Читать книгу Он вернулся - Михаэль Кондратовец - Страница 7

На выходе Герману преградил дорогу какой-то тюремный чин – усатый, улыбчивый, с умными глазами:

– Молодой человек, категорически вас приветствую, – он учтиво взял Германа под руку. – Зайдём? – и указал на приоткрытую дверь кабинета. Герман подчинился.

Первое, что там бросилось в глаза – стол, заваленный бумагами и почтовыми конвертами. За столом, склонившись над исписанным листком, сидел другой чин – судя по всему, рангом пониже, худой, практически костистый. Увидев усатого, он вскочил и гаркнул:

– Здравия желаю!

– Не ори, у нас гости. И пуговку застегни, – миролюбиво сказал ему усатый. – Читаешь?

– Так точно. Девяносто за утро осилил. Осталось ещё два раза по столько. Имею затруднение со словом «калабарация».

– Какая камера?

– Триста третья.

– Тимофеев?

– Так точно, Тимофеев, семьдесят первого года рождения, – отрапортовал костистый.

– «Калабарация» – это коллаборация, – ответил усатый. – То есть, сотрудничество, процесс совместной деятельности.

Усатый взял со стола письмо и бегло просмотрел написанное:

– Тут же из контекста всё понятно: «Вступил в коллаборацию с руководством изолятора, которое обещало ходатайствовать о смягчении наказания», – усатый прервал цитирование и посмотрел на костистого. – Кто обещало – руководство или учреждение? Тебе не только за орфографией следить нужно, но и за синтаксисом.

– Виноват! – погрустнел костистый.

Усатый увидел, что Герман ничего не понимает, и принялся объяснять:

– Нам полагается контролировать всю переписку. Арестанты пишут родственникам, родственники – арестантам. Это сотни писем в день, и мы их все читаем. Вынужден констатировать, что уровень грамотности, конечно, удручающий. Плюс постоянное использование обсценной лексики. Поэтому мы взяли на себя гуманитарную миссию повысить культуру речи. Обеспечили материально-техническую базу – вот целый шкаф справочной литературы. Разработали собственный регламент, внедрили пятибалльную систему оценки. Тимофеев, к примеру, когда поступил к нам полгода назад, писал: «сиво лишь», «в крации», «жизнь ворам – смерть мусорам»… Абсолютно неприемлемо! Зато сейчас каждое его письмо – это твёрдая четвёрка. Человек из двоечника превратился в крепкого хорошиста. Исправляется. И с родственниками мы тоже ведём работу. Вот, пожалуйста, письмо в сто пятую камеру: «Вчера отправили жалобу на весь этот беспредел. Ждём итогов апиляции». Сами видите – «беспредел», «апиляция»… Что можно поставить за такое издевательство над русским языком? Три с натяжкой. А вот письмо в сто шестую камеру: «Желаем здоровья и творческих успехов всем сотрудникам следственного изолятора и тебе в том числе, дорогой наш папа». Можете сами убедиться, – усатый продемонстрировал Герману, – ни единой помарочки, почерк, как по линейке, отрадно читать. Это – заслуженная «пятёрка», – и внизу листа действительно красовалась выведенная красными чернилами цифра «5».

Костистый кашлянул в кулак.

– Чего тебе? – прервался усатый.

– Разрешите чаю?

– Разрешаю. Тащи. С сахаром, лимоном и кекс захвати.

– Я мигом! – обрадовался костистый и метнулся из кабинета, оставив Германа наедине с усатым.

– Простите, но у меня скоро поезд, – сказал Герман.

– Успеете, – махнул рукой усатый. – Если что, на спецтранспорте вас прямо к вагону доставим. Чайку вот сейчас горяченького пизданём… – и, увидев реакцию Германа, осёкся:

– Прошу прощения, случайно вырвалось. С таким контингентом приходится работать, что волей-неволей нахватаешься.

– Объясните пожалуйста, что происходит? – Герман начал злиться.

– Понимаете, со стороны вашего родственника было допущено серьёзное нарушение – на ладони левой руки он кое-что написал. Полагаю, вам известно, что во время краткосрочных свиданий передавать информацию посредством жестов, записок и надписей запрещено. Поэтому свидание было прервано. Сейчас ваш родственник даёт соответствующие пояснения, но мы не можем установить характер записки, потому что она оказалась полустёртой. Плюс ещё почерк очень неразборчивый, небрежный… Мы можем закрыть глаза на это нарушение в административном плане, но мы не можем проигнорировать установленный регламент по грамотности. На его основании арестованному выдаётся характеристика, подбирается режим содержания, формируется перечень мероприятий по социальной адаптации… Словом, нам нужно знать текст надписи, чтобы мы могли провести её проверку на соответствие правилам русского языка, а также оценить по пятибалльной системе. Мы даже готовы отказаться от наложения на вашего родственника взыскания и прочих мер воздействия – в виде исключения, разумеется…

– Это дохлый номер, – сказал ВВ, который вошёл в кабинет настолько неожиданно, что усатый вздрогнул. – Приветствую вас, Родион Ильич. Зря тратите время. Вот полюбуйтесь, – ВВ ткнул пальцем в Германа, – крашенные волосы, серьга в ухе… Всё на западный манер. А на футболке что написано? Иностранное слово – крупно, во всю грудь. Вы знаете значение? И я тоже не знаю. А вот спросите его – он вам ответит, потому что иностранные слова он знает лучше русских. О какой грамотности и культуре речи мы можем говорить, если у него везде иностранщина и жаргон – хайп, лайк, бабло… Вы хотите от него текст записки получить, а он, может, по-русски читать не умеет. У них же сейчас одни смайлики вместо букв. Это же поколение маргиналов. Нет, не выйдет ничего. Дохлый номер.

– Но у нас существует определённый регламент, он согласован, обязателен к применению… – заупрямился усатый.

– Во-первых, не обязателен, а всего лишь рекомендован. А, во-вторых… Вы же не знаете, может, у него где-то микрофон зашит или объектив камеры. Может, это прямо сейчас транслируется в интернет. Может, там уже сто тысяч смотрят, лайки ставят и комментарии. Люди же разные. Кто-то с позитивом отнесётся, мол, вот как хорошо – за чистоту родной речи борются. А кто-то напишет: превышение должностных полномочий, незаконное лишение свободы, давление… Потом – все эти проверки: следственный комитет, прокуратура, совет по правам человека… Понимаете?

Усатый понимал. Его лицо побелело в мел, а глаза стали наливаться кровью. И тут на свою беду в кабинет вернулся костистый с подносом – чай, нарезанный лимон на тарелочке, кекс.

– Пошёл на хер отсюдова! – рявкнул усатый, и костистого буквально сдуло обратно за дверь.

– Правильное решение, – согласился ВВ. – Поступок сильного, демократичного руководителя. Подчинённые должны понимать, что без стука – не красиво. Может, тут совещание важное проводится. Или комиссия с проверкой приехала. Субординация – основа порядка, – и Герману:

– Чего набычился? Обиделся, что чаю не дадут? Не переживай, дома попьёшь.

На улице Герман спросил:

– Что это было?

– Это было знакомство с начальником следственного изолятора, – ответил ВВ. – Кстати, он мог бы быть вашим соседом.

– В каком смысле?

– В прямом.