Читать книгу Ветер Перемен. Волчица - Mel RedWolf - Страница 2

Прошел уже год. Цикл господств богинь сменился. Холода отступили и полотнище покрывал Милосердной сошли с земли. Только черным ещё оставался горизонт, даже в землях клана Земли. Хмурая, но сосредоточенная, Банре рассматривала карту, как прежде это делала в годы, когда дочери приходили на помощь по воле Великой на выручку Фаврир. Сейчас же Банре требовалось спасти своих дочерей, уберечь милосердных, что живут в клане Воды. И взгляд ее до сих пор сквозил по карте. Дела совсем плохи.

Отгорели и застыли слои магмы, пожары и кострища в землях Великой, но не отболели в сердцах. Ни одна дочь клана, будь то огонь, земля, вода или воздух, тень или свет, никто не мог до сих пор понять, как это произошло. Злополучный день, ужасный. Орда хлынула из-под земли и смела столицу земель. Смерти. Умерли те жрицы, что восхваляли богинь столетиями. Многие ведьмы и воительницы сложили головы тогда и даже не были схоронены. Так велик был враг и страшен.

Среди снегов, когда бесы спят, их атака оказалась обескураживающей. Анор долго пыталась спасти земли Великих, но тщетно. Сейчас они напоминали лес, после пожара. Халра запретили посещать эти земли на долгие годы. Принятие богинями теперь проходило теми, кто из ведьм был в отрядах. Никто не мог больше посетить сакральные места. Отравление скверной так стойко ощущалось в землях, что вечно зелёные поля, что кормили кланы круглый год, теперь не плодоносили и оставались пустыми.

За этот год произошло многое. Одно лишь оставалось благом для многих – за это время не потеряли цариц. Ни второй Великой, что теперь поддерживала клан Воды, ни царицы, что несла наследник Фаврир.

Обдувал ветер шатер с самого утра. Раннего, ещё до рассвета. Женщина покинула шатер. Серебро с всполохами пламени, яростью Гневной и лёгкостью Ретивой. Небеса распростерлись в глазах той, что смеряла взглядом горизонт. Дочери ещё спали. Край дочерей Земли все ещё казался и родным, и чужим, сколько бились бок о бок с Банре Аэль. Растянуть фланг пришлось здесь, где дочери Земли защищались от бесов, а часть их проливала свою кровь за милосердных дочерей воды. По воле Великой Аэль пребывала здесь, между равнинами клана Воздуха и полями клана Земли, с их острыми горами и холмами, с землями Великой, что темнели черным полотном на далёкие версты.

Поступь царицы повела ее в шатер, где вела свой пост Банре. Борясь с недосыпом, с бесами и вервульфами, что пугали своим натиском и передвижениями. Эта напасть только до клана Тени не добралась. Сдерживать и не пускать их к ведьмам воды было тяжело. Их было много. Мощные, сильные, они рвали дочерей, а те, что выживали, менялись. И об этом ходили дурные слухи. Мол они уходили в ночь и возвращались по утрам. Что у них возвращались конечности. Что они становились другими. Тех, кто выживал после ран вервульфов, сторонились. Но пока ещё не грянул гром новой беды и Аэль оставалось выжидать.

Так и сейчас царица прошла в шатер к Непоколебимой. Банре заметила царицу Воздуха, но не спешила начать речь. Ещё размышляла. И пока было время, Аэль обежала взглядом карту. Знакомый ландшафт. Оставалось только выяснить сколько врагов ожидала царица и как думает распределить силы. Правая рука скрывалась привычно в темной тугой перчатке, что все ещё позволяла делать вид, что это подобие отличного протеза. До поры до времени.

– Нам следует укрепить силы по правому фронту, царица. Я займу крепость Йермунд, а тебя прошу, Порывистая, пойти в форт Фрьелд. Там видели вервульфов. Много. Если они вернутся, а бесы нападут, дочерям будет не сладко. Там стены из камня. Вы сможете атаковать и сдерживать натиск с дочерьми Огня.

Банре говорила немного, но в ее предложении был смысл. Аэль кивнула и вышла прочь. Пора сворачивать постой дочерям и идти в новый путь.

Время шло, вместе с ним на посту лучше осваивалась и Дорэль. Ввиду усложнившегося положения, часть ремесленниц, способных работать в полях была перенаправлена в земли дурф. Обработка плодородных почв, засев и сбор. До тех земель не дошла скверна, что позволило как расширить поля под выращивание и заготовку провизии, так и обеспечить бесперебойную её поставку на фронт.

Более того, поголовье скота также было увеличено благодаря пограничным землям других народов и дару Великих. Охота в большей своей части также перешла в лесные угодья дурф. Из-за вервольфов мало представлялось возможным заходить в леса, более того, их присутствие обеднило те на зверя. В нужде, после падения столицы земель баргустов, во время затишья принятие также проводили в пределах Врат у Небесного Древа. Сакральное, отъединенное от мира, это место также разделили с сестрами. Как уплотнялась связь между царицами, так она крепла и между народами. Медленно, но верно, в беде они делили и горе, и маленькие радости от побед, новых союзов, новых жизней, которые появлялись благодаря Великим несмотря на бедственное положение.

В том числе оказалась и Рефаль, которую далеко в столице дурф ждала не только Анор, но и их маленький гут. Конечно, принятие проводили жрицы того клана, к которому принадлежала каждая предстающая перед той или иной Великой.

Этот день выдался особенно насыщенным на события. Закия тормошила хар с самого утра, успев и попрыгать на спящей дурфе, и безуспешно пыталась разбудить её своим звонким голоском. Чуть позже к ней присоединились девочки Лоры и Каски, которые наравне с гутом Аэль и Дорэль носились по дому в свои два года и уже успешно промышляли проказами.

Не столь страшными, которые, к примеру, устраивали Саир и Факир в чуть более старшем возрасте, но их цепкие умы успевали поинтересоваться всем. В особенности их интересовал дар царицы, которым она порой отвлекала маленькие вихри беспокойств. Даже путь до дома Верховной Хал превращался в «не упусти, иначе не найдешь». На своих еще не совсем окрепших ножках они убегали вперед, имитировали приветствие, которое иногда замечали за воительницами, которые возвращались на побывку. Лепет этих гутов сложно было остановить. Говорливые, они поднимали весь дом на уши. Хохотушки.

– Ах вы проказницы!

Раздалось от внезапно напавшей на детей дурфы, которая схватила их, сгребла в охапку, точно полевые цветы.

– Ну что вам не спится? Денек какой пригожий! Сейчас бы посопеть немножко, сил набраться, как вы собираетесь вырасти, если не спите почти?

Женщина, чья доля оказалась оберегать тыл, зацеловала златовласые макушки, с завитками, точно у барашка. В сложные времена только гуты оставались отдушиной, за них сражались, их берегли, в них было будущее народов.

Само будущее не очень сильно это осознавало. Ежедневный быт всегда превращался в игру. Умыться, завтрак, натянуть одежку и поторопиться к Верховной Хал и милосердным для игр и занятий. Только после этого Дорэль могла справляться об иных аспектах жизни, которые лежали на царице тыла.

Этот год прошел несколько прохладно. Оставалось тешиться гутами, ведь Аэль не была ни разу на побывке. Только вести с фронта и редкие письма от самой царицы. Дорэль понимала, что связана эта скрытность не с предрассудками, а вынужденностями. Приходящие Девы выглядели вымотано и часто валились с ног. Бои могли продолжаться три дня, а потом без постоя в седло и до места встречи с царицей. То Анор призывала, то надо было идти на подмогу руке клана, то Банре попадала в беду. Не последней была царица Воды.

Их встречу дева описывала ярко. Когда напали на царицу Воды, Аэль смогла ее защитить, прикрыв собой, клинками оградила путь бесам и благодаря ей милосердная перешла черту – ее дар создал волны, что унесли бесов с реки.

– Сражайся и живи! Тебе даны силы Великой ради твоих дочерей! Что ждешь? Используй все, что тебе дали, во благо твоих дочерей!

Женщина дерзко улыбалась, седая и смешливая. Так задела, что Милосердная воспряла духом и орду забрали морские пучины. Этот бой запомнился многим, ведь тогда клан Воды стал защищаться, а перевес сил врага унесли тихие воды Милосердной богини.

И все же Аэль редко писала и это напрягало. Женщина до сих пор была жива и этот факт ложился бальзамом на душу. Царица сделала то, что начертали великие и ее женщина продолжала сражаться, но может именно этот факт стоял за стеной стыда и не позволял Аэль показаться на глаза своей крылатой возлюбленной? Понимание, что баргустка могла принимать свою жизнь, как предательство Фаврир, не отпускало и Дорэль.

Не отпускала, но и давить на женщину прежде не было никакого проку. Письма на фронт со стороны Дорэль были куда более частым явлением, времени у второй царицы, как ни крути, а было больше. Однако и в них дурфа старалась не огорчать Аэль лишний раз.

Военное положение обязывало не углубляться, а «сухо и по делу» не всегда устраивало темнокрылую. Тогда она делилась успехами их гута. Смущать и напрягать Порывистую было только себе во вред, а терпеливостью, как показало время, крылатая не была обделена. Ожидание томило, сковывало и сжимало сердце. Обида порой хватала за горло, стискивая с почти физической болью.

Вдали от любимой, не имея возможности хоть изредка видеть её лицо. Почти полтора года длилась эта мука с последней побывки Аэль. После неё, точно свободолюбивую кошку, баргустку даже за хвост невозможно было ухватить. Ненадолго, на день, два. Не больше. Эти мысли часто тревожили Дорэль, злили и раздражали настолько, что порой написанное письмо могли разорвать в клочья, а пламя Огненной охватывало бумагу с начертанными словами о любви.

Она была, но ей редко давали себя показывать, позволяя лишь фразы, которые не заставят чувствовать себя виноватой. Во вред себе, обида гложила не по-детски, но так было правильно. Пока царица стерегла границы, её следовало поддерживать, а не выбивать из колеи. Дорэль оставалось только ждать того дня, когда Аэль вернется к ней, а не задавать вопросы как глупый и слишком любопытный гут.

Бывали и порывы нежности, в которых все же до Аэль доходили письма, пропитанные необъятной любовью её женщины. В них Дорэль просила любимую быть осторожной, не пренебрегать сном и едой, не бросать всю себя вновь в языки пламени. Не сгорать, но гореть, продолжать жизнь ради неё, ради гутов, которые ждут.

В таких письмах она обращалась и к милосердным Великим, в надежде на то, что они уберегут возлюбленную от напасти и даруют скорейшее избавление. Дорэль любила, а в искренности её чувств сомневаться уже не приходилось. Впрочем, и в отклике на них Порывистой. Она все еще была с ними, только это держало дурфу от того, чтобы заявиться в лагерь и поймать супругу-беглянку, пусть так было и не всегда по её собственному желанию.

Очередной переход тронул сонных воительниц мукой. Земли уже не были тверды и покрыты коркой, но и не превратились в полноценную кашу, что не замедлило переход, но вымотанность сказывалась. Аэль прекрасно знала их проблемы. Сама воительница уже ощутила на себе и голод, и долгие переходы, и бои без перерыва, и отсутствие сна. Поджарое тело от такого режима выглядело сухо и под кожей перекатывались как вены, так и пучки мышц. В довесок вечный голод морил нутро сильнее, чем прежде, как и яркие запахи, но царица не позволяла себе брать больше, чем остальным.

Спасало порой, когда подчинённые сами приносили чуть больше нужного и голод мог притупиться на время. А пока тощие лошади смогли привести воительниц к крепости, что выбрала Банре как следующий пост сохранения границ. Их встречали низинные дочери, чьи волосы сочетали в себя все оттенки местных лесов и коры деревьев. Темные, крепкие и скупые на слова, но с такими можно смело идти было в атаку.

Они не имели страха, не имели манеры отступать. Дочерей Огня и Воздуха встретили доброжелательно. Разместили в казармах, а царице дали комнату в замке. В нем разместили и руку царицы, что была единственной крылатой в постоянном подчинении Аэль. Сожительство рядом было ничем не странным, особенно учитывая то, что Аэль почти не бывала в месте своего постоя в любом пребывании на карте земель. Так и сейчас царица покинула комнату раньше, чем разместила вещи по полкам и выдвинулась на стены, вернуть бдительность на горизонт.

– Как погляжу, царице не до отдыха.

В своей монере завела речь, явившая себя дочь Тени. Ламэль с изящностью кошки обошла Аэль за спиной, пристроившись у стены, чтобы заглядывать в глаза женщины. Удивительная. К такой и отношение Великих было совсем иное. Жрица знала многое, что осталось позади, чуть меньше из того, что предстояло. Все эти знания были ничем иным как посланиями Ночеликой для своей дочери. Не зря её интерес коснулся дочери Лоры и Каски. Старшего гута воительницы коснулась странная участь, которая увела из ведьм. Лаэлари оказалась той, кому Небесная передала дар Карлы как Открывающей Врата. Впервые Девам предстало увидеть сестру, которой не с рождения было предписано нести волю Великой, а перед последним принятием.

Появление меток обозначилось сильным жаром в холоде. Лора готова была списать это на болезнь, если бы тогда не пришли Небесные Девы, почувствовавшие пробуждение. Теперь Лаэ приходилось обучаться не привычному ремеслу ведьм в общении с дарами Огненной и Переменчивой. Частые побеги от наставницы приводили ту в бешенство. Этот гут совершенно не понимал своего предназначения! Хотя кому в столь юном возрасте окажется приятна мысль оказаться среди жриц? Тут и прикусывала себя за язык светловолосая, вспоминая то, как сама же собиралась уйти в земли Великой, дабы служить богиням.

За ней наблюдала Ламэль, находя много интересного для себя в той, что причудливым образом соединила в себе силы крылатых ведьм и нрав под стать дочерям Ретивой.

Однако, сейчас женщину больше привлекала Аэль. В её судьбе толком не удавалось разобраться. Может оттого Анор до сих пор не оповестили? Потому скрыли? Или на это тоже была воля Великих, а не собственное желание теневой жрицы? Ламэль прекрасно понимала, что Верховная не просто разозлится. Её гнев после потери земель возрос, а хватка слабла. Задержка Аэль среди живых сестер уже не на шутку разозлило ту, которая, казалось бы, должна быть и рада.

Царица кланов и её женщина оберегали не только свои земли, но исправно приходили на подмогу. Однако, предательства старой подруги Аэль прощать не желали, пусть та и сама прекрасно знала то, что произошло. Также и Ламэль видела гнетущее душу царицу, порываясь разбередить ее переживания, точно потревожить пчел-работяг. Вылетят из улия, а жрицы и нет. Это доставляло пусть и малое, но удовольствие в серых днях военных действий.

– И тебе утра, Ламэль. Не отдыхается с дороги?

Уточнила Аэль, кивнув в ответ проходящим мимо стражницам. Воительницы вели свой караул, а как показало уже и короткое присутствие на стенах, ветер здесь гулял тот, что больше подходил землям Переменчивой. Только более холодный и настойчивый, словно испытывал дочерей другой богини. Аэль он был скорее в усладу. Темная гряда земель Великой саднила болью утраты. В тот злополучный день, если бы Аэль могла, то привела бы и всех сестер, но на все воля богинь.

Их было недостаточно. Не вовремя. Только удалось увести халра и Цераэль. Кто-то скажет, что и это чудо – спасти от смерти вторую Великую Царицу, но Аэль прекрасно понимала, что Цераэль бы не стояла до смерти. Воинского долга у нее нет в крови. Она ориентируется по внутреннему наставлению и говорит под стать жрицам. Жрица в душе, на деле – женщина той, что принимает решения за весь народ.

Сейчас она пребывала с кланом Воды. Окружённая ведьмами и некоторыми воительницами из земель Великой. Там были и гуты Фаврир. Факир и Саир оставались при Цераэль, словно перст судьбы указал им такую долю, тогда как нахождение Алифеи оставалось загадкой. Аэль молила Великих, чтобы не пришлось хоронить дочь, чтобы Алифее хватило сил выжить в этой жестокой войне… и не измениться.

Последний фактор до сих пор скреб нутро и разливался рокотом, но не прибоя волн. Это был рык зверя, который давно не выходил на свободу, словно заперт в клетке. В темнице самообладания женщины, что каждый раз рисковала быть раскрытой перед народом. А что тогда? Дуэли и опасность для последнего Гута Фаврир и Дорэль. Аэль не могла себе позволить такую роскошь. Лучше жёсткие клещи-хватки, чтобы никто и не подумал ничего странного на царицу и сдерживать вымыслы и слухи с других регионов, о тех, кто обращается в зверя и уходит в ночь со своего поста или отдыха и возвращается утром.

– Отдохнуть ещё успеется. Предпочитаю проводить время в увлекательных путешествиях.

Женщина расплылась в чарующей улыбке. Интересно, каков был её путь, что привел к становлению жрицей? Также, как и многих других со смертью любимой женщины? Или простая прихоть и желание служить Великой? Коварная сама выбирает тех, кто будет возносить к ней молитвы. Осталось гадать, мог ли быть и иной путь, что привел баргустку в касту. Правду знали немногие, включая Анор и её женщину. Взбалмошная. Даже покинув земли Великих оставалась себе верна.

– Как поживает крылатая царица? Кажется, от нее давно не было вестей.

Могло ли быть так, что Дорэль держала обиду на свою женщину? Вполне возможно. Ламэль пренебрегала своими обязанностями по наблюдению, когда Порывистая читала письма от второй царицы. Дурфы слишком чувствительны, мало ли что она там пишет? Анор бы сильно разозлилась, узнай она о подобном. Отчитываться приходилось и за письма, так что изредка жрица интересовалась у Аэль положением дел в тылу, передавая лишь то, что ведала сама царица.

Аэль повела неоднозначно плечом. Царица устроилась, подавшись вперед за зуб, колено согнулось и приняло на себя тяжесть руки, что все еще была «протезом» в глазах дочерей. Баргустка присматривалась в даль. Волосы колыхал ветер, волнами пускал за спину. Новые пряди все больше обретали жара, хотя концы еще несли в себе седину былых времен. Такими пятнами рыжего и белого являлся цвет царицы Огня и Воздуха, что все больше включала в себе обе полярности, преломляя зрение и нравы.

– Думаю, что сердится. Ей хочется свидеться, а свидеться рано. Истину так не утаить, когда она открыта глазу, Ламэль, а она к ней не готова. Да и многие дочери тоже.

Брови нахмурились непроизвольно. Этот вопрос серьезно тревожил Аэль, гораздо больше, чем будущее в войне. Найти источник заразы – это стало целью жизни для царицы. Наследие Фаврир. Великая видела и искала причину бесов на земле, а ее женщине суждено продолжить путь, заменить под шквалом ударов. Но что будет с дочерьми, когда они узнают? Что их сестры все больше меняются. Появляются те, в чьих жилах течет не только бесова, но и звериная кровь? Как тогда быть? И насколько ярко отразится это изменение на гутах?

Рано или поздно изменение всплывет. Пока Аэль видела их и чувствовала, тех, кто обратился. Взгляд царицы всегда был зорким, а чутье зверя оказалось еще хлеще. Вожак должен следить за своей стаей и Аэль следила зорко. Прикрывала и скрывала их уходы, но там, где ее нет лично, уже был ропот, что волки бродят у лагеря по ночам и не нападают. А может это сестры те, что молчаливы, обращаются? Нет. Быть не может. Только Ламэль видела, она знает и молчит, как и царица, на все странные высказывания.