Читать книгу Гром небесный. Дерево, увитое плющом. Терновая обитель (сборник) - Мэри Стюарт - Страница 2

У подножия Пиренейских гор расположился отель «Пимене», носящий имя одной из близлежащих вершин. За густой зеленью деревьев, затеняющих внутренний двор, начинается дорога в Лурд; с противоположной стороны к отелю подступает скалистое ущелье, по дну которого течет говорливая и довольно бурная речка Гав-де-По, которая сбегает с ледникового цирка. Окна уютной столовой смотрят прямо на это узкое горное ущелье, так что сидящим в зале хорошо видны влажные плиты мостика и тропа, ведущая к подножию пика Пимене.

Возле одного из этих окон, залитых июльским солнцем, за роскошным ланчем сидела двадцатидвухлетняя мисс Дженнифер Силвер. Она уже бывала в этих краях и теперь наслаждалась тем опьяняющим чувством узнавания, которое Франция неизменно дарит своим поклонникам. Непринужденная атмосфера ресторана с ее разноязычной болтовней, с экзотическими ароматами вин и закусок, с потрясающим видом из окон, поразительно отличалась от привычной оксфордской обстановки. Хотя, возможно, нечто общее все же было – прежде всего потому, что из-за соседнего столика, где расположились две среднего возраста дамы, одетые вопреки южному солнцу в толстые твидовые костюмы и горные ботинки, доносились обрывки разговора, явно не лишенного оттенка новейшей алхимии.

– Но, мисс Мун, дорогая… – Кусочек изысканно приготовленной truite maison[1] уверенно занял место на конце вилки. – Ведь известно, что к подобной слоистости приводит различная длительность процессов выветривания горных пород. Правда, здесь границы слегка размыты.

– О да, мисс Шелл-Пратт, полностью с вами согласна. – Мисс Мун с завидной сноровкой и изяществом бульдозера копалась в своей тарелке. – Недаром Штейнбахер и Блицштейн в своем гениальном труде «Einführung in die Ursprünge der Magmatiten durch Differenziationen»[2] упоминали о том, что троктолиты…

Но в этот момент официантка, симпатичная черноволосая Bordelaise[3], явно не претендующая на знание английского языка, принесла croquettes de ris de veau à la Parmentier, pommes de terre sautées, а также petits pois en beurre[4]. Дженнифер, вполне естественно, не дослушала интригующе интересного разговора. Она сделала еще одно замечательное открытие: оказывается, элементарное чревоугодие – одна из невиннейших радостей жизни. Запивая телятину глотком рубинового вина, она подумала, что это изысканное изобилие обещает веселые каникулы, хотя ее появление здесь и было вызвано несколько странной причиной. При воспоминании о письме кузины Джиллиан, лежащем в кармашке сумочки, по лицу Дженнифер пробежала легкая тень… Но прочь грустные мысли – во время трехдневного путешествия из Оксфорда в Гаварни она запретила себе думать об этом и сейчас тоже не собиралась расстраиваться, тем более что скоро она встретится с Джиллиан.

Меренги шантильи сменили на ее столе телятину, а за соседним столом на смену троктолитам пришло гиперстеновое габбро. Дженнифер же помимо собственной воли начала вспоминать события, которые привели ее нынче в этот славный пиренейский отель.

Отец Дженнифер был маститым профессором музыки в Оксфорде (как вы, конечно, помните, его Шестьдесят восемь вариаций на пятую из бетховенских Тридцати трех вариаций на тему вальса А. Диабелли стали сенсацией Эдинбургского фестиваля 1954 года). Основную часть своей жизни Дженнифер провела в красивом старинном особняке «Вишневый уют»; сад, обнесенный высокими стенами, выходил на Олдейт-стрит прямо под колокола церкви Христа Спасителя. Дженнифер была единственным ребенком, но если в раннем детстве она и ощущала свое одиночество, то к семи годам с ним было покончено. Именно тогда к Силверам приехала из Нортумберленда ее кузина Джиллиан, наполовину француженка. Родители Джиллиан погибли во время первого же военного налета. Она прожила у Силверов почти шесть лет и своим появлением избавила миссис Силвер от проблемы «подходящей компании» для Дженнифер. Незадолго до окончания войны Джиллиан вышла замуж за Жака Ламартина, который жил неподалеку от Оксфорда вместе с другими французскими эмигрантами. Муж ее был родом из Бордо, и вскоре после войны они покинули Англию, предпочитая климат Южной Франции.

В тринадцать лет Дженнифер вновь стало одиноко в «Вишневом уюте». Ежедневно она посещала дорогую частную школу рядом с домом, а в последний год ее отправили в один из самых престижных пансионов Швейцарии. Эта заграничная поездка была единственной авантюрой, на которую миссис Силвер, истинно преданная традициям минувшего века, вынуждена была согласиться: так было принято. По возвращении из пансиона девицу полагалось вывезти в свет, подобрать подходящую партию. Так издавна повелось в кругу миссис Силвер, и она, в общем-то, не могла думать иначе. Если сама Дженнифер имела какие-нибудь планы на будущее, то пока не упоминала о них. Она с детства отличалась спокойным и сдержанным характером, но мать ошибочно считала ее излишне стеснительной. Дженнифер принимала жизнь такой, какая она есть, радостно и безмятежно, тогда как словоохотливой и легковозбудимой миссис Силвер жизнь казалась просто пресной. Мать и дочь на деле отлично ладили, их глубокая привязанность была основана на почти полном непонимании друг друга.

Профессор Силвер знал свою дочь гораздо лучше. Именно он решительно настоял (оторвавшись ненадолго от абстракции на темы Бартока), чтобы по возвращении домой Дженнифер продолжила свое образование. Миссис Силвер рассталась с радужными, но, увы, несбыточными мечтами о роскошных гостиных и в конце концов смирилась, найдя утешение в том, что выбор Дженнифер пал на изящные искусства – ведь их можно было все же считать женским занятием.

Итак, Дженни вернулась в Оксфорд и начала посещать Школу искусствоведения, продолжая жить с родителями в «Вишневом уюте». Конечно, трудно было ожидать, что высокие стены усадьбы долго останутся неприступными, – к восемнадцати годам Дженнифер стала прехорошенькой. В детстве она была обыкновенным ребенком, но тонкие черты лица и шелковистые золотисто-пепельные прямые волосы уже тогда обращали на себя внимание и обещали, что со временем она вырастет красавицей. Сейчас это обещание исполнилось по всем статьям, и миссис Силвер готовилась к решительным баталиям с ордами бедных и, естественно, недостойных дочери студентов, которыми профессор Силвер беспечно наводнял дом. Впрочем, ей не было нужды беспокоиться. Дженнифер была так равнодушна или невосприимчива к их восхищению, что ее мать лучшего не могла и желать.

Так продолжалось до встречи со Стивеном Мейсфилдом.

Он появился в Оксфорде несколько позже своих сверстников, потому что отдавал долг воинской повинности и, на свое несчастье, побывал в Корее. Там его ранили, и, прежде чем снова вступить в жизнь, так жестоко прерванную, он целый год провалялся в госпитале. В двадцать один год он уже был полон горького чувства потерянного времени, к тому же неуверенность в собственных силах усугублялась хромотой, оставшейся после ранения. Его великолепная музыка была взвинченной почти до дикости, точно он набрасывался на заклятого врага, и профессор Силвер попеременно то хвалил, то ругал ее.

С самого начала Стивен завладел вниманием Дженнифер. Но даже отдаленно их отношения не походили на любовное увлечение – душа миссис Силвер была спокойна. Стивен явно не намеревался тратить на любовь ни время, ни энергию, да и Дженнифер эта идея еще не приходила в голову. Никто из них не сознавал, что безмятежность «Вишневого уюта» и естественная, спокойная чистота, лежащая в основе характера Дженнифер, действовали на Стивена подобно мощному наркотику. Сам он, поглощенный своей затмевающей все остальное музыкой, лишь иногда мысленно тянулся к Дженнифер. Благодаря спокойствию дочери и полнейшей занятости Стивена страхи миссис Силвер растаяли, она уже мечтала о более достойной партии и перестала тревожиться.

Так было вплоть до выпускного бала. В тот вечер к дому подъехало такси, и миссис Силвер, которой, конечно, и в голову не могло прийти дать ключ Дженнифер, поспешила вниз на звук скрипнувших тормозов. Дверь открылась в самый драматический момент, и материнское сердце миссис Силвер упало от неожиданности и страха.

Дженнифер, очаровательное светло-серебристое видение, уже стояла одной ногой на ступеньке крыльца, повернувшись к Стивену, который удерживал ее за плечи, не пуская в дом. Выражения ее лица миссис Силвер не видела, зато отлично разглядела лицо Стивена, и то, что она увидела, заставило ее широко распахнуть двери и церемонно пригласить их в освещенный холл. Стивен поспешил вежливо отклонить ее приглашение выпить чашечку кофе à trois[5], резко повернулся и пропал в темноте улицы.

На следующий день он уехал – с первой премией в кармане – на два года в Вену для продолжения учебы, а миссис Силвер спешно насадила заросли шиповника вокруг своей спящей красавицы, и «Вишневый уют», теперь уже без опасного присутствия Стивена, постепенно погрузился в мир спокойной и привычной музыки. С тех пор прошло два года…

Дженнифер очнулась наконец от воспоминаний, заметив официантку, убирающую на поднос пустые тарелки. Соседки оставили в покое габбровые гиперстены и перешли к оливинам и клинопироксенам, а на столике Дженнифер меренги шантильи сменились виноградом, персиками и пятью сортами сыра. Дженнифер с искренним сожалением вздохнула, покачала головой и заказала кофе.

– Вы позволите составить вам компанию? – раздался вдруг чей-то голос.

Она удивленно подняла голову. Мужчина, наблюдавший за ней во время ланча из дальнего угла, поднялся из-за своего столика и направился к ней.

На вид ему было лет двадцать шесть – высокий и худощавый, с каштановыми волосами и мягко очерченным ртом. Его живые глаза были полуприкрыты густыми темными ресницами. В резких движениях ощущалась странная развинченность, выдававшая нервное возбуждение, но в целом он двигался нормально, даже с некоторым изяществом, которое абсолютно не портила легкая хромота. Он был необыкновенно привлекателен и к тому же выглядел как человек, который многого добьется в жизни. В его лице не было и следа удачливой самоуверенности похитителя дамских сердец, и это впечатление подчеркивалось выражением сияющих светло-карих глаз и мягкой линией губ.

Глаза Дженнифер округлились, она вспыхнула, но быстро овладела собой, румянец на ее лице сменился мраморной бледностью.

– Стивен! – воскликнула она с ноткой неуверенности.

Он улыбнулся ей и выдвинул стул.

– Дженни… Можно?

Он вытащил сигареты, и, даже если его руки слегка дрожали, она была не в состоянии заметить это.

– Но… Стивен! Не может быть… каким ветром тебя принесло?

– Каникулы. Я здесь уже несколько дней.

– Но… именно здесь?

Он сделал вид, будто не понимает.

– Ах, ну конечно, не здесь, не в этом отеле. Я остановился в «Роландовом мече», это гораздо более скромный отель. А сюда прихожу иногда пообедать.

Пораженная до глубины души, Дженнифер машинально взяла сигарету.

– Какое феноменальное совпадение!

– Что правда, то правда.

Стивен так равнодушно произнес это, что она настороженно взглянула на него и отметила, как он задумчиво наблюдает за ней с каким-то странным выражением в глазах. Она нерешительно спросила:

– А разве не так?

– Конечно нет. Я решил, что настала пора нам увидеться вновь, вот и все. Я приехал прямо из Оксфорда.

– А мама… они там знают, что ты поехал сюда?

Улыбка скользнула по его губам.

– Мне кажется, все было предельно ясно.

Вдруг она заговорила о другом:

– А ты изменился.

Он широко улыбнулся:

– Ты хочешь сказать, что меня теперь не так-то легко спугнуть?

Краска вновь залила ее щеки.

– Нет, конечно нет! Как глупо! Но…

– Но? – вопросительно повторил он.

– По-моему, ты мог бы и попрощаться со мной тогда, – сказала она, не глядя на него.

– Я пытался.

Она вскинула глаза:

– Пытался? Когда?

– Рано утром, после бала. Твоя матушка сказала мне, что ты еще спишь, вот и пришлось уехать, не повидавшись с тобой. Я просил передать тебе привет. Разве тебе не сказали?

Она молча покачала головой, и, глядя на ее опечаленное лицо, Стивен почувствовал приступ такой же бессильной ярости, что испытал два года назад, в то раннее утро, когда, побуждаемый безотчетным чувством, вернулся к «Вишневому уюту», надеясь сам не зная на что. Возможно, на короткое свидание с Дженнифер, перед тем как уйдет его поезд.

Но миссис Силвер встретила его в большой музыкальной гостиной и постаралась с предельной ясностью объяснить, почему ему не стоит видеться с Дженнифер сегодня, а лучше бы и в дальнейшем. Она была безапелляционна, очаровательна и жестока. И с любезнейшим видом толковала об отсутствии средств, неопределенности его жизненных планов, а в довершение – о явно неустойчивом темпераменте музыканта. Стивен был слишком несчастен и зол, чтобы оценить всю тактичность последнего утверждения профессорской супруги, рука которой грациозно покоилась на премиальном стейнвейновском рояле мужа, а глаза многозначительно косили в сторону его кабинета…

Возражений не последовало. В ее словах было слишком много правды, и, кроме того, Стивен сам еще толком не осознал своих желаний. Лишь днем позже он понял, что два года не увидит Дженнифер, и тогда его вдруг захлестнула волна горечи. Учеба в Вене, казавшаяся прекрасным сном, обернулась годами изгнания, одиноких скитаний по бурным водам неизвестности, вдали от спокойного и тихого средоточия его жизненных надежд. Дженнифер… Но добро бы он не разобрался только в себе – к несчастью, у него не было никакой уверенности в чувствах Дженнифер. Откровение вчерашнего дня должно было стать началом, а вместо этого стало концом. И раз уж так суждено, раз уж поезд набрал ход, он понял, что благоразумнее пока что забыть их первое свидание и все, что Дженнифер успела ему сказать.

Добравшись до Вены, он каждую неделю отправлял Дженнифер длинные и витиеватые занимательные послания, в основном о работе. Эти письма вполне могли быть написаны старшим братом – ведь миссис Силвер наверняка была их первым читателем.

К концу второго года изгнания у Стивена не осталось сомнений относительно своих желаний и намерений, он понял, что должен сделать, чтобы обрести мир и покой. Теперь понадобилась бы дюжина дуэний, вооруженных гораздо лучше миссис Силвер, чтобы помешать ему встретиться с Дженнифер. Но крепость сдалась без боя. Вернее, без боя сдался профессор, к которому миссис Силвер обратилась за помощью, взволнованная известием о возвращении Стивена. Отец семейства встретил Стивена в той же гостиной и привел его в полное замешательство разговором о будущем, который резко отличался от происшедшего здесь два года назад. Профессор с изрядной уверенностью толковал о вакантной должности, на которую Стивен мог претендовать… то есть фактически мог считать, что она у него в кармане.

Стивен вздрогнул и спросил недоверчиво:

– Здесь в Оксфорде, сэр?

– Именно здесь, – сверкнул глазами профессор. – Ведь Дженнифер так привыкла к этой атмосфере, – добавил он.

В итоге, все еще пребывая в полном замешательстве, Стивен оказался на улице с адресом отеля «Пимене» в кармане. В его ушах все еще звучали последние профессорские наставления:

– Ведь тебе нужно отдохнуть, правда? Надеюсь, ты ничего не имеешь против поездки во Францию? Как у тебя с деньгами? Отлично, ну, счастливого пути. Она сейчас в Лондоне у тетушки, но, будь я на твоем месте, я бы поехал прямо в Гаварни и встретился с ней там. Подальше от «Вишневого уюта» с его правилами – впрочем, ты с ними уже знаком. Там у вас будет гораздо больше шансов… Но будь поделикатнее, мой друг. Не думаю, конечно, что она такой уж хрупкий цветочек, как считает ее мать, но не спеши, не лети напролом.

И вот он сидит здесь рядом с ней, молча глядя на ее тонкий профиль и мучительно осознавая двухлетнюю пропасть, через которую придется перекидывать мостик; ему столько надо сказать ей, но сейчас еще не время, он скажет все позже. Дженни сосредоточенно изучала кончик своей сигареты и прислушивалась к напряженной тишине, возникшей между ними, – это было не прежнее, привычное дружеское молчание, и у нее сделалось беспокойно на душе. Что произошло? Почему он так озабочен? И… зачем он приехал? Ее сердце учащенно билось, но выражение лица не выдало нахлынувших на нее мыслей и чувств. Не могла же она начать первой, ведь он не сказал пока ничего определенного. А Стивен, видя ее смущение, чувствовал себя все более неуверенно и мысленно уже почти расстался со всеми своими надеждами и чаяниями.

Тупик…

Тишину разорвала тяжелая поступь хорошо подкованных ботинок мисс Шелл-Пратт и мисс Мун. Не прекращая ученой беседы, дамы встали из-за стола и двинулись в направлении гостиной.

– И как же они залегали? – Энергичная озабоченность мисс Мун обрушилась прямо на голову Стивена, когда дамы проходили мимо. – Горизонтально или все же вертикально?

– Вертикально, дорогуша, вертикально, – грубовато ответила мисс Шелл-Пратт, – и пласты залегания сильно смещены!

Дверь столовой закрылась за ними. Стивен, повернувшись, посмотрел им вслед с таким недоумевающим видом, что Дженнифер рассмеялась.

– Ума не приложу, о чем это они?

– Геология, Стивен, просто геология! Я слушала их в течение всего ланча. Неужели тебя не увлекает эта замечательная наука?

– Похоже, что нет. – Он поднялся. – Какая-то совершенно особенная наука – так мне показалось. Видимо, они из Кембриджа. Давай уйдем отсюда, Дженни. Мне бы хотелось угостить тебя ликером.