Читать книгу Ты знаешь истину – иди и проповедуй! - Михаил Эльман - Страница 14

Отправляясь на задание, вы будете при оружии для поднятия авторитета, но пускать его в ход вам не разрешается ни при каких обстоятельствах. Вы меня поняли? Ни при каких обстоятельствах!

Эрнест Хемингуэй. Пятая колонна

1

Они вошли через боковую дверь следом друг за другом, Джонс чуть впереди, Мэтр сзади. Не обращая внимания ни на кого, как будто они вошли в зал кинотеатра за пять минут до начала сеанса, судьи чинно и деловито заняли свои места на возвышении и положили перед собой папки с документами. Джонс проверил магнитофон и поставил кассету. Какое-то время ничего не происходило. Мэтр и Джонс занимались своими делами: раскладывали бумаги на столе, что-то читали, делали пометки. Их безразличные взгляды иногда отрывались от бумаг и вскользь пробегали по пространству комнаты так, как будто бы оно было совершенно пустым. Это не было частью стандартной подготовки к суду или необходимой процедурой – это был чисто психологический приём, рассчитанный на то, чтобы заставить человека, оказавшегося внизу перед судейским возвышением, олицетворяющим власть и силу государства, ощутить никчемность его бренных проблем и ничтожность его судьбы. Пробудить в нём волнение и неуверенность, а заодно изучить его реакции, интуитивно прощупать, «прокачать» его и наметить психологический план ведения суда. Кроме того, Мэтр очень внимательно отнёсся к предупреждению Бернье, хотя он ни словом не обмолвился об этом Джонсу.

Ничто из этого не возымело ни малейшего воздействия. Перед судьями сидел среднего роста, крепко сложенный человек лет тридцати пяти с несколько грубоватыми чертами лица, в которых трудно было найти что-либо выделяющееся. Лицо его с темными кругами под глазами выдавало бесконечную усталость. Он задумчиво смотрел куда-то в сторону. Очевидно, происходящее мало интересовало его. Он был явно не в форме, и ни аккуратно уложенные волосы, ни неплохо сидящий костюм с удачно подобранным галстуком не могли это скрыть.

Наконец Джонс нарушил тишину:

– Комиссия по делам беженцев министерства иммиграции Канады рассматривает заявление о предоставлении статуса беженца гражданину Израиля… – Джонс назвал его полное имя и фамилию. – Комиссию представляют: мэтр Ноэль де Бержак и месье Жан-Артур Джонс. Адвокат заявителя: мадам Мими Морель, переводчик… – Джонс взглянул на бумаги. – Карел Новак.

– Заявитель, поклянитесь на священном писании, что будете говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.

Это было чисто процессуальной формальностью. Возле настольного микрофона, стоящего между ним и переводчиком, лежали Коран и Библия (буддисты и иудеи на книгах не клялись).

Он медленно поднял глаза на Джонса, как бы несколько недовольный тем, что его побеспокоили. Нет, он не разглядывал Джонса, ему просто было необходимо некоторое время, чтобы выйти из своего отрешённого состояния, после чего он устало заявил:

– Я не могу клясться на этих книгах. У меня есть свои. – Он ни разу не взглянул на Мэтра, но Ноэль вдруг понял, что его уже ощутили, увидели и прочли.

«Однако играть на таком уровне довольно трудно, – отметил про себя Мэтр. – Что-то в нём всё же есть, это вызывающее безразличие должно иметь под собой какое-то основание».

– Ладно, поднимите руку и поклянитесь просто так, – предложил Джонс, чтобы не затягивать процедуру.

– Нет, – упрямо возразил он.

Возникла пауза. Джонс, слегка сбитый с толку таким началом, несколько растерялся, Мэтр хранил молчание, он предоставил Джонсу право вести суд и решать тактические задачи, за собой он оставил стратегию.

– Вы имеете право клясться на книгах, которые вы считаете священными, – наконец объявил Джонс, в его тоне послышалось раздражение.

Он повернулся к Мими:

– У вас есть с собой эта книга, которую я вам дал?

– Нет, я её не взяла, – сказала Мими в микрофон, не поворачиваясь и не смотря на него.

Видимо, он был готов к этому. Наклонившись к довольно-таки объемистой сумке, лежащей у его ног, он вытащил толстую папку в темно-красном переплете, из которой торчали многочисленные закладки, потом ещё одну поменьше, также с закладками.

– Это мои рабочие экземпляры, – объяснил он всем.

Потом, порывшись в сумке, извлек оттуда две книжки, одну в белом, другую в темно-зеленом переплете, и сложил все книги друг на друга. Образовалась стопка высотой сантиметров десять. Затем он положил правую руку на книгу, лежащую сверху, и произнес слова клятвы:

– Клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды!

Его движения были несколько суетливы, но, когда он поклялся, к нему вернулось его прежнее безразличие. Это не укрылось от придирчивых взглядов Мэтра и Джонса.

Джонс, который не без досады наблюдал за ходом всей этой процедуры, был-таки впечатлён образовавшейся горкой книг. Его раздражение сменилось любопытством.

– Что это за книги?

Он поднял верхнюю в мягком темно-зеленом переплете.

– Это Тора, а это, – он указал на оставшиеся, – современная философия иудаизма. Вот это Мозес Гесс. – Он поднял и показал судьям книгу в белом переплете. – А это Ахад Хаам и Мартин Бубер.

Мэтр и Джонс невольно улыбнулись, начало было многообещающим, книга в белом переплете называлась «Рим и Иерусалим».

– В каком году вы приехали в Израиль? – задал Джонс первый вопрос.

Это был стандартный вступительный вопрос, его информационная форма с детальными биографическими данными вместе паспортом и свидетельством о рождении (Мими передала их секретариату перед судом) лежали на столе перед Джонсом.

Он назвал дату.

– Вы работали в сервисном отделе крупной электронной компании, вы были довольны своим положением?

– Да, у меня была престижная работа.

– У вас были деловые поездки?

– Да, я побывал во многих странах.

– Когда вы решили присоединиться к реформистскому обществу, вы понимали, что это оппозиционная организация, противопоставляющая себя ортодоксальному иудаизму?

– Конечно, но «оппозиционная» вовсе не значит «запрещённая». Мы не совершали ничего противозаконного.

– То есть литература, которую вы распространяли, не запрещена в Израиле?

– Насколько я знаю, нет, но дело не в этом.

– А в чём же? – спросил Мэтр.

– Эта литература не издавалась на русском языке, были лишь отдельные отпечатанные на пишущей машинке переводы работ Бубера и Ахад Хаама, они распространялись в России нелегально. Мы собрали всё, что сумели найти, отредактировали и подготовили к печати сборник. Предполагалось издать его под названием «Учение пророков и современность». Кроме этого, мы собирались издать серию книг под общим названием «Духовная история человечества».

– Где вы собирались издавать эти книги?

– Мы пытались сделать это в Израиле.

Мэтру не приходилось читать сочинения Ахад Хаама, но работы Мартина Бубера были ему знакомы. Более того, он знал о существовании в двадцатых годах еврейской академии во Франкфурте-на-Майне, пропагандирующей религиозные и политические взгляды Мартина Бубера и его и единомышленников. Академия организовала вечерний университет для взрослых, издавала газеты и журналы и распространяла их по всей Германии. Она прекратила своё существование после прихода Гитлера к власти.

Джонс задал один из своих заранее приготовленных вопросов:

– В анкете вы определяете своё вероисповедание как реформированный иудаизм, но на самом деле вы являетесь сторонником какого-то Бубера. Можете ли вы коротко определить суть его учения?

Он на секунду задумался и ответил:

– Нет в библейской реальности нации и нет религии, есть народ, воспринимающий свои действия как действия Бога.

Мэтр удивлённо на него посмотрел. Такую трактовку мировоззрения Бубера, считавшегося вполне академическим религиозным философом-экзистенциалистом, он услышал впервые. «Впрочем, эти русские способны из любой философии сделать революцию», – подумал он.

Он поймал взгляд Мэтра и добавил:

– В истории Израиля есть нечто, не только дополняющее, но и исправляющее историю человечества, и это невозможно отрицать.

– То есть вы считаете, что история не предопределена Богом, а её творят люди сообразно своему ведению? – спросил Мэтр.

Он оживился:

– Это не совсем так. Мировая история не раскрылась в своей основе, она только лишь приоткрывается как видение, как духовно зримый путь Господа, прочерченный на небесах, а на земле её творят народы, наполняя свои сосуды духа и тем самым осуществляя свою миссию на земле. Если они становятся неспособными выполнять эту священную функцию, они уходят с исторической арены, и на их место приходят другие.

– Это ваше собственное утверждение или это часть учения Бубера? – спросил Мэтр.

– Это исторический и духовный опыт еврейского народа. Мы единственный народ, сохранившийся со времён великой античности в силу завета, заключённого с Богом. Мы знаем это из мглы внутреннего знания. – Он сделал паузу, пытаясь подобрать слова. – Из света внутреннего знания…

Мэтру невольно вспомнилось изречение Бенедикта Спинозы: «Воспоминание о встрече с Богом хранится в глубине каждой еврейской души».

– Когда ваше реформистское общество начало свою деятельность? – спросил Джонс. Он решил поменять тему и сосредоточиться на деятельности организации.

– Мы начали распространять литературу перед выборами в апреле 1992 года.

– Где вы проводили свои встречи?

– В основном на моей квартире, в парке на горе Кармель и в соседнем кафе, его хозяин сочувствовал нашему движению.

– Сколько людей собиралось на встречах?

– Обычно десять-двенадцать человек, иногда больше. Мы старались не привлекать внимание.

– То есть вы предполагали негативную реакцию на вашу активность? – спросил Джонс, ему было важно понять, как он сам оценивает свою деятельность.

Он повернулся к Мими, как бы спрашивая её совета. Мими решила взять ответ на себя:

– В Израиле нет государственной религии, но религия и не отделена от государства. В стране существуют ультраре-лигиозные политические партии. Правительство Израиля обеспечило ортодоксальному иудаизму режим наибольшего благоприятствования, его институты тесно переплетены с государственными структурами и финансируются из государственного бюджета. Реформы в иудаизме рассматриваются как посягательство на национальное достояние, разрушение национальных традиций, разрыв связей со своими духовными предками. Всё это способствует укреплению позиций ортодоксального иудаизма в целом. За последние годы в Израиль приехало около трёхсот тысяч репатриантов из бывшего Советского Союза. Для них ортодоксальный иудаизм есть не что иное, как пережиток Средневековья. С другой стороны, с целью объединить различные еврейские этнические группы в единый еврейский народ ортодоксальный иудаизм используется для национальной идентификации евреев, что вызывает значительное социальное напряжение. Для Израиля самоопределение еврея, в силу исторического самосознания народа, является государствообразующей идеей. Деятельность реформистского общества была в основном образовательной. Новые эмигранты выросли и воспитывались в коммунистической стране и после краха коммунистической идеологии оказались в духовном вакууме. Иудаизм, основанный на мировоззрении Мартина Бубера, который проповедовали члены реформистского общества, соответствовал духовным запросам и национальным чувствам новых эмигрантов. Мартин Бубер верил в сближение иудаизма и христианства. А среди вновь прибывших было много смешанных пар, и многие из них воспринимали христиано-иудейское учение как нечто цельное. За короткий срок, пока в стране проходила предвыборная кампания, организация сумела распространить сотни экземпляров литературы и привлечь к своей деятельности десятки людей. Это не могло остаться без внимания министерства по делам религий и министерства внутренних дел, которые контролируются представителями ортодоксальных партий.

– Существовала ли подобная организация в Израиле прежде? – спросил Джонс.

– Да, – ответил он. – При жизни Бубера. Но тогда не было людей, которые могли бы это воспринять.

– Когда умер Бубер?

– В тысяча девятьсот шестьдесят пятом.

«Понятно, – подумал Джонс, – остались ученики и последователи, которые решили воспользоваться шансом и использовать в значительной степени ассимилированную и очень далёкую от иудаизма массу вновь прибывших иммигрантов в своих интересах».

– Кто руководил организацией? – спросил Джонс.

– Было активное ядро, восемь человек.

Мэтр задумался. Он понимал, что между пламенными деяниями одиноких носителей духа и возникновением движения, основанного на их идеях, должно пройти время. В истории человечества время от времени появлялись исключительные личности, пытающиеся всей своей жизнью преодолеть ограничения человеческой природы, но далеко не всегда им удавалось обрести последователей и создать учения. Для этого нужны были очень специфические условия, и, возможно, в Израиле они сложились. Но что же это? Чисто человеческие дерзания или проявления высшей воли?