на моей жилплощади? Я уезжал ненадолго, но эта квартира Маргарите не принадлежит – мы покупали её совместно. Я думал, что наши хоккеисты – состоятельные люди и не будут ютиться в двадцатиметровой студии на окраине Москвы.

У меня забилось сердце. Чёрт возьми! Чего хочет добиться Игорь? Компенсации за полквартиры? Но мне не выкупить сейчас его долю, я и так погрязла в долгах и кредитах!

– Не знал. Что ж, в таком случае, Рита пока переедет в мою квартиру в центре. А вы занимайтесь разменом этой студии!

– На что я разменяю полквартиры? На комнату в коммуналке?

Полонский пожимает плечами, а я подскакиваю к бывшему любовнику, и трясу кулачком у него возле лица:

– Ты – мерзкий и наглый! Как бросить меня с двухмесячным ребёнком на руках – пожалуйста! Не платить алименты – тоже! А квартиру тебе подавай! Я не откажусь от нашей с Никитой доли, она принадлежит нам по праву, туда вложены мои сбережения!

– Да ты вон к Максиму Дмитриевичу переедешь. Неужели, тебе денег не хватит? Оставь мне квартиру, а?

– И не подумаю! Убирайся! Я подумаю, как можно разделить жилплощадь. Но дарить тебе ничего не собираюсь.

Игорь морщится и оттопыривает губу. Он вмиг становится похожим на обиженного мальчишку, которому не купили понравившуюся машинку. И что мне раньше нравилось в этом мужчине? Почему я думала, что у него сильный характер? Теперь видно, что он обижает только тех, кто слабее, а перед трудностями – пасует.

Обычный домашний тиран. Жалкий и гадкий. Вряд ли он вообще что-то может, кроме угроз.

В душе поднимается какая-то волна гнева, и я понимаю, что у меня появилось стойкое отвращение к некогда бывшему любимому человеку.

– Вот ты, какая стала. Что ж, ещё встретимся.

Он отталкивает Полонского и выбегает из квартиры. Хоккеист смотрит ему вслед и выгибает одну бровь дугой:

– Хочешь, я его догоню?

Я машу рукой, и захлопываю дверь. Вот ещё! Марать руки об этого гнилого человека? И где были мои глаза, когда я любила его?

– Проходи, пожалуйста. Спасибо, что подыграл.

Я щёлкаю замком и иду в комнату – проверить, что делает Никитка. Нужно и впрямь будет подумать о том, как разъехаться с Беляевым, чтобы он оставил меня, наконец, с сыном в покое.