Читать книгу Танец воров - Мэри Пирсон - Страница 4

Я заметила королеву, когда она шла по узким грязным улочкам Брайтмиста. Я ничего не планировала, но порой случайные действия способны направить нас неожиданным путем, изменить судьбу и то, что определяет нас. Вот пример: Казимира, сирота, уличная воровка, бросила вызов королеве и превратилась в рахтана.

В шесть лет меня толкнули на один путь, а позже – в день, когда я плюнула новой королеве в лицо, – моя жизненная дорога резко свернула. Улыбка королевы – весьма неожиданная реакция на мой поступок – определила не только мое будущее, но и будущее королевства. Ее меч висел в ножнах на боку. Толпа зевак, затаив дыхание, ждала дальнейшего развития событий. Все знали, что случалось в подобных ситуациях раньше. Будь она Комизаром, я бы уже давно лежала без головы. На самом деле ее улыбка испугала меня даже больше, чем меч: я поняла, что прежняя Венда, где я так хорошо ориентировалась, осталась в памяти. И я возненавидела ее за это.

Выяснив, что я сирота, она велела стражникам привести меня в Санктум. В то время мне казалось, что я очень умная. Слишком умная по сравнению с молодой королевой. На тот день мне уже исполнилось одиннадцать, и, конечно, я не терпела, когда вмешивались в мои дела. Я думала, что перехитрю ее так же, как и всех остальных. В конце концов, это было мое царство. Все десять пальцев находились при мне – и репутация в придачу. На улицах Венды меня благоговейным шепотом называли Десяткой.

Вор или мнимый вор с десятью пальцами считался легендой. Окажись я пойманной с краденым товаром, мое прозвище в одночасье сменилось бы на Девятку. Восемь квотерлордов, назначавших наказание за воровство, называли меня иначе: для них я была Теневой странницей, так как даже в полдень, клялись они, я могла наколдовать ночь и скрыться под ее покровом. Некоторые, завидев меня за версту, начинали судорожно теребить амулеты, спрятанные под одеждой. Что бы ни говорили, но удачу мне приносила не только темнота. Знание людей и уличной политики – вот что являлось залогом моего успеха. Я оттачивала навыки, сталкивая лбами квотерлордов и купцов. Я будто была музыкантом, а они – барабанами под моими ладонями. Они хвастались друг перед другом, утверждая, что мне никогда не обвести их вокруг пальца, пока я ловко избавляла их от вещей, которым могла найти лучшее применение. Их неисчерпаемый эгоизм стал моим верным сообщником. Извилистые переулки, туннели и переходы служили мне школой, а желудок – неумолимым наставником. Но мной управлял и другой, более глубокий вид голода – жажда ответов, которые было не так просто вытащить из имущества надменного лорда.

Вот только из-за королевы знакомый мне мир в одночасье разрушился. Я голодала и пускала в ход когти, чтобы достичь этого положения, и меньше всего на свете мне хотелось его лишаться. Тесные извилистые улочки Венды – это все, что я когда-либо знала. И ее воровской мир – все, что я понимала. Мою вселенную населяли люди, ценившие тепло конского навоза в зимнюю пору, нож в мешке из рогожи и дорожку из зерна, хмурый взгляд обманутого торговца, который вдруг осознал, что в его корзине не хватало яйца или даже целой курицы. К слову, мне удавалось исчезать и с более крупным и шумным товаром.

Возможно, мне и нравилось утверждать, что на воровство меня толкал голод, однако это было не совсем так. Случалось, я воровала у квотерлордов, чтобы сделать их жалкую жизнь еще более жалкой. Частенько мне в голову закрадывалась мысль: стань я квотерлордом, я бы тоже отрубала пальцы в стремлении продемонстрировать власть? Ведь я давно усвоила, что власть, подобно теплому хлебу, соблазнительна и вкусна, и иногда даже крупица превосходства над квотерлордами могла заменить мне пищу.

С подписанием новых договоров между королевствами, разрешающих заселение Кам-Ланто, люди, для кого и с кем я воровала, один за другим начали перебираться туда, желая начать новую жизнь среди этих просторов. В один миг из легенды я превратилась в бесполезную птицу, хлопающую ощипанными крыльями. Я же, несмотря на ощущение собственной никчемности, не хотела переселяться в деревню, расположенную посередине неизвестности. Я просто не могла этого сделать. В девять лет, когда я вышла за стены Санктума в поисках ответов, я оглянулась на исчезающий город и ощутила, что я – всего лишь пятнышко среди пустого ландшафта. От увиденного у меня перехватило дыхание. Небо над головой тошнотворно закружилось; чувство уязвимости накрыло удушающей волной. Я вдруг осознала, что прятаться было негде. Ни теней, ни палаток, ни лестниц, ни кроватей. Мне негде было раствориться, негде спастись, некуда убежать. Прочный каркас моего мира – пол, потолки, стены – в одночасье исчез. Не раздумывая, я вернулась в город и больше никогда его не покидала.

Я знала, что под открытым небом мне не выжить, поэтому, чтобы спасти свое привычное существование, я решилась на тот дерзкий поступок. Однажды у меня уже украли жизнь, и я не могла позволить этому повториться.

Но как бы сильно ни противилась, это все-таки произошло. Человек не в силах сдержать прилив. Новый мир, как вода у берега, подступил к моим ногам и утянул в свои течения.

Первые месяцы в Санктуме прошли неспокойно. Я часто задавалась вопросом: почему меня до сих пор не задушили? Я бы на их месте так и поступила. Я тайком проникала в чужие покои, крала все, что попадалось мне на глаза, и прятала в тайном коридоре под лестницей Восточной башни. Из личных комнат мне удалось утащить немало вещей: любимый шарф Натии, сапоги Эбена, деревянные ложки повара, мечи, пояса, книги, алебарды, расческу королевы. Иногда я возвращала украденные вещи владельцам, одаривая их милостью, как капризная королева, а иногда – оставляла себе. Когда в третий раз я стащила бритву Гриза, он разразился бранью и бросился за мной вдогонку по коридорам замка.

Однажды утром, когда я зашла в галерею Совета, королева вдруг зааплодировала мне, сказав, что я в совершенстве освоила воровство, но теперь настало время приобрести и другие навыки.

Она встала и протянула мне меч. Тот, что я недавно украла.

Наши глаза встретились. Где она его взяла? На мой изумленный взгляд королева ответила лишь: «Я знаю все тайные места в Санктуме, Казимира. Ты не единственная, кто отличается хитростью. Давай найдем мечу лучшее применение, чем позволим ему ржаветь на темной и сырой лестнице».

Впервые я не сопротивлялась.

Мне стало любопытно. Я хотела не просто владеть украденными мечами, ножами и булавами, но знать, как с ними обращаться. Хорошо обращаться.

* * *

Ландшафт становился все более ровным, будто огромные руки, предвидев наш визит, разгладили морщины холмов. Те же руки, должно быть, очистили их от руин. Было странно видеть эту пустоту. Мне еще не приходилось ехать дорогой, где отсутствовали бы свидетельства прежнего мира. Руин Древних было много, но на этих землях не встретилось ни одной полуразрушенной стены, отбрасывающей жалкую тень. Ничего – только открытое небо и ветер, сковывающий дыхание. Сосредоточившись на точке вдалеке, я вдохнула полной грудью и притворилась, что где-то впереди меня ожидал волшебный город.

Настало время расходиться. Гриз остановился, чтобы обсудить с Эбеном и Натией место следующей встречи. Когда они закончили, Гриз обернулся, глядя с опаской на лежащие перед нами просторы. Наконец его глаза остановились на мне. Я, поймав его взгляд, потянулась и расплылась в улыбке, будто наслаждаясь летней прогулкой. Солнце стояло высоко, отбрасывая тень на его испещренное шрамами лицо. Я заметила, как углубились морщины вокруг его глаз.

– И последнее, – добавил Гриз. – Будьте осторожны. Однажды побывав в этих местах, я сократил свою жизнь года на два. А все потому, что не имел привычки оглядываться.

Гриз продолжил рассказывать, как на него и офицера из Далбрека напали охотники за рабами и потащили в шахтерский лагерь.

– Мы хорошо вооружены, – напомнила Рен.

– К тому же с нами Синове, – добавила я. – Син, у нас ведь все под контролем?

Синове прикрыла глаза, будто погрузившись в видение.

– Да, все отлично. – Она кивнула, демонстративно щелкнула пальцами и весело промурлыкала: – Так что смело езжай к своей возлюбленной, Гриз!

Гриз, что-то проворчав, махнул рукой, еще раз выругался и ускакал прочь.

Дальше мы последовали без указаний Натии. Им с Эбеном предстояло путешествие в Парсус, южную резиденцию Эйсландии, чтобы поговорить с королем и сообщить ему о нашем прибытии. Как и большинство эйсландцев, король в первую очередь был фермером. Вся его армия, состоящая из нескольких десятков стражников, тоже работала в полях – неудивительно, что королю не хватало сил, чтобы справиться с беспорядками. Гриз описывал его как кроткого, слабохарактерного человека, неспособного контролировать далекие северные территории. Королева знала, что он не станет препятствовать, но не предупредить не могла: это была дипломатическая предосторожность на случай, если что-то пойдет не по плану.

Впрочем, ничто не должно было поставить миссию под угрозу. Я ей обещала.

И все же королю Эйсландии не доложат об истинной цели нашего визита, которая была настолько большим секретом, что держалась в строжайшей тайне даже от правящего монарха.

Спрятав карту, я погнала коня в направлении Хеллсмауса. Синове оглянулась на Эбена и Натию, чтобы оценить, насколько близко друг к другу они держались и завязалась ли между ними беседа. Я не знала, почему Натия испытывала к Эбену чувства, но я могла спросить об этом у других. Синове, например, обожала любовные истории.

– Как думаете, у них уже было? – застрекотала Синове, как только Натия и Эбен оказались вне пределов слышимости.

Рен застонала.

Я надеялась, что Синове подразумевала что-то другое, но все-таки спросила:

– У кого? Что было?

– У Натии и Эбена. Ну, это…

– Ты у нас ясновидящая, Синове, – протянула Рен. – Тебе и без нас все известно.

– Мне снятся сны, – поправила Синове. – Вы бы тоже их видели, если бы чуть-чуть постарались. – Ее плечи вздрогнули от отвращения. – Но такие зрелища я видеть не желаю.

– Она права, – согласилась я, обращаясь к Рен. – Некоторые вещи нас не касаются.

– Лично я никогда не видела, чтобы они целовались. – Рен пожала плечами.

– Или хотя бы держались за руки, – добавила Синове.

– Нежность – не их стихия, – напомнила я.

Синове нахмурила брови.

Никто не озвучил то, что было всем известно: Эбен и Натия были страстно друг другу преданы. Я подозревала, что они не только целовались, но также понимала, что их отношения меня не касались. Мне было все равно. В чем-то мы с Гризом оказались похожи. В первую очередь мы были рахтанами – на что-то еще времени не оставалось. Любовь лишь создавала проблемы. Несколько недолгих романов с солдатами, которые у меня были, только отвлекли меня, чего, как я решила, мне совсем не нужно. Во мне просыпалась тоска и наводила на мысли о будущем, на которое нельзя было рассчитывать.

Мы продолжали путешествие, слушая несмолкаемый монолог Синове. Так было всегда. Она часами делилась своими многочисленными наблюдениями, будь то трава, щекочущая ноги лошадей, или соленый суп из лука-порея ее тетки. Я понимала, что отчасти она делала это, чтобы отвлечь меня от путешествия через пустой мир, который нависал надо мной, расширялся и грозился втянуть в свой открытый рот. Признаюсь, временами, когда я не могла себя чем-то отвлечь, ее болтовня помогала.

Рен, предупреждающе вскинув руку, подала сигнал остановиться.

– Всадники, сигнал тревоги! – объявила она. Острый край ее тцэзе рассек воздух, когда она вытащила его, приготовившись.

Синове натянула тетиву.

Вдалеке над равниной стремительно мчалось темное облако, становясь все крупнее по мере приближения. Едва я выхватила меч, как мрачная туча резко устремилась в небо, а потом что-то просвистело над нашими головами, держа в когтях вырывающуюся антилопу. Крылья существа подняли ветер, который напугал лошадей и растрепал наши волосы. Рен, Синове и я инстинктивно пригнулись. Однако не прошло и секунды, как существо исчезло за горизонтом.

– Джабэве! – воскликнула Рен, пока мы пытались успокоить скакунов. – Что за чертовщина?

Гриз даже не подумал нас предупредить. Я слышала об этих существах, но всегда думала, что они обитали где-то на севере, за Дьявольской землей. Что ж, по-видимому, не сегодня.

– Это ракаа, – отозвалась Синове. – Одна из птиц, которая питается вальспреями. Сомневаюсь, что люди входят в их рацион.

– Сомневаешься? – выпалила Рен. Ее загорелые щеки пылали от ярости. – Хочешь сказать, что ты не уверена? И насколько же мы отличаемся по вкусу от антилопы?

Я убрала меч обратно в ножны.

– Будем надеяться, что довольно сильно.

Рен, собравшись с мыслями, убрала тцэзе. Она носила по одному на каждом бедре и держала их острыми, как бритва. Она была способна с легкостью справиться с двуногими нападающими, но атака крылатых существ требовала у нее переоценить собственные силы. Я поняла, что в ее голове сейчас производились расчеты.

– Я могла бы с ним справиться.

Еще бы. Рен обладала упорством загнанного в угол барсука.

Демоны, которые толкали ее на свершения, были такими же требовательными, как и мои, поэтому Рен пришлось отточить навыки до безжалостной остроты. Это было не удивительно: ее родителей убили на Блэкстоун-сквер прямо у нее на глазах, когда ее клан совершил смертельную ошибку, поддерживая похищенную принцессу. То же случилось и с Синове. Пусть она и играла в невинность, в ней таилось что-то смертоносное. Она убила даже больше мародеров, чем мы с Рен вместе взятые. Семь, по последним подсчетам.

Вернув стрелу в колчан, Синове возобновила болтовню. По крайней мере до конца поездки у нее появилась тема для разговоров. Ракаа стал новым поводом, чтобы отвлечься.

Но тень ракаа отправила мои мысли в другом направлении. Я задумалась, что на следующей неделе мы, подобно грозному существу, нагрянем в Хеллсмаус, и, если все пойдет по плану, через некоторое время я покину город с чем-то более важным, чем антилопа, извивающаяся в когтях.

Шесть лет назад развязалась война, самая кровопролитная из всех, что когда-либо видел континент. В смерти тысяч невинных людей была виновата небольшая группа. Один из этой группы был все еще жив, и, если верить слухам, его считали худшим из худших – дозорный капитан цитадели в Морригане. Предав королевство, которое он клялся защищать, капитан постепенно заполнил крепость вражескими солдатами, чтобы ослабить защиту Морригана и помочь ему пасть. Некоторые солдаты, некогда находившиеся под его командованием, бесследно исчезли. Возможно, они вызывали много подозрений и от них решили избавиться? Как бы то ни было, но их тела так и не нашли. Он совершил множество преступлений. Среди прочего – помощь в отравлении короля, убийство наследного принца и тридцати двух его соратников. С того времени дозорный капитан оставался самым разыскиваемым человеком на континенте.

Два раза ему удалось вырваться из цепких лап королевского суда, а потом он и вовсе исчез. Его не видели лет пять, пока недавно не объявился торговец, желающий поделиться информацией. Теперь, возможно, у нас появилась какая-то зацепка. «Он предал королевство и погубил жизни тысяч людей, чтобы удовлетворить свою алчность, – рассказывала мне королева. – Голодные драконы могут спать годами, однако пищевые пристрастия у них не меняются. Его нужно найти. И живые, и покойные требуют справедливости».

Еще до того, как я побывала в долине мертвых, я знала, чем обходится пробуждение дракона – того, что крадется в темноте, а потом врывается в мир и поглощает все, что ему только захочется. Этот человек заплатит за украденные мечты и жизни, заплатит за разрушения и посеянный ужас. Пусть некоторые драконы и засыпают навечно, но этого монстра, капитана Иллариона, предавшего соотечественников и убившего тысячи людей, не спрячет даже Дозор Тора. Я найду его, и он заплатит за все прежде, чем его голод унесет еще больше жизней.

«Ты нужна мне, Казимира. Я верю в тебя». Вера королевы в меня значила все.

Я идеально подходила для этой миссии, и она могла помочь мне искупить вину. Год назад я совершила оплошность, которая едва не стоила мне жизни и поставила пятно на почти безупречной службе в главной гвардии королевы. Рахтан означает «не знающий неудач». Но я познала неудачу, и не проходило и дня, чтобы об этом не вспоминала.

В тот день, когда я приняла посла из Рей Ло за кого-то другого, во мне проснулось нечто дикое, необузданное, о чем я даже не подозревала, – возможно, это был раненый зверь, которого я долгое время тайно подкармливала. Мои ноги и руки, будто мне не принадлежа, толкали меня на бездумные действия. Я не собиралась его ранить, точно не сразу, но он сделал неожиданный выпад. К счастью, мой нож не нанес ему глубоких ран – посол выжил после атаки, а на рану пришлось наложить несколько швов. Меня и моих товарищей по службе немедленно арестовали и бросили в тюрьму, но как только выяснилось, что я действовала одна, остальных тут же выпустили на свободу. Что касается меня, то я просидела в камере в южной провинции еще два месяца. Если бы не королева, которая все уладила и добилась моего освобождения, я бы так и осталась гнить в тюрьме.

Как бы то ни было, но эти месяцы прошли не зря: они предоставили мне время для размышлений. Я вдруг осознала, что за долю секунды лишилась самоконтроля и выдержки – тех самых качеств, которыми гордилась и которые в течение многих лет спасали мою шкуру. И, что еще хуже, моя ошибка заставила меня усомниться в собственной памяти. Что, если я больше не помнила его лица? Вдруг оно испарилось из моей памяти, как и многие другие померкшие воспоминания? Эта перспектива меня напугала: если я позволила себе забыть его лицо, то он мог быть где угодно и кем угодно.

По возвращении в Санктум Эбен сообщил королеве о моем прошлом. Я понятия не имела, откуда он узнал подробности, ведь я никому ничего не рассказывала. Да и кому было дело до уличной воровки? Нас и так слишком много.

Королева пригласила меня в свои покои.

– Почему ты не рассказала о своей матери, Казимира?

Сердце в груди бешено колотилось; во рту появился тошнотворный соленый привкус. Я собралась с силами, сжала ноги, боясь, что те подкосятся.

– Мне нечего рассказывать. Она мертва.

– Ты в этом уверена?

Я не сомневалась, однако все равно молилась богам, чтобы так и было.

– Надеюсь на божью милость.

Королева предложила поговорить об этом. Я знала, что она пыталась помочь. Знала, что она заслуживала объяснений – особенно после всего, что для меня сделала. Вот только мои воспоминания представляли спутанный клубок гнева, который я никак не могла распутать. Поэтому я просто ушла, ничего не ответив.

Покинув покои королевы, первым делом я загнала Эбена в угол на лестничной клетке и набросилась на него, выплеснув весь гнев:

– Не лезь в мои дела, Эбен! Ты слышишь меня? Не лезь!

– В дела не лезть или в твое прошлое? Кази, тебе нечего стыдиться. Тебе было шесть лет. Ты не виновата, что твоя…

– Заткнись, Эбен! Никогда не вспоминай о моей матери, иначе я перережу тебе горло, и это произойдет так быстро, что ты даже не поймешь, когда отдал душу богам!

Эбен преградил мне путь рукой.

– Ты должна побороть своих демонов, Кази.

Потеряв самообладание, я бросилась на него. Эбен ожидал выпада – он развернул меня, резко прижал к груди, да так сильно, что я не могла дышать.

– Я понимаю, Кази. Поверь мне, понимаю, что ты чувствуешь, – прошептал он мне на ухо.

Я была в ярости. Я кричала. Никто не мог меня понять. Особенно Эбен. Я не могла смириться с воспоминаниями. Откуда ему было знать, что всякий раз, когда смотрела на его черные, спадающие на глаза волосы, на бледную, бескровную кожу, на его мрачный, угрожающий взгляд, я видела только кучера из Превизи. Кучера, который прокрался в мою лачугу посреди ночи, держа в темноте фонарь, и спросил: «Где это отродье?» Я хорошо помню, как сидела в собственных испражнениях, трясясь от страха и боясь пошевелиться.

Но больше я не боялась.

– Тебе дали шанс, Кази. Не отказывайся от него. Ради тебя королева подставила шею. Ты больше не бессильна – ты сможешь многое исправить.

Эбен держал меня крепко, и вскоре я перестала бороться, ослабев. Когда он наконец отпустил меня, я в гневе бросилась прочь по темным коридорам Санктума, где меня никто не мог найти.

Позже я узнала от Натии, что Эбен меня и правда понимал. В свои пять лет он стал свидетелем, как в грудь его матери всадили топор. Он смотрел, как заживо сжигали отца. Его семья хотела поселиться в Кам-Ланто до того, как появились договоры. На тот момент Эбен был слишком мал, чтобы выяснить, кто сделал это, или по крайней мере понять, из какого они королевства. Ему было невозможно найти правосудие, но смерть родителей накрепко засела в его памяти. Когда я лучше узнала Эбена и стала чаще с ним работать, перестала видеть в нем кучера из Превизи. Он стал для меня Эбеном со своими причудами и привычками, человеком с тяжелым прошлым и глубокими душевными ранами.

«Ты сможешь многое исправить».

Для меня эти слова стали поворотным моментом, началом чего-то. Больше всего на свете я хотела доказать свою преданность человеку, который не только дал мне второй шанс, но и подарил второй шанс всей Венде. Королеве.

Была одна вещь, которую я не могла исправить.

Но, возможно, могла бы изменить что-то еще.