Читать книгу Эхобой - Мэтт Хейг - Страница 12

Я вернулась в кровать, беспокоясь не больше, чем если бы это было сновидение.

Очевидно, нейродетекторы не только стабилизировали психику, но еще и усыпляли. И вскоре я снова провалилась в сон. Только на этот раз он не был глубоким. Сначала мне приснились родители, а потом Дэниел. Будто он все-таки прорвался в комнату через окно и зажал мне рот рукой.

Но я все равно продолжала спать.

Когда я все-таки очнулась, было уже девять часов утра. Нейродетекторы явно неплохо справлялись со своей задачей, и мне пока что не хотелось их снимать.

– Свет, – произнесла я утомленно, и, конечно же, он сразу включился.

За окном раздавался какой-то шум. Издалека доносился гул голосов, выкрики. Может быть, очередная акция протеста. В наши дни они проходили в Лондоне постоянно. Это я могу сказать точно, потому что папа часто в них участвовал, хотя мама всегда была против.

Я лежала на широкой кровати в огромной роскошной комнате. Простыни пахли не лавандой и липой, как дома, а примулой и пачулями. Я сразу поняла, что это за запах, потому что простыни были сделаны на основе нанотехнологии. И когда я откинула одеяло, то заметила, как на зеленом хлопке едва мерцают белые буквы. Аромат сегодняшнего утра – тонизирующая примула и успокаивающие пачули.

Мои информационные линзы остались дома, но вдруг я заметила пару у моей кровати. Они лежали в контейнере с простым логотипом корпорации «Касл» – голубой силуэт замка с тремя башнями. Это изображение было повсюду, начиная с иммерсионных капсул и заканчивая аэрогелевыми емкостями для нейродетекторов. Его даже было видно из моего окна. Прошлой ночью я его не заметила – обратила внимание только на слоган. А потом все мое внимание было обращено на Дэниела, карабкающегося к моему окну.

Логотип красовался на боку огромной вращающейся сферы, которая парила в лондонском небе, над беспорядочно перекрещивающимися магнитными треками и скоростными магистралями.

Конечно, я знала, где находится эта сфера – прямо над Зоной Возрождения, которую активно спонсировала корпорация «Касл». Давным-давно, когда меня еще не было на свете, это была прекрасная и спокойная часть города – Риджент-парк, а сейчас на этом месте разворачивался, пожалуй, самый спорный эксперимент «Касл». Там устроили большой зоопарк для формально вымерших видов – их возродили методом генного синтеза. Конечно, удалось воспроизвести далеко не всех. В наши дни все знают, что нельзя воскресить динозавров, так как не сохранилось ни одной неразрушенной молекулы их ДНК. Но другие – белые медведи, панды, птицы додо, горные гориллы, мамонты, тигры и неандертальцы (из-за них было больше всего споров) – были там.

Со своего места, опершись на подушки в этой странной кровати, я не могла различить, что происходит внутри самой Зоны – были видны только верхушки деревьев. Но теперь я точно понимала, откуда исходил шум.

Крики.

Демонстранты выступали против Зоны Возрождения. Папа наверняка знал об этом митинге; может быть, даже собирался в нем участвовать. Кажется, и книга, которую он писал, была направлена против Зоны. Ведь основной доход приносили неандертальцы – настоящие пещерные люди. А мама запрещала папе участвовать в протестах – ну, по крайней мере, пыталась.

– Лео, – часто говорила она. – Лео, ты эгоист.

– Эгоист? Попытку спасти наше общее будущее ты называешь эгоизмом?

– Еще один человек, участвующий в протесте, ничего не изменит.

– Когда происходят изменения, бывает, что все зависит от одного человека.

– Ладно, а как насчет того, чтобы проводить больше времени с нами? Как хорошо было раньше по субботам! А что стало с нашими утренними поездками в парижский аквапарк? Почему ты предпочитаешь маршировать вместе с обезумевшими анархистами, а не побыть с семьей?

– Ты изменилась. Раньше ты во все это верила. А во что ты веришь сейчас? В йогу?

– Я выросла, Лео, ясно тебе? Я теперь живу в реальном мире. В мире реальных дел. В мире, где нужно зарабатывать деньги, заботиться о семье. Как ты этого не можешь понять?

В такие минуты папа обычно бурчал себе что-то под нос и скрывался за дверью кабинета. Мама оставалась на кухне, смотрела на меня и говорила что-то вроде: «Я просто переживаю за него». А потом хмурилась и прикрикивала на Тревиса, чтобы он перестал нести чепуху о морских огурцах. И снова обращалась ко мне.

– С твоим папой никакого терпения не хватит, – продолжала она, растворяя таблетку для мозговой активности в стакане воды и одновременно просматривая свои сообщения через ментальный провод. – Я люблю его, Одри. Но это – сущий кошмар. Чем бы ты ни занималась, пожалуйста, не становись такой же. Не надо отгораживаться от жизни своими принципами. Ну, выше голову! Сегодня же суббота. Давай съездим в Америку, походим по выставкам и просто повеселимся.

* * *

В мире была куча таких мест, как Зона Возрождения, и большинство из них не имели никакого отношения к корпорации «Касл». Как рассказывал папа, дядя Алекс был просто одним из тех, кто наживается на подобных вещах. Но мне все равно было здесь неуютно.

Раньше я никогда не была в доме у дяди Алекса. Два года назад он приглашал моих родителей на Рождество, но они отказались.

– Я люблю Алекса, – сказал тогда папа. – Я люблю его, потому что он мой младший брат, и любить его положено, но это вовсе не означает, что я готов тратить время и слушать его россказни. Или приезжать в его дорогущий дом. Видишь ли, Одри, мой брат очень умный и обаятельный человек. И искренне уверен, будто помогает всемирному прогрессу, делая новые технологии доступными для всех. Но лично я считаю, что он наносит обществу огромный вред.

Именно из-за такого отношения, например, мы купили Алиссу производства «Семпуры», а не «Касл». Продукция «Семпуры» стоила дороже, но была признана выше по качеству. И «Семпура» не способствовала возрождению неандертальцев. Она просто выпускала Эхо, роботов и магнитомобили.

– Дядя Алекс плывет по течению, а я – против него, – еще одна фраза, которую папа оборонил в то Рождество. – Неудивительно, что мне иногда кажется, будто я тону.

Хотя мы ни разу не были в Хэмпстеде, с дядей Алексом мы виделись. Пару раз он приезжал к нам в Йоркшир, правда без Яго, и всегда был очень добр ко мне. Когда мне исполнилось девять лет, он появился на пороге нашего дома с новенькой ультрасовременной иммерсионной капсулой. Сейчас я понимаю, что этот подарок не вызвал у родителей особого восторга. Иногда между дядей и папой возникали трения. Но, честно говоря, обычно все происходило из-за папы – дядя никогда не искал ссоры.

Снаружи под чьими-то ногами зашуршал гравий. Я встала и подошла к окну. Где-то в отдалении, южнее Зоны Возрождения, на целые мили уходили ввысь переливающиеся, как черное грозовое облако, трущобы Клаудвилля. Я прижалась к стеклу и посмотрела вниз.

Наверное, подсознательно я была готова к тому, что кто-то опять попытается забраться ко мне в комнату. Но это было не так.

Я увидела четырех Эхо, которые ухаживали за клумбами. Двое мужчин и две женщины. Все они были разными. Один – пожилой, с белой бородой, другой – сильный, крупный молодой мужчина. Женщина со светлыми волосами мало чем отличалась от Алиссы, но выглядела немного старше. Девушке с вполне натуральными веснушками и длинными рыжими волосами, заплетенными в косу, было на вид лет двадцать.

Через несколько мгновений я поняла, что именно эту рыжую Эхо я видела ночью. Именно она направила оружие на Дэниела.

Рядом с ними трудился робот. Добротный железный робот, который, по сути, мало отличался от способной самостоятельно перемещаться компостной кучи. Он собирал сорняки и прочий мусор, который Эхо убирали с клумб.

Чуть дальше, напротив них, на поднятом вверх левиборде стоял еще один Эхо. Это был он. Тот самый, который выглядел как шестнадцатилетний парень. Теперь, при свете дня, я еще лучше смогла рассмотреть его светлые волосы и бледное, но все равно идеально красивое лицо. Он соскребал кровь Алиссы с машины моих родителей, которая зависла в нескольких сантиметрах над треком. Машина – серебристый «Слипстрим», по форме напоминающий разрезанное пополам яйцо, – стоила немного больше, чем родители могли себе позволить. Но после аварии мама настояла на том, чтобы купить модель подороже. Правда, на фоне дядиного дома и усадьбы машина совсем не казалась дорогой. И ее функция самоочистки была абсолютно бесполезна.

Я, как зачарованная, наблюдала за тем, как Дэниел смывает кровь губкой, окуная ее в ведро.

Когда я впервые попала сюда, его вид вызвал у меня панику. Почему же сейчас мне не было страшно? И ночью тоже? Я попыталась восстановить в памяти события вчерашнего дня, но мне это с трудом удалось. А потом я вспомнила, что на мне все еще нейродетекторы. Я не хотела забывать родителей, как и все случившееся, и сорвала их с кожи. Биохимические процессы в моем мозгу моментально потекли иначе, и меня охватил ужас.

Вот что ты чувствуешь, теряя людей, которых любишь.

Это не просто глубокое горе, как принято считать.

Нет.

Это намного хуже.

Это огромный ужас перед одиночеством.

На меня навалилась паника.

Мне было пятнадцать лет, но я чувствовала себя брошенным младенцем, который заходится от крика. На самом деле я не кричала. Мой ужас был безмолвным, но от этого он не слабел. Я чувствовала, как что-то внутри меня обрывается, словно падала душа, которой не за что уцепиться.

Стало трудно дышать.

Светловолосый Эхо заметил, что я за ним наблюдаю, и пристально посмотрел на меня. Он не отрывал от меня своих холодных глаз. Я судорожно вздохнула, как будто бы я шла ко дну, и отшатнулась от окна. Схватила нейродетекторы и скорее нацепила их снова.