Читать книгу Сестры Гримм - Menna van Praag - Страница 14
Более десяти лет назад
ОглавлениеГолди
Я смотрела на открытый учебник, цифры плавали по странице, и я пыталась обуздать их, привести в порядок, но особо не старалась. И в лучшие-то времена мне не очень-то давались цифры, в отличие от букв, всегда понятных и легких. Я люблю читать, научиться мне удалось самой. Мама, не читавшая ничего кроме местной газетенки, дала мне «Книгу рекордов Гиннесса» (единственную, имеющуюся книгу в нашей квартире) и предоставила мне учиться читать самостоятельно. К чтению других книг меня не поощряли, возможно, боясь, что они забьют мне голову рискованными идеями.
Я никак не могла сосредоточиться на дробях, так как постоянно вспоминала то место, как оно выглядело, какие вызывало чувства. Сны о нем снились мне уже несколько ночей подряд. Каждую ночь я видела больше, узнавала больше и начала называть это место Навечьем, потому что мне всегда хотелось вновь оказаться в нем и остаться там навек. К великому разочарованию, я обнаружила, что не могу контролировать сны о Навечье и не могу понять, каким образом попадаю туда и как возвращаюсь обратно. Поэтому каждую ночь, прежде чем заснуть, я представляла себе каждый тамошний камень, освещенный луной, каждую движущуюся тень, каждый ручей, каждое дерево. Дюйм за дюймом, вздох за вздохом старалась перенестись туда силой своей воли. Иногда это работало, иногда нет.
Попадая в Навечье, не каждый раз мне удавалось встретиться со своими сестрами, но это было не страшно, ведь иногда хотелось просто побыть там одной. Однако там всегда чувствовалось их присутствие – прикосновения в падающих листьях, голоса в звуках ветра и журчании ручьев. Я чувствовала сестер и когда бодрствовала, и когда обедала, сидя за крайним столиком школьного кафетерия, и по пути из школы домой, и смотря телевизор, до возвращения мамы домой. Она всегда сразу начинала расспрашивать меня о том, как прошел мой день, жаря яичницу с картошкой, что отвлекало меня от мыслей про них. Мои сестры из снов начали казаться мне такими реальными, что, говоря с ними вслух, я слышала их ответы в своей голове.
Лиана
– Перестань ерзать, Ана. – Ее мать в одной руке держала шпатель, а второй давила на плечи дочери, вжимая ее в стул. – Я уже почти закончила.
– Он жжется, дада, – запротестовала Лиана. – Мне больно, перестань.
Изиса наклонилась к уху дочери.
– Мама, – прошипела она. – Называй меня мамой. Сколько раз тебе повторять?
Девочка ничего не сказала, не смея перечить матери, которая могла быть мягкой и нежной, пока не начнешь с ней спорить; тогда она становилась грозной, как вздымающаяся волна. Вместо этого Лиана сердито зыркнула на зеркало ванной и на бутылочку, стоящую на краю раковины. «Чудо-выпрямитель для волос». Мама обманула ее, сказав, что это продлится всего минутку и она даже ничего не почувствует. На самом же деле прошло уже тридцать минут, и кожа ее головы горит так, будто Изиса вылила на нее бутылку кислоты.
– Ты уже сделала уроки? – спросила женщина.
– Да, – ответила Лиана, подумав, что раз уж ее жгут заживо, будет глупо говорить правду.
– Хорошо. – Изиса нанесла белую вязкую массу на затылок Лианы. – Я купила новую книгу, тебе не стоит и дальше тратить время на эти глупые сказки, которые дает твоя учительница, они слишком легки.
Ана закрыла глаза и стиснула зубы. Она терпеть не могла читать вслух истории под взглядом своей мамы, которая коршуном набрасывалась на нее, стоило лишь только ей запнуться на каком-нибудь слове.
– Здесь ты должна работать больше, чем кто-либо другой, Ана, – сказала она. – В Гане ты была кем-то – дочерью Изисы Сибусисиве Лондиве Чивеше, внучкой покойного Звелету Сибусисо Лондисизве Чивеше. Здесь же ты никто, здесь ты значишь меньше, чем самая нищая и грязная белая женщина, живущая на улице.
Лиана открыла глаза и проглотила рвущийся наружу протест. У нее еще будут споры с мамой, но она будет сражаться только в тех из этих битв, в которых у нее будет хоть какой-то шанс победить.
– Чтобы выделиться на общем фоне, ты должна сражаться, – продолжала Изиса, нанося белую массу на волосы вокруг ушей Лианы. – Никто не даст тебе ничего просто так, тебе придется выхватывать каждый свой шанс из рук других, понятно?
Когда до девочки дошло, что от нее ждут ответа, она кивнула.
– Ты должна тренироваться больше, учиться прилежнее, говорить убедительно и умно, – сказала мать, подняв шпатель, вымазанный этой жгущей субстанцией. – Каждый день тебе нужно бороться, чтобы доказать, что ты лучше всех. Только тогда ты сможешь выделиться, только тогда ты сможешь выжить.
У Лианы вертелось на языке, что, хотя она и желает выжить, ей не особенно хочется выделиться. Скорее, наоборот.
Вместо этого она кивнула, несмотря на ужасное жжение головы, и стала гадать, как можно выделиться и в то же время вписаться.
Скарлет
Скарлет дала себе клятву, что, когда у нее будет своя маленькая дочурка, она станет ее всячески баловать, давать ей все, что бы та ни попросила, и еще многое сверх того. Она точно не знала, что нужно сделать, чтобы иметь дочь, но раз уж таковой смогла обзавестись ее мать, которой маленькая девочка совсем не нужна, значит, это не так уж трудно. И когда Скарлет выяснит, как это делается, то сделает все, чтобы ее собственная дочка всегда чувствовала, что ее любят сверх всякой меры.
Ее малышка вырастет в атмосфере абсолютной любви, эта любовь будет окутывать ее со всех сторон, ей не придется выискивать крохотные клочки материнских чувств. Скарлет не знала, почему мать не испытывает к ней того, что матери должны испытывать к своим детям, но была уверена, что сама никогда не станет такой. Она будет души не чаять в своей дочурке, будет кормить ее, гладить ее мягкие рыжие кудряшки, ее пухлые щечки, ее кулачки. Скарлет будет обожать свою дочь с самого первого дня ее жизни, еще до того, как та сделает хоть что-то, чтобы это заслужить, когда ее Рыжик (так она будет называть малютку) еще только будет уметь плакать и больше ничего.
Скарлет часто гадала, каково это – чувствовать, что тебя любят просто так, без причин. Когда ты не лезешь из кожи вон, чтобы угодить, когда не приходится отдавать то, что тебе не хочется, точно зная, что тебя любят просто потому, что ты – это ты. Как только у нее появится дочурка, она докажет, что бескорыстная любовь существует, докажет, что ущербна не она, а ее бессердечная мать.
Беа
– Осторожно! – крикнула Лиана, глядя на исчезающие подошвы туфель Беа. – Не забирайся слишком высоко.
– Не слушай ее, – закричала Скарлет. – Заберись так высоко, как только сможешь!
Беа остановилась, стоя на ветке, и посмотрела вниз. Поймав взгляд Скарлет, она улыбнулась и выпрямилась, растянув позвоночник и вытянув руку вверх.
– Я заберусь на самую верхушку.
Почему бы и нет, подумала девочка. Ведь до верхушки не так уж и далеко. Здесь все равно все не так, как на Земле, где падение с такого высокого дерева означало бы верную смерть. Здесь все физические законы работают не так – как иначе можно объяснить постоянно падающие листья? В Навечье сила тяжести совершенно другая.
Добравшись до самой верхней ветки, Беа встала на нее и приготовилась к прыжку. Затем, придвинувшись к самому краю ветки, поглядела вниз, чтобы поймать взгляды своих сестер и убедиться, что все они устремлены на нее.
– Если ты упадешь, я тебя поймаю. – Лиана стояла у подножия дерева, прижав ладони к его стволу. – Но ты, пожалуйста, не падай!
– Я не упаду, – закричала Беа. – Я полечу!
Лео
– Псст!
Лео, неловко вытянувшийся на кровати в дортуаре[28], повернулся на бок и посмотрел на соседнюю кровать. В потемках он увидел протянутую ему руку и начал ждать.
– Псст.
– Что? – прошептал Лео.
Мальчик на соседней кровати покрутил рукой, как будто ожидая, что Лео пожмет ее.
– Кристофер Марсден, – прошептал он. – Если хочешь, можешь звать меня Крис.
Лео посмотрел на руку, но не пожал ее.
– Лео Пенри-Джонс.
– Рад познакомиться, – сказал Крис и, убрав руку, сел. Лео сделал то же самое. – Ты новенький, да?
– Да.
– А почему ты так припозднился?
– В каком смысле? – спросил Лео, обняв свои колени.
– Ну, большинство мальчиков начинают учиться здесь, когда им еще нет и шести, верно? Как я.
– Просто моя мама хотела, чтобы я оставался дома, рядом с ней, – сказал Лео. – Отец какое-то время соглашался, но, когда мне исполнилось восемь, настоял, чтобы я отправился сюда.
Кристофер опять скользнул под одеяло и положил голову на подушку.
– Везет же тебе. – Он улыбнулся. – Уверен, что твоя мама ужас как скучает по тебе. А моя даже не заметила, что я уехал из дома.
Лео улыбнулся в ответ.
– Если ты пробыл тут уже три года, она наверняка заметила, что тебя нет дома.
Крис фыркнул, как бы давая понять, что мальчик даже не представляет, насколько он не прав.
– А ты скучаешь по своей маме?
– Я э-э… – Лео не хотел признаваться, как сильно ему ее недостает.
– Ты можешь лечь со мной, – прошептал Кристофер. – Если хочешь.
И Лео понял, что хотя их отделяет метр пола и несколько дюймов матрасов и простыней, Кристофер чувствует его одиночество. Он быстро окинул взглядом остальные двенадцать кроватей в дортуаре и мальчиков, спящих на них, завернувшись в одеяла. Прежде чем испугаться и пойти на попятный, сдернул с себя одеяло и опустил ноги на холодный каменный пол.
Несколько минут спустя Крис уже спал, повернувшись к Лео, щекоча дыханием его ухо. Лео до рассвета смотрел на своего нового друга. И, только когда дортуар осветили первые лучи утреннего солнца, Лео тихонько вернулся на свою кровать.
28
Дортуар – общая спальня для детей, учащихся в закрытых учебных заведениях.