Читать книгу Никта - Мерлин Маркелл - Страница 12

Специфическое воспитание тщательно вбивало в голову Мари сознание того, что в мире нет вещи более отвратительной, чем секс, и что все мужчины в радиусе километра каждую минуту размышляют, как надругаться над ней и сбежать. С возрастом, уже выйдя из-под родительской опеки, Мари не только не избавилась от этого предупреждения, но еще более упрочилась в нем, с каждым знаком внимания по отношению к себе, даже самым безобидным, все глубже забираясь в раковину. Она носила бесформенную одежду и почти не пользовалась косметикой, но и это не спасало от взглядов «похотливых извращенцев» – а скорее всего, так только казалось ей самой. В то же время она страшно боялась остаться старой девой, в итоге в ее психике царил настоящий хаос противоречий.

Оникс оказался первым мужчиной, который не только не смотрел на нее похотливым взглядом, а вообще никак не смотрел. Мари была тем самым единственным посетителем, который пришел на его выставку не по приглашению агента. Ее внимание сразу привлек этот субъект, мрачный и направленный исключительно внутрь себя самого. Мать призывала ее остерегаться художников, фотографов и прочих творцов, поскольку те рождены были для того, чтобы заманивать в свои сети моделей и натурщиц, а потом насиловать их; но в скульптурах этого творца не было ни намека на сексуальность.

Каким-то чудом она пересилила себя и пригласила скульптора на ужин в недорогой кафешке, тот вяло согласился. Мари ожидала каждое мгновение, что вот-вот ее ожидания разобьются о Гоморру реальности, но этот человек все так же не раздевал ее взглядом и не тянул свои ручищи под столом, чтобы полапать за коленку. Еще несколько таких свиданий, и Мари решилась предложить скульптору жить совместно. С таким идеальным экземпляром, думала она, надо сразу брать быка за рога, пока кто-нибудь пошустрее не присвоил его себе.

Шли дни, месяцы, даже годы, а максимальным проявлением страсти между этими названными супругами были только пуританские поцелуи и объятия, да и то редкие. Мари все устраивало, но время от времени она ловила себя на мысли, что хочет этого самого надругательства над собой, она хочет, чтобы ее тело воспринималось желанным.

Она перестала рядиться в одежду, похожую на мешок с прорезями для рук, и забила целую полку косметикой, но ничего не помогало. Тогда Мари вспомнила тот самый день, когда они впервые встретились, она вспомнила жеманного агента по имени Стефан, который называл ее будущего мужа не иначе, как «дорогой» и сделала для себя горькие выводы. Но, никаких слов о своих догадках она не произнесла и продолжала жить как прежде.

Где уж ей было знать, что как только она приближалась к Ониксу, он начинал видеть в ней чудовищ, напрочь отбивавших у него малейшее желание?

Непросто описать чувства Мари, которые она испытала, проснувшись от того, что с нее стягивают трусы. Сначала ей подумалось сквозь сон, что в дом забрался бельевой вор, в следующее мгновение она все поняла и испытала ужас. Все потаенные мечты, которые она почитала стыдными и грязными, грозились исполниться прямо сейчас, и Мари тут же пожалела, что такие мечты вообще закрадывались в ее голову. Она попыталась вырваться, причитая: «Я не хочу! Не сейчас!»

Ее образ снова начал искажаться для Оникса, проступили клыки, нос сморщился и сплюснулся, а уши заострились.

– Не думай, что сможешь испортить мне кайф, – сказал скульптор чудовищу и закрыл глаза. К счастью, на ощупь под ним все еще было женское тело, никакой шерсти или чешуи. Резинка на трусах лопнула, и Мари притихла, смиренно принимая свою участь.

В момент наивысшего наслаждения Оникс опять услышал тот чужеродный голос из сна:

– Мне больно!

Когда он плюхнулся обратно на кровать, Мари повторила те же слова, на этот раз уже своим голосом:

– Мне больно.

– Боль очищает, – безразлично отозвался скульптор, устремляясь в ванную. Ванной им служил отсек студии, отделенный ширмами. Да будет славен тот человек, что провел воду на чердак, потому что сам Оникс не сумел бы этого сделать даже с инструкцией для чайников.

Мари решила обидеться на его равнодушие и села писать длиннейший пост в интернет-дневнике о своих чувствах. Чем больше она писала, тем глубже Мари обуревала смесь жалости и отвращения по отношению к самой себе. Когда она вволю выплакалась своим фрэндам со всего мира, оказалось, что вода в ванной давно перестала шуметь, а Оникс уже ушел из дома, что еще более повергло ее в смешанные чувства.

Он действительно забыл о ней, его занимало все вокруг – лужи на асфальте, стены домов, фонари и урны – все это вдруг стало простым, мирным и не несло в себе опасности. От осознания этого факта Оникс чувствовал себя пьяным на трезвую голову. Он не понимал, как раньше считал свое видение даром, ведь оно было сущим проклятием. Сейчас все поменяется, он сделает новые скульптуры, которые Стефан, наконец, сможет продать. Он купит Мари что-нибудь, она заслужила это своим терпением, которое оставалось для Оникса загадкой каждый раз, когда он на недолгие моменты выныривал из своего персонального ада и вспоминал о том, что живет на планете Земля.

Закончив восхищаться почти стабильным Парижем, Оникс вспомнил о своей цели. Он вышел из дома, чтобы снова найти Катрин – уже прозревшую, и спросить ее, каково это, быть первой безумицей на районе? Нет, он все сделает не так. Он деликатно попросит ее поделиться своими впечатлениями. Стоит завести дневник для исследований и записать все, что она скажет, а потом сравнить со своими воспоминаниями. Почему он раньше такой не завел?

Он пришел к салону Бонне, но оказалось, что тот открывается только вечером.

– Она больше сюда не придет, – сказала Ониксу его тень, приобретшая очертания мохнатого гиганта, который вчера облизывал Катрин своим язычищем.

– Где же мне ее искать? – спросил скульптор.

– Спроси у тех, кого ты убил, – ответила тень, приняв обычный вид.

– Какие мы злопамятные, – усмехнулся Оникс. – Я их породил, мне и решать, жить им или нет. «Да будет тьма», сказал творец, и этот творец – я.

Тень шелохнулась, но больше ничего сверхъестественного не происходило. Дворник, увидевший, как неизвестный разговаривает с пустотой, предпочел считать, что тот общается по маленькому скрытому микрофону, хотя рука так и тянулась покрутить пальцем у виска.

Возвращаясь на чердак, он услышал странный шум на лестничной клетке. Оникс ускорил шаг, и вскоре увиденное заставило его броситься вперед со всех ног. На лестничной площадке перед чердаком одна из оживших статуй, из тех, что он не удосужился разбить, держала Мари в цепкой хватке. Вокруг шеи женщины обернулся хвост статуи, длинный и тонкий, как веревка. Мари билась в панике, но тварь только сильнее сжимала ее. Оникс вспомнил, как лепил этот хвост на проволоке, и проклял тот день.

– Сделаешь шаг, и она умрет, – еле слышно прошелестела статуя. Оникс сначала остановился, а затем снова побежал вверх по лестнице.

– Блеф. Сейчас ты разлетишься на мелкие кусочки, как и твои собратья!

Статуя в последний раз сжала шею Мари, так сильно, насколько смогла, и сбежала на крышу через приоткрытое окно.

Тело Мари, обмякнув, повисло на руках Оникса. Ее лицо было страшного бордового оттенка, она еле дышала и не откликалась. Скульптор разрывался между звонком в «скорую» и сильнейшим желанием скрыть произошедшее. К сожалению, Мари становилось все хуже, и Оникс скрепя сердце набрал номер скорой помощи. Он положил Мари на площадке, а сам поднялся на чердак, вдруг медикам понадобятся какие-то ее документы.

Все статуи исчезли. О том, что они вообще были на чердаке, свидетельствовали только останки разбитых скульптур, да голова гидры на полке.

– Что произошло? Где они все? – спросил Оникс у гидры.

– Я бы тоже сбежала, если бы мои ноги еще были целы, – отозвалась глиняная голова.

– А Мари? Что это – месть?

Гидра промолчала. Оникс сел на стул перед окном и уставился на дождь. Стоило в его жизни появиться единственному просвету за столько лет – и на тебе. Послышались разговоры – кто-то из соседей нашел тело, хорошо хоть, подоспевшие медики нашли ее раньше. Оникс не счел нужным встречать их, его глаза опять начали слипаться и он задремал под шум дождя.

Он очнулся, когда кто-то начал трясти его за плечо. Это был полицейский.

– Месье, нам придется вас задержать.

– А? За что?!

– Вы обвиняетесь в изнасиловании и доведении до самоубийства.